Евгений Примаков: нового оттока русскоязычных из стран экс-СССР не будет

Глава Россотрудничества Евгений Примаков "на полях" Восточного экономического форума рассказал в интервью корреспонденту РИА Новости Антону Быстрову о том, будет ли агентство возобновлять работу в Афганистане и ведет ли оно об этом переговоры с талибами*, что в Москве думают об инцидентах с нападками на русскоязычных в странах постсоветского пространства, и нужно ли ждать их нового массового оттока из республик бывшего СССР.

– После назначения на должность главы Россотрудничества вы заявляли, что агентство ждут большие перемены. Все ли удалось сделать? Или еще стоит ожидать изменений? Каких именно?

– Знаете старое выражение, что есть у революции начало, нет у революции конца? Не хотел бы назвать преобразования революцией – не сторонник резких потрясений, но тем не менее преобразование агентства продолжается.

В работе его появился социально-гуманитарный компонент, которого раньше не было. Мы стараемся быть более практичными, быть более прагматичными, четче реагировать на запросы нашей референтной аудитории, которая находится вся за рубежом – мы занимаемся международными делами.

Мы сейчас стараемся выделять профессиональные группы. Например, приезжала в прошлом году на самом пике истории с пандемией коронавируса группа врачей из Сирии, которую мы возили в медицинские центры, показывали, как у нас настроена работа по борьбе с коронавирусом. Это было очень востребовано.

Такие профессиональные группы – это то, что нам нужно. Раньше мы говорили о продвижении русского языка за рубежом, например, это курсы русского как иностранного, курсы повышения квалификации преподавания, и это сохранилось. Сейчас, я считаю, нужно идти дальше в предметы, готовить и помогать готовить агрономов, почвоведов, инженеров.

Русский язык должен восприниматься не как что-то исключительно для чтения Пушкина, а как полезный инструмент, чтобы заниматься бизнесом, получать лучшее образование, получать новые социальные шансы.

Здесь я подхожу к главной нашей затее, куда преобразования агентства ведут. Это – содействие международному развитию. Наше агентство из организации, которая занималась гуманитарным присутствием, должно стать агентством по международному развитию, которое осуществляет гуманитарное влияние. Это принципиально другая история. Содействие международному развитию – это огромная отрасль, которая включает в себя и социально-гуманитарные, и культурно-гуманитарные проекты.

Приведу несколько примеров. Сейчас мы запустили акцию вместе с ассоциацией волонтерских центров "Миссия добро". Это поездки наших добровольцев-волонтеров за рубеж для работы в разных социально значимых проектах, в больницах, школах. Ребята едут на срок от двух до восьми недель. Для них это не заработок. В этом году в Узбекистане пять миссий подобных: это преподаватели и русского языка, и предметники, и специалисты по инклюзивному образованию.

Агентство будет перестроено, сейчас пишется программа содействия международному развитию – комплексная госпрограмма. Ответственным исполнителем является министерство иностранных дел, а мы в структуре министерства – оператор этой программы.

Для начала мы будем сводить хотя бы информацию о тех проектах в сфере СМР, которые ведут остальные ведомства. Например, Минсельхоз борется, условно, с саранчой в условном "…стане" – без привязки к конкретному проекту. Это же тоже содействие международному развитию. На этом проекте должен стоять огромный российский флаг. Мы должны понимать, какие политические выгоды эта программа несет, потому что все, что делает Россия в гуманитарной области, должно иметь политическую пользу для России.

– В Афганистане есть представительство Россотрудничества. Будет ли агентство возобновлять его работу, ведутся ли переговоры с талибами* об этом?

– С талибами* переговоров об этом не ведется с нашей стороны. В контакте с новыми властями, об этом официально известно, находится наше посольство.

Напомню, что "Талибан"* – запрещенная в России организация, но тем не менее это некая новая политическая реальность в Афганистане. Контакты эти есть, они будут так же, как они были у американцев и у всех прочих, когда политический офис "Талибана"* находился в Катаре.

Уточню – я не уверен, что у посольства сейчас идут контакты именно по поводу работы культурного центра, я в целом говорю, что контакты политического свойства осуществляются только через посольство.

Наше представительство там есть, там есть Русский дом, официально он не был запущен и открыт, поскольку там есть определенные формальные требования по безопасности. Так или иначе работа кое-какая там ведется. Наши сотрудники с российским гражданством не находятся сейчас там, они в Москве, они выехали по соображениям, в том числе, безопасности. Кто-то в отпуск выехал. Там находятся только местные нанятые.

Я предполагаю, что как только пыль уляжется, и ситуация в области безопасности там станет более предсказуемой и понятной, мы готовы возобновить работу центра в необходимом формате, включая и курсы, и семинары.

Я с удовлетворением отмечаю, что Русский дом стал местом, где могли базироваться наши журналисты. Такая опорная точка. Это правильно. Я с осторожным оптимизмом смотрю в будущее. Надеюсь, что ситуация будет меняться, а "Талибан"* будет выполнять те многочисленные свои обещания, которые они успели надавать, придя к власти, и мы получим там более предсказуемый режим.

– Что Россотрудничество готово сделать для содействия афганским студентам, получающим образование в России? Будет ли оказана материальная помощь и предоставлены льготы, поскольку ситуация в Афганистане не позволяет вернуться?

– Россотрудничество не оказывает какой-то материальной помощи или льгот кому бы то ни было. У нас нет юридически этого режима. Мы осуществляем отбор студентов и сопровождаем далее в распоряжение министерства образования и науки, которое далее за поступивших студентов отвечает.

Сейчас, безусловно, в связи с кризисной ситуацией мы не можем стоять в стороне. Мы помогаем найти этих людей, которые сейчас находятся на территории Афганистана, составить списки для того, чтобы они могли попасть на учебу в Россию.

Раньше тоже были проблемы, но связанные не с безопасностью, а с коронавирусными ограничениями. Сейчас добавилась история и с безопасностью. Насколько я знаю, прорабатывается программа, по которой эти студенты, которые находятся в Афганистане, все-таки попадут на свои учебные места за парты в Россию. Естественно, с каждым из них наши правоохранительные органы и спецслужбы проводят определенную работу, чтобы понимать, что за человек к нам попадает. Нам здесь нужны люди, которые на самом деле учиться едут, а не заниматься какой-то другой деятельностью.

– Много таких людей, кого отобрать надо?

– Я не настолько хорошо в контакте со спецслужбами, чтобы сказать, сколько отсеивается. Но я знаю, что очень внимательно эти списки проверяются. Так всегда было, но сейчас особенно.

– Рассматривается ли в принципе возможность предоставления российского гражданства афганским студентам?

– Это министерство внутренних дел будет решать. Есть определенная процедура получения разрешения на временное проживание, вида на жительство. Это общая для всех процедура. В принципе по международному праву афганцы, как и другие, могут запрашивать убежище. Они должны доказать, что их преследовали в Афганистане, и они не могут туда вернуться из-за угрозы своей жизни.

– В последнее время достаточно активно звучит тема Казахстана в свете ситуации с русскоязычным населением там. Несмотря на все заявления российской стороны и властей Казахстана, все равно появляются сообщения об определенных словесных нападках на русскоязычных граждан в этой стране. Есть ли у Москвы какие-то реальные механизмы, чтобы прекратить это? Какие механизмы? И будут ли они задействованы?

– Во-первых, я не сказал бы, что сейчас ситуация как-то резко ухудшилась. Мы помним, как было в 1990-е годы, когда русскоязычное население просто бежало, побросав свои дома и имущество, не только из среднеазиатских республик. Вероятно, мы стали на это более чутко и болезненно реагировать. Это связано и с той трансформацией национального самосознания, которую проходит Россия после крымской весны, с ситуацией внешней, определенной конфронтацией, которая против России происходит. Но это, наверное, больше связано с нашей обостренной реакцией.

Да, были такие эпизоды. Я, конечно, опасаюсь, как и многие другие, что такие эпизоды будут повторяться. Но Россия реагирует достаточно четко на них, обозначая красные линии, обозначая, что недопустимо в отношении русского и русскоязычного населения. Его права должны быть безусловно защищены. Нет никакой возможности сказать, что это мы не замечаем. Сейчас по тому, что произошло, например, в Казахстане, я могу только удовлетворение отметить по поводу того, какие меры были предприняты казахской стороной в отношении этого блогера Ахметова, который, насколько я читал, даже уехал из страны, поскольку против него возбуждено уголовное дело.

Так что мне реакция казахской стороны вполне симпатична. Очень я ей рад.

– Вы упомянули отток русскоязычного населения в 1990-е годы. Возможно ли повторение этого сценария на постсоветском пространстве, в центральноазиатских республиках?

– Я считаю, что это невозможно. Поскольку тогда была другая Россия. Сейчас это сильное государство, которое имеет гораздо большее позитивное влияние на происходящее в мире, в том числе на пространстве бывшего СССР.

*Террористическая организация, запрещенная в России