Южные ворота Карабаха
Что происходит в Гадруте после войны
Галия Ибрагимова
«Гадрутский коньяк пробовали? Армяне знают толк», — шутливо говорит журналистам гид и историк Ризван Гусейнов.
Автобус резко тормозит, водитель командует: «Перекур пять минут и в путь! Гадрут близко». Но дорогу преграждают стекла, груды кирпичей, разбросанная на земле обувь. Жители в спешке покидали дома. Чем дальше, тем заметнее следы недавней карабахской войны. Корреспондент РИА Новости одна из первых побывала в Гадруте после перехода этого города под контроль Баку.
Ключевой узел
Перед въездом в Гадрут — большой камень, выкрашенный в цвета азербайджанского флага. До войны на нем был флаг непризнанной Нагорно-Карабахской республики. «Перекрасили первым делом, чтобы было понятно. Гадрут — это Азербайджан», — объясняет Ризван и фотографируется у камня.
Вокруг — горы, сосны, полевые цветы. Внизу, в живописной долине, — город. Это и есть Гадрут. Во время второй карабахской он оказался в эпицентре конфликта. Бои продолжались несколько недель и завершились возвращением этих территорий Азербайджану.
В советский период Гадрут входил в Нагорно-Карабахскую автономию. После первой карабахской стал административным центром НКР. Причем границы расширились за счет Джебраильского и части Физулинского районов Азербайджана.
Получасовой спуск — и Гадрут как на ладони. Несмотря на разбитые дороги и послевоенный беспорядок, он цел. Здесь нет руин и минных полей, как в приграничном Физули. Следы войны вначале неприметны. На крышах — свежая краска, дома почти не пострадали. Магазины, аптеки…
Перед школой — еще не заросшая травой спортивная площадка. Качели и потертые горки — чуть больше полугода назад тут играли и шумели дети. Теперь тишина. И вдруг — стук мяча о землю.
«Наши военные. Следят за обстановкой. Мало ли кругом провокаторов, — говорит Ризван. — Пригороды Гадрута армянские диверсанты не покидали до зимы».
Много брошенной обуви и одежды. «Что скрывать, были столкновения», — обращается к журналистам тот, кто пару минут назад играл в мяч. Представляется: Гасым.
«Жители и военные не ожидали, что мы пойдем через горы, — продолжает он. — Готовились к удару с севера в Мардакерте, но мы зашли с юга. Прорвав линию обороны в Джебраиле, двинулись на Гадрут. Это южные ворота в Нагорный Карабах. Ключевые дороги с юга Азербайджана вглубь Карабаха идут через этот узел. Но главное — прямой выход в Шушу».
На вопрос корреспондента РИА Новости, почему город переходил из рук в руки, собеседник отвечает: «В первые недели октября была разведка боем. Азербайджанцы заходили в Гадрут, изучали местность. Добирались до центра и временно отступали. СМИ это подавали как провал Баку. Когда же мы прорвали южный фланг и вступили в город, то не встретили серьезного сопротивления».
Просчет армянской стороны он видит в том, что Гадрут обороняли всего несколько рот спецназа и местное ополчение. «В общественном сознании засело, что в городе шли ожесточенные бои. Но посмотрите сами, Гадрут цел, разрушения минимальны. Для жителей заранее открыли гуманитарный коридор», — подчеркивает военный.
В планах Баку соединить трассу Гадрут — Джебраил — Шукюрбейли с магистралью в Зангезуре. Дорога станет частью Зангезурского коридора из основной части Азербайджана в Нахичевань.
Послевоенный Гадрут
У панельного дома возле армянской церкви «Спитак Хач» — бельевые веревки, на них до сих пор висят рубашка и майка. Квартиры не заперты. В одной из комнат на первом этаже — заваленное нотными тетрадями пианино. На полу — вещи, ведра, посуда. Сверху — шахматная доска, искусственная новогодняя елка и осколки игрушек. Плюшевый медвежонок уткнулся в подставку под пианино. Повсюду коробки и одежда.
«Люди верили соцсетям, где писали: город под контролем армян. Собирались в последние часы. Несколько семей вынужденно оставили престарелых родственников. Азербайджан позже помог отправить их к семьям», — рассказывает сопровождавший журналистов политолог Ниджат Гаджиев.
Армянская церковь «Спитак Хач» на юге Гадрута контрастирует с хаосом вокруг. Величественные каменные стены, узорчатый хачкар. Внутри — деревянные сиденья, на стенах — иконы. У алтаря подсвечник с каплями воска.
Перед церковью раскинут абрикосовый сад. Неподалеку дом настоятеля. Разбросаны фотографии, вырванные из книг страницы. Перед тем как покинуть Гадрут, священник и прихожане, видимо, подожгли церковную утварь. Гид и историк Ризван бережно собирает и пытается соединить фрагменты разорванной фотографии: «Похоже, из семейного альбома».
Старается что-то разглядеть в траве. Объясняет: «Возле храма обычно кладбище. На надгробных плитах у армян часто изображены сцены охоты, посевной или сбора урожая. Настоящее искусство». Но водитель торопит в путь.
Нация — бакинец
«В боях за Физули, Ходжавент и Гадрут в первую карабахскую погиб мой старший сын Самир. Ему было девятнадцать. Будете в тех краях, привезите мне хотя бы камешек в память о моем мальчике», — попросила перед поездкой в Гадрут Мария Алиева, в девичестве Карапетян.
Ей за семьдесят, разговор о сыне дается непросто — держится за ручку кресла. «Самир с детства мечтал быть военным. Прибегал после школы, обнимал меня и говорил: «Мам, вырасту, стану солдатом и буду тебя защищать». Поступил в Нахичеванское военное училище. Его призвали в самое пекло первой карабахской прямо из армии. Так и погиб».
Война азербайджанцев и армян за Нагорный Карабах для Марии Егоровны — личная трагедия. Она армянка, но почти всю жизнь провела в Баку. Родители переехали в Азербайджан в 1956-м из Алтайского края. В Сибири семья оказалась из-за репрессий. «Дед оставил огромный дом в Горисе и перевез семью в вечную сибирскую мерзлоту».
В Азербайджане до первой карабахской войны была большая армянская диаспора. Когда дядя Марии позвал ее родителей, те долго не раздумывали. «Тогда шутили, что Баку второй после Одессы многонациональный город. Кого тут только не было! Азербайджанцы, армяне, лезгины, талыши, русские. На вопрос, какой нации, отвечали — бакинцы».
Замуж Мария Егоровна вышла за азербайджанца.
«Родители мужа всегда говорили, мол, армянская невестка самая красивая и любимая. Ни одного плохого слова от них не слышала. Родила четверых детей».
По-доброму к ней отнеслись и соседи. Мария научилась делать уколы и капельницы. В бакинском поселке Маштага, где они жили с супругом, ее прозвали сестрой милосердия. «В день Маша обегала до сорока домов в округе. Она безотказная — как скорая помощь», — встревает в беседу соседка.
«Мы бок о бок с Марией Егоровной тридцать два года. Она помогала мне нянчить детей. Когда началась война в Карабахе, никто не тыкал пальцем и не упрекал, что она армянка. Для нас она родная», — добавляет другая соседка.
Мечты и воспоминания
Войну спровоцировали политики, уверена Мария. «Давление поднимается, за таблетки хватаюсь, когда чиновники говорят о генетической несовместимости армян и азербайджанцев. Столько лет были вместе, а теперь гены разные? Отлупила бы, уши выдрала за такие слова».
Во время первой карабахской Алиева-Карапетян опасалась, что окружающие на нее ополчатся. По телевизору каждый день показывали, как армян выселяют из Баку, а азербайджанцев — из Еревана. В Армении у нее жили дальние родственники, но связи были почти потеряны. Ехать некуда. А в Азербайджане — дети и муж.
«Переживала зря. Все, наоборот, оберегали меня. Но я и не пряталась. На войне умирают молодые ребята, а чего мне, старухе, за жизнь держаться! Помогала как могла. Вместе плакали, хоронили детей».
В Азербайджане до сих пор около двадцати тысяч армян. Время от времени Мария видится с армянскими подругами. «Как и я, они вышли замуж за азербайджанцев, так и остались в Баку. Судьбы у всех непростые».
Власти предлагали похоронить ее сына на Аллее героев в центре Баку. Но она отказалась. Попросила предать земле поближе к дому, чтобы ходить к нему каждый день.
«Дед рассказывал, что в Армении красивые водопады», — задумчиво произносит Мария. Она никогда не была на малой родине и уже не верит, что хватит сил туда отправиться.
