Владимир Лепехин
Руководство к (без) действию
В течение последнего года в мировой политике произошли события, изменившие всю конфигурацию международных отношений.
Во-первых, США разрушили Ялтинский мир и низвели роль ООН до уровня декоративной структуры. (Об этом свидетельствует, в частности, поддержка Соединенными Штатами и их союзниками — явочным порядком, без мандата ООН — карательных операций против населения на Украине и применения военной силы в Йемене).
Во-вторых, США фактически объявили войну России, втянув в экономическое, информационное и военно-политическое противостояние с бывшим союзником по антигитлеровской коалиции весь европейский континент.
Эти и некоторые другие события и процессы — серьезный аргумент в пользу того, чтобы российские внешнеполитические ведомства коренным образом пересмотрели концептуальную составляющую геополитической доктрины России.
Пересмотр приоритетов в деятельности, например, МИД РФ после событий в Ливии, Сирии и на Украине имеет место, однако концепция внешней политики России, утвержденная в феврале 2013 года как доктрина "мягкой силы", увы, по-прежнему остается руководством к действию. Более того, летом 2014 года, когда "грады" и "ураганы" ВСУ уже били прямой наводкой по городам Донбасса, бывшее руководство Россотрудничества не постеснялось повторно презентовать концепт "мягкой силы" как новое слово в российской внешней политике.
Плюшевая сила
Несмотря на то, что внешнеполитическая доктрина РФ от 2013 года содержит немало вполне разумных тезисов (о важности формирования многополярного мира и смещении мирового потенциала развития на Восток, о сетевой дипломатии, приходящей на смену блоковым подходам, а также о том, что глобальная конкуренция приобретает цивилизационное измерение), уже в момент её утверждения был виден диссонанс между концептом "мягкой силы" и теми вызовами, с которыми столкнулась Россия.
Было ясно, что Большая Европа с участием России — иллюзия, что НАТО продолжит свое наступление на Восток, а Евразийский проект будет воспринят на Западе как враждебный, что череда революций (в том числе на постсоветском пространстве) будет только нарастать, и России придется обороняться от экспансии Запада не только дипломатическими методами. Словом, в такой ситуации стратегию российской дипломатии вряд ли следовало привязывать к заимствованному на Западе словосочетанию "мягкая сила".
Здесь следует заметить, что в США и Европе "мягкая сила" работает, потому что у них имеются ресурсы и возможности (деньги и привлекательный образ жизни). В нашей стране — не работает, поскольку у нас нет ни денег, ни более привлекательного (в потребительском смысле), чем в западных странах, общества.
В России концепт "мягкой силы" фактически стал отрыжкой козыревщины — той безответственной или даже коллаборационистской политики, в которой основной акцент был сделан на слове "мягкая", что в переводе с либерального языка на русский означает "безвольная", "безликая", "никакая".
Подчеркнутая уступчивость, не подкрепленная ни должной волей, ни системой притягательных акций и соответствующего финансирования аукнулась бессилием российской дипломатии на украинском направлении и последующей спешной перестройкой на ходу в результате прямого вмешательства в принятие решений по Украине Президента РФ.
Вежливая сила
С учетом роста остроты цивилизационного противостояния России и Запада по всему периметру российских границ, новая внешнеполитическая доктрина РФ могла бы называться "СПРАВЕДЛИВАЯ СИЛА". Во всяком случае, понятие "справедливая" — в отличие от слова "мягкая" — не только наполнено вполне конкретным содержанием, но и переводит конкуренцию российской дипломатии из сферы дискуссий, где слаще — в ТС или в ЕС, в иное — ценностное поле.
Помимо прочего, сама жизнь подсказала более подходящее для нынешней ситуации определение — "Вежливая сила".
"Вежливая сила" — это спокойная, великодушная и уверенная в себе, в своей правоте сила. По меньшей мере, "вежливая сила" — уникальный российский термин, ставший после событий в Крыму узнаваемым в мире и во многом привлекательным брендом.
У России нет того набора средств и возможностей, которые есть сегодня у Запада для реализации технологии все той же "мягкой силы", как их нет сегодня, к примеру, у Израиля. А посему наша страна обязана иметь такую (мобилизационную) модель внешней политики, которая аутентична российскому цивилизационному потенциалу, позволяющему нам успешно противостоять и экономическим санкциям, и нарастающим провокациям НАТО у российских границ.
В частности, российские элиты должны оставить надежды на возврат в ближайшем будущем в "G-7" и заняться укреплением БРИКС. Полагаю также, что Россия должна взять курс на трансформацию "G-20" в "G-30" за счет включения в эту структуру крупнейших не-западных стран.
На фоне упадка ЕС и ПАСЕ Россия обязана сосредоточиться на работе ЕАЭС и ПАЕС (Парламентской Ассамблеи Евразийского союза). Соответственно расширению НАТО Россия должна противопоставить не "мягкую силу" окультуривания наглеющих натовских генералов, а расширение состава и укрепление боеспособности ОДКБ.
России нужна уникальная дипломатия
Уверен, что, например, минская группа ОБСЕ по Нагорному Карабаху в принципе не способна решить проблемы этой республики, и здесь прерогатива должна быть за "транскавказской шестеркой". Аналогично, формат "5 + 2" должен быть трансформирован в формат "3 + 2" (Россия, ЕС, Украина, Молдова, ПМР).
Россия сегодня присутствует в разного рода переговорных форматах типа "шестерки международных посредников по Ирану" или "ближневосточной восьмерки" — и это важно. Но часто российские дипломаты садятся за стол переговоров в качестве партнеров по игре, смысл и правила которой придуманы не в России. Вопрос: где наши собственные геополитические игры, отражающие наши цивилизационный дух и национальные интересы?
Сегодня Россия активна в рамках постсоветских структур (СНГ и ЕАЭС) и "каспийской пятерки". Но этого мало. Необходимо развивать такие трансрегиональные форматы, как "трансазиатская восьмерка", "кавказская четверка", "балтийская десятка", "арктическая пятерка", "восточно-средиземноморская дюжина", "дальневосточная пятерка" и другие.
Под лежачий камень, как говорится, вода не течет. Под лежачий камень, как показывает опыт проведения ошибочной внешней политики, обычно текут реки крови.
Задача российской дипломатии, следовательно, состоит не в том, чтобы перележать или пересидеть Запад (авось все рассосется сам собой), но, как говорил Александр Зиновьев, переумнить его — противопоставить "умной силе" США и "мягкой силе" Евросоюза наше собственную, уникальную дипломатию.
Россия нуждается во внешнеполитической доктрине, опирающейся на силу интеллекта и духа, а не на заимствованные технологии десятилетней давности, не пригодные для нашей страны уже потому, что Россия — не Европа и не США.
