До сих пор многие убеждены, что едва ли не главной причиной поражения Временного правительства было злополучное желание министров-капиталистов заставить обессиленный народ воевать до победного конца, чему Ленин мудро (хитроумно) противопоставил мирную альтернативу. Мысль эта в разных вариациях постоянно обыгрывалась в учебниках советского периода, а сам ленинский Декрет о мире — первый декрет большевиков открывал все хрестоматии, посвященные миролюбивой внешней политике Советского Союза.
В основе мифа лежит извечное нежелание обывателя работать с первоисточниками.
Если бы он потрудился прочесть хотя бы пару ленинских статей по вопросам войны и мира, то старые иллюзии испарились бы. Зато, не исключаю, их место занял бы недоуменный вопрос: почему же солдатские массы все-таки пошли за большевиками? Если говорить о Временном правительстве, то лозунг "Война до победного конца" был связан в основном с Павлом Милюковым. Своей политикой этот видный кадет действительно нанес огромный ущерб репутации Временного правительства, однако могильщиком русской демократии он быть не мог, поскольку ушел в отставку уже в апреле 1917 года.
А после отставки министра иностранных дел, прозванного Дарданелльским, позиция России формулировалась уже следующим образом: "Во внешней политике Временное правительство, отвергая, в согласии со всем народом, всякую мысль о сепаратном мире, открыто ставит своей целью скорейшее достижение всеобщего мира, не имеющего своей задачей ни господства над другими народами, ни отнятия у них национального их достояния, ни насильственного захвата чужих территорий, — мира без аннексий и контрибуций, на началах самоопределения народов".
Воевать Временное правительство не хотело, однако не представляло, как завершить дело без ущерба для российских интересов.
Правда, как это сделать, не знал в России тогда никто. От идеи сепаратного мира с Германией открещивались все крупные российские политики, в том числе и Ленин, уж очень это смахивало на предательство. Кстати, даже Владимир Ильич после отставки Милюкова уже не обвинял Временное правительство в желании вести войну до победного конца, он лишь настаивал, что предложение "буржуинов" о мире без аннексий и контрибуций народы других стран не воспримут. Установим в России власть пролетариата, утверждал он, тогда другое дело.
Впрочем, тут же сам себе и противоречил: "Войну нельзя кончить "по желанию". Ее нельзя кончить решением одной стороны. Ее нельзя кончить, "воткнув штык в землю"… Войну нельзя кончить "соглашением" социалистов разных стран, "выступлением" пролетариев всех стран, "волей" народов и т. п. — все фразы этого рода, наполняющие статьи оборонческих и полуоборонческих, полуинтернационалистских газет, а также бесчисленные резолюции, воззвания, манифесты, резолюции Совета солдатских и рабочих депутатов, — все эти фразы не что иное, как пустые, невинные, добренькие пожелания мелких буржуа. Нет ничего вреднее таких фраз о "выявлении воли народов к миру", об очереди революционных выступлений пролетариата (после русского "очередь" за германским) и т. п. Все это… сладенькие мечты… Русская революция февраля-марта 1917 года была началом превращения империалистской войны в войну гражданскую. Эта революция сделала первый шаг к прекращению войны. Только второй шаг может обеспечить прекращение ее, именно: переход государственной власти к пролетариату. Это будет началом всемирного "прорыва фронта" — фронта интересов капитала, и только прорвав этот фронт, пролетариат может избавить человечество от ужасов войны, дать ему блага прочного мира".
Чуть позже на апрельской партконференции 1917 года Ленин свою позицию подкорректировал.
Речь шла уже не о "всемирном прорыве", а о пролетарской победе в крупных западных странах. Минимально необходимые для достижения мира масштабы европейской революции были на тот момент очерчены так: с одной стороны, речь шла о победе пролетариата в Германии, а с другой — либо во Франции, либо в Англии.
Однако и в таком урезанном виде мирный план большевиков не внушал ни малейшего оптимизма. Наоборот, он беспощадно разрушал всяческие иллюзии. По сути, вождь предлагал безмерно уставшему фронтовику долгий, безмерно долгий путь домой, своего рода революционную кругосветку. Милитарист Милюков по сравнению с пацифистом Ульяновым выглядит, пожалуй, предпочтительнее. Победить (вкупе с союзниками) ослабевшую Германию было для России все же проще, чем перекроить на пролетарский лад крупнейшие западные страны.
Редкий проповедник привлекает к себе паству, обещая конец с ужасом в противовес ужасу без конца, поскольку большинство обычно здраво решает, что хрен редьки не слаще и удаляется в поисках другого пастыря. Так почему же солдатская масса все-таки поддержала большевиков?
Фундаментом успеха, как это часто бывает в политике, были вера, надежда и обман, включая и самообман. Исторический оптимизм большевиков покоился на искренней вере в чудотворную силу марксизма и почти религиозной надежде на революционный авось международного масштаба.
То есть в Октябре одни слепые, но истово верующие повели за собой других слепых, потерявших веру в старых богов.
Жить без царя в голове оказалось не просто. Найти точку опоры в себе самом смог далеко не каждый: весь предыдущий исторический опыт был противоположен индивидуализму. Да и хаос, царивший вокруг, не укреплял ни воли, ни надежды на завтрашний день. На митинги тянуло как магнитом – телевидения еще не изобрели, поэтому пророков можно было услышать только там. На этом митинговом торжище и раскупалась с большевистских лотков новая национальная идея.
В этот исторический период большевизм продемонстрировал выдающийся талант агитатора и пропагандиста. Все приведенные выше ленинские цитаты, доказывающие, что большевики хотели лишь сменить войну империалистическую на войну революционную, взяты из опубликованных работ. Их никто не скрывал, но реально они предназначались лишь для своих, уже подготовленных идейных бойцов, а вовсе не для малограмотного крестьянина в шинели. Для него слова "война" и "мир" в речах большевистских ораторов мелькали слишком быстро, словно наперстки в известной мошеннической игре. На митинге фронтовику предлагалось упрощенное решение всех проблем. И на Западе все устали воевать, убеждали агитаторы солдата. И там подневольные люди. И немцам надоело воевать за буржуев. И английский пролетарий вот-вот возьмет власть в свои руки. И настанет тогда миру – мир.
Поймать большевистских пропагандистов на наперсточничестве не так уж сложно, достаточно положить рядом листовки для широких масс и ленинские труды того же периода.
Или хотя бы прочесть ленинские указания, вроде следующего: "Развитие этой войны одно только может нас привести к власти и говорить в агитации об этом поменьше надо… По-моему, это бы следовало в письме к агитаторам (не в печати) сообщить коллегиям агитаторов и пропагандистов, вообще членам партии".
Впрочем, повторюсь: в немалой степени речь идет, конечно, и о самообмане. Ленин действительно верил, что на Финляндском вокзале его встречал передовой отряд всемирной пролетарской армии. А вслед за своим вождем поверила в мировую революцию и партия. Поэтому большевистская агитация и оказалась столь эффективной. Толпой, конечно, манипулировали, но делали это по большей части искренне, с вдохновенно горящими глазами и наивной надеждой на светлое будущее.
Это не первый и не последний раз в истории, когда человек по дороге в рай по ошибке забредает в ад.
