Сентябрь 1917 года обогатил российский политический лексикон словом "предпарламент". Ни до ни после наша история подобной конструкции не знала. Тем не менее в нашей истории Предпарламент остался, поскольку бои на его площадке велись ожесточенные.
Предпарламент — плод провального Демократического совещания, где умеренные левые политики пытались выработать формулу однородного демократического правительства, то есть Временного правительства, но уже без министров-капиталистов. Не получилось, поскольку все перессорились. Хотя идея была вроде вполне уместная. Страна левела на глазах, поэтому коалиционная форма правительства, основанная на компромиссном союзе правых и левых, себя исчерпала. Более того, и правительства как такового на тот момент не существовало, Россией управляла неполноценная директория из пяти министров во главе с Керенским.
В этот же период была юридически распущена и IV Государственная дума. Дума, разумеется, давно уже официально не функционировала, однако сами думцы, как "отцы" Февраля, на заднем плане российской политической сцены определенную роль все же играли. Причем как каждый в отдельности, так и собираясь периодически в различные группы по интересам.
Так и возник очевидный вакуум власти. А поскольку умеренные левые договориться не сумели, появилось новое, еще более слабое коалиционное правительство. В нем опять были представлены как правые, так и левые, однако ни одна крупная партия в этом правительстве иметь своих представителей уже не захотела. Во главе нового кабинета остался уже раздражавший буквально всех премьер Керенский.
Слабость нового правительства была столь очевидна, что то же самое Демократическое совещание, не договорившись о главном, решило дать власти хотя бы костыль, чтобы та, пусть и с грехом пополам, но все же сумела доковылять до Учредительного собрания. Предпарламент и есть тот самый костыль.
Впрочем, поскольку первоначальная идея сделать Временное правительство подотчетным Предпарламенту подверглась затем корректировке и в конечном итоге этот государственный институт стал лишь совещательным органом при правительстве, подпорка оказалась, конечно, шаткой.
Одно дело – контролировать, другое – рекомендовать.
Первое заседание состоялось 23 сентября. Первоначально общее число членов Предпарламента планировалось в составе 313 человек, куда должны были войти представители от всех фракций – участников умеренно-левого Демократического совещания, однако позже Керенский настоял на том, чтобы помимо левых в Предпарламент были включены члены кадетской партии и различных организаций и учреждений. Таким образом, Предпарламент, "растолстев" до 555 членов и став формально представителем более широких кругов общества, на деле утерял то единственное, чем мог быть на тот момент ценен – свою левизну. Получалось, что изрядно полевевшие низы представляли все те же старые политики, уже утратившие влияние. Скажем, кадеты, растерявшие весь свой авторитет после корниловского выступления, имели в Предпарламенте 75 мандатов, а большевики, уже получившие контроль над многими Советами, получили всего 58 мандатов.
Это, разумеется, не устраивало левых радикалов. Но и либералы, попавшие в Предпарламент благодаря Керенскому, тоже были не в восторге. Как вспоминал позже Павел Милюков, кадеты, осматриваясь по сторонам, "говорили друг другу: хорошо, если Учредительное собрание будет не хуже этого!" И опасались не зря. Их время ушло.
В руководстве РСДРП(б) мнения относительно Предпарламента были противоположными.
Спорили даже не о том, какую политику проводить в этом совещательном органе, а нужно ли вообще участвовать в работе Предпарламента. Эта дискуссия стала продолжением борьбы сторонников и противников ленинского курса на немедленное восстание. Поскольку сам вождь в это время находился в Финляндии, лидерами двух противоборствующих групп в ЦК стали Лев Каменев, который упорно пытался найти шанс для мирного развития революции, и Лев Троцкий – на тот момент пламенный ленинец.
Состав Предпарламента, убеждал Лев Давидович, не отражает реальное соотношение политических сил, то есть волеизъявление народа, следовательно, участие в работе этого органа не только пустая, но и вредная затея, поскольку де факто означает поддержку Временного правительства, которое не способно ни войну остановить, ни проводить в России необходимые реформы. Если оставить в стороне демагогический тезис о волеизъявлении народа, поскольку большевики убедительно доказали, что народная воля для них важна лишь на этапе захвата власти, то в остальном аргументы Троцкого справедливы.
Тем не менее поначалу выиграл Каменев, выступавший против бойкота Предпарламента. В ходе голосования в ЦК голоса разделились примерно поровну, а затем, на расширенном обсуждении этого вопроса с участием питерского комитета, Троцкий проиграл: за бойкот проголосовали 55 человек, а за участие в Предпарламенте — 77. Партию тут же из Финляндии решительно поправил вождь, полностью поддержавший Льва Давидовича. По словам Ленина, единственное назначение Предпарламента "отвлечь рабочих и крестьян от растущей революции". А решение большевиков участвовать в его работе вождь назвал не просто "вопиющей ошибкой", но и "позорным".
Вождь есть вождь, поэтому расстановка сил в ЦК сразу же изменилась. А Лев Троцкий получил возможность, покидая Предпарламент, громко хлопнуть дверью.
Объясняя уход большевиков, Троцкий заявил: "Создана власть, в которой и вокруг которой явные и тайные корниловцы играют руководящую роль… С этим правительством народной измены … мы ничего не имеем общего… Да здравствует немедленный, честный, демократический мир, вся власть Советам, вся земля народу, да здравствует Учредительное собрание!"
Так и сказал: "Да здравствует Учредительное собрание"! Лукавил, разумеется, учитывая, что Ленин уже взял курс на восстание, но… одним словом – политика! Правые и центристы к демаршу большевиков отнеслись равнодушно, посчитав, что без них в Предпарламенте работать станет легче.
Зато меньшевики, куда лучше знавшие большевиков, прекрасно поняли, что те, по словам автора "Записок о революции" Суханова, "уходят на баррикады". Он же назвал речь Троцкого "пистолетным выстрелом". А один из лидеров меньшевиков Федор Дан счел, что уход большевистской фракции был открытым призывом к восстанию.
"Отказ большевиков от работы в Предпарламенте, — писал он, — приближал катастрофу и, даже в случае образования демократического правительства, заранее ставил его под ожесточенные удары слева".
Пресса на события отреагировала по-разному, но в целом преобладала тревога. Как было сказано в одной из газет: "Новый Совет республики (речь о Предпарламенте) и стремящееся опереться на него правительство только тогда сумеют вывести страну из состояния все возрастающей анархии, когда у министров будет столько же решимости и воли к действию, сколько ее у товарища Троцкого".
С горем пополам Предпарламент просуществовал до штурма Зимнего. А когда переворот произошел, этот орган представительной власти не смог предпринять абсолютно ничего.
Диагноз Павла Милюкова справедлив: "В этом сказалось общее сознание бессилия этого эфемерного учреждения".
