Левую эсерку Марию Александровну Спиридонову еще в юности приговорили к повешению за убийство чиновника Луженовского — мстила ему за расправы над участниками крестьянских волнений. Две недели провела в камере смертников, лепила из хлебного мякиша человечка и вешала его на нитке. Приучала себя, чтобы не дрогнуть на эшафоте.
Однако петлю заменили на бессрочную каторгу. Не из милосердия, просто выяснилось, что у нее туберкулез, решили, что и так быстро умрет.
Освободили в феврале 1917-го. А уже к Октябрю эсерка стала, по словам Джона Рида, "самой популярной и влиятельной женщиной в России". Много выступала, избиралась председателем различных съездов и вообще воспринималась как живой символ революционной борьбы.
Во многом расходясь с большевиками, Спиридонова была поначалу готова с ними сотрудничать. Вынужденно. Просто признавая тот факт, что массы идут за ними. Явление временное, полагала эсерка. Народ отшатнется от них, когда придет пора решать социальные задачи: здесь, как она считала, насильственные методы обречены на провал. На короткий срок Мария Спиридонова поддержала даже Брестский мир: "Мир <…> подписан нуждой, голодом, нежеланием народа воевать".
Впрочем, скоро с большевиками разошлась и в эсеровском заговоре 1918 года принимала активное участие.
Есть версия, что давала рекомендации Блюмкину по устранению немецкого посла Мирбаха. Арестовали, но на первый раз амнистировали за "особые заслуги перед революцией". На свободе, однако, Мария Александровна оставалась недолго: вся ее дальнейшая жизнь — череда арестов и ссылок.
Противоречий с большевиками хватало, но особенно резко она выступала против стерилизации Советов, полагая их идеальной формой народовластия. Вопрос этот, понятно, спорный, поскольку даже многопартийные Советы отражали мнение лишь левых сил. Тем не менее Советы — действительно своеобразная форма народовластия, представлявшая в тогдашней России интересы большинства граждан.
История не всегда точна в формулировках. Вот и здесь она изрядно напортачила.
Советская власть находилась при смерти уже в 1918 году.
Та система, которая у нас восторжествовала, — это, конечно, не советская власть, а власть лишь одной партии, затем и вовсе превратившаяся во власть партийного аппарата. Поэтому, рассуждая о десятилетиях советского режима, рекомендую хотя бы мысленно делать необходимую поправку.
Отсюда несуразица и с термином "антисоветчина". В реальности главными антисоветчиками были не диссиденты, а сами большевики. Это они сначала использовали Советы для захвата власти, а затем превратили их в ширму демократии. С демократией как с маслом — слово одно, но может означать очень разные вещи: даже не очень качественное сливочное масло можно есть, а вот машинное масло — сиречь советская демократия — не стоит. Вот и выходит: Спиридонова — это и есть настоящий советский человек, которому пришлось жить и умереть в эпоху антисоветчины.
Известно ее письмо в ЦК РСДРП(б) в ноябре 1918 года: "Своим циничным отношением к власти советов, своими белогвардейскими разгонами съездов и советов и безнаказанным произволом назначенцев-большевиков вы поставили себя в лагерь мятежников против советской власти… Власть советов — аппарат самоуправления трудящихся масс, чутко отражающий их волю, настроения и нужды… Неуважение к избранию трудящимися своих делегатов и советских работников <…> даст богатые плоды правым партиям. Вы настолько приучили народ к бесправию, создали такие навыки безропотного подчинения всяким налетам, что <…> диктатура может пройти как по маслу. Вместо свободного <…> творчества народного, через смену, борьбу в советах и на съездах у вас — назначенцы, пристава и жандармы из коммунистической партии".
Это политическая позиция, однако не только позиция определяет судьбу человека.
У многих позиция "уходит в свисток". У Марии Спиридоновой помимо позиции была еще и редкая пассионарность, которая переплавляла ее раскаленные мысли в решительные действия.
В 1906-м журналист-эсер Сергей Швецов в журнале "Народная беседа", рассуждая о деле Спиридоновой, сравнивал ее с лейтенантом Шмидтом. Как писал Швецов, и в той, и в другой фигуре при всей их несхожести как в фокусе отразилось страстное желание русского человека прорваться к свободе. Пересказываю примерно. У автора очень длинный абзац, переполненный самыми высокими словами. В те времена произносить высокие слова не стеснялись — это характерная черта переломных исторических периодов. Но именно в такие времена люди не только говорят, но и куда чаще совершают поступки. Разные: высокие, низкие, спорные.
Убийство Луженовского — один из таких поступков. Небольшого роста, да еще с толстой девичей косой, Мария Спиридонова и в двадцать лет напоминала гимназистку, поэтому и смогла несколько дней подряд беспрепятственно выслеживать на железнодорожной станции свою жертву. А когда чиновник из вагона наконец вышел, то оказался в плотном окружении казаков и жандармов. Как Спиридонова в такой ситуации изловчилась прицельно выстрелить, понять трудно, но еще сложнее представить, как в дальнейшей суматохе, когда юную террористку ловила куча здоровенных мужиков, она тем не менее сумела произвести еще несколько выстрелов. Причем в цель попали все пули.
Потом, спрыгнув с платформы на пути, Мария пыталась застрелиться, но тут ее наконец поймали и оглушили прикладом.
Избивали зверски. Потом кто-то за косу закинул тело на платформу, а еще позже опять за косу — хрупкая Спиридонова ничего не весила — в коляску извозчика, чтобы доставить в полицейский участок. Там девушку раздели донага и снова жестоко били. Скрывать свое имя Мария не собиралась, однако после избиения не могла его вспомнить. За это снова долго и изощренно били.
Пересказываю все это столь подробно не в оправдание террористки. А лишь для того, чтобы умерить иллюзии, которые стали набирать силу в постсоветский период. Будто в 1917 году некие дикие люди — революционеры — беспричинно набросились на милый, добрый царизм, уютно хрустевший французской булкой, наслаждаясь в беседке у пруда чаем после трудов своих праведных. Если бы так, то как просто было бы разбираться в истории и выносить событиям и людям оценки.
На самом деле, как это обычно и бывает, одно лихо будило другое. Луженовский подавлял восстание тамбовских крестьян, которые, полагаю, не от хорошей жизни жгли тогда помещичьи усадьбы. Каратели по его приказу в мужиков стреляли, пороли, а женщин еще и насиловали. Именно за это, а вовсе не из-за паталогической склонности к убийству, Спиридонова хладнокровно выпустила в Луженовского пять пуль. Потом казаки и жандармы избивали эсерку за убийство своего начальника-карателя. Затем эсеры, уже мстя за Марию Спиридонову, убили двух ее главных мучителей — казачьего офицера Абрамова и полицейского Жданова.
Так и разгорался костер 1917 года, Гражданской войны, белого и красного террора. А затем сталинизма.
По тюрьмам, ссылкам и снова тюрьмам Спиридонова прошла одно десятилетие, другое, а в сентябре 1941 года вместе с большой группой зэков (в списке 170 имен) ее расстреляли. Составил этот список антисоветчик Берия, а утвердил (есть автограф) антисоветчик Сталин.
Расстрельная команда попалась на редкость трудолюбивая. В Медведевском лесу под Орлом они сначала не поленились выкопать деревья, потом свалили в эти ямы трупы, а сверху снова посадили деревья.
Надо признать, экологически очень чистая работа.
По весне птицы поют, травка зеленеет. И уж точно в том лесу хорошие грибные места.
