Дмитрий Рогозин: боевой робот "Маркер" прибудет в зону СВО в феврале

Экс-гендиректор Роскосмоса Дмитрий Рогозин, который в настоящее время возглавляет научно-технический центр "Царские волки", работающий в зоне специальной военной операции (СВО), во второй части интервью рассказал замруководителя силовой редакции РИА Новости Дмитрию Решетникову, для каких задач на фронте будут применяться роботы "Маркер", когда российские подразделения смогут применить в бою минометы с умными прицелами, как модернизировали снайперскую винтовку Драгунова и где предлагается брать деньги на серийное производство новых военных комплексов, разработанных частными компаниями и инициативными группами.

— Ваша группа "Царские волки" привлекает IT-специалистов для работы в зоне СВО, в том числе для управления высокотехнологичными комплексами?

— Да, естественно. Мы много работаем с техникой, которая требует высококлассных специалистов — например, тот же самый "Маркер". Это беспилотная система. Работу по нему начали еще десять лет тому назад. Это совместная работа частной компании из Магнитогорска "Андроидная техника" и Фонда перспективных исследований. Делали эту машину для возможного боевого применения, потом нашли для нее возможность гражданского применения. Скажем, на космодроме Восточный при мне начали ее испытания. Она работает по периметру, проводит доразведку, заменяет огромное количество людей. Не чихает и не выпивает, как говорится, поэтому всегда безотказна. Сейчас надо иметь в виду, что именно такая машина, которая имеет свой подвесной дрон внутри и хорошее вооружение, которая имеет техническое зрение, имеет возможность ориентироваться на местности, выходить на точку, которая просто указывается оператором, выбирая самостоятельно маршрут. Такие машины там нужны. Мы сейчас ждем не менее трех машин, которые должны прийти в наше распоряжение.

Соответственно, мы подготовим группу боевых операторов, то есть они как раз специалисты в области IT-технологий. В определенное место, которое нами уже определено, подъедут гражданские специалисты, произойдет процесс трансферта технологий — одни обучат других. Нам надо понять, как будет работать "Маркер" в условиях, когда будут вводиться противником коррекции по навигационным сигналам, когда будут работать против нас мощные средства радиоэлектронной борьбы. Как справится эта машина, как она будет преодолевать это все своими техническими "мозгами", как операторы смогут сориентироваться с тем, чтобы уйти из-под удара и, наоборот, нанести удар по противнику.

Когда мы работали с некоторыми нашими тербатами, и они привезли 120-миллиметровые минометы на полигон Кальмиус под Донецком и боеприпасы, собственно, сами мины 120-миллиметровые, туда же приехали наши гражданские специалисты с Урала, которые привезли так называемый умный прицел. Это живое общение: начало стрельбы, поиск ошибок, исправление этих ошибок, потом эти спецы наши уехали обратно на свое предприятие, доработали этот прицел, снова его сейчас привозят. То есть это такой очень сложный оперативный процесс передачи знаний, технологий с учетом замечаний, которые мы получаем. Замечания уникального характера, замечания, которые могут появиться не на гражданских полигонах, где комфортные домашние условия, а только в реальном бою. Это бесценный опыт.

Сегодня научно-технический центр "Царские волки" дает возможность для частных разработчиков и для коллективов разработчиков государственных предприятий, которые готовы предложить свои какие-то изобретения, кратчайший путь к линии фронта для натурных, полевых испытаний в бою того, что они предлагают. Это не значит, что мы сразу получаем стопроцентные положительные результаты — конечно, нет. Замечания получаем, но они конкретные. И тогда понятно, что в рамках технического задания, которые получают эксперты после боя, боевого применения своих изобретений, они быстро доводят их до ума — потом эту машину просто надо множить и раздавать в войсках, будь то прицелы, или технологии усиления укрепрайона, или технологии разведывательных, ударных дронов или так называемые КАБ.

— Какая версия "Маркера" будет применяться в зоне СВО и для каких задач?

— Мы отрабатываем две версии этой машины. Первая — это разведывательный комплекс. Он работает с так называемым подвесным дроном. В чем заключаются слабые стороны любого беспилотника? У него ограниченный ресурс. Это первое. То есть батарея — она не бесконечна. Например, во время боя, если дрон поддерживает работу минометной батареи, то его оператор отправил, тот улетел, мы видим на экране, что происходит, идет подсветка ситуации на поле боя, потом заканчивается батарея или идет воздействие противника, что мы боимся потерять управление, мы его возвращаем, меняем батарею, снова отправляем. И так, как челноком, работают эти дроны. Нас это не может устроить, потому что это определенная зависимость.

Соответственно, когда речь идет о подвесном дроне на силовом кабеле, который поднимается над машиной на высоту, допустим, 150 метров, это позволяет ему в режиме прямой видимости видеть за 15, за 20 километров с помощью высокодетальной съемки своими камерами, с зумом и так далее. В том числе и тепловизионной оптикой. Это бесценные средства целеуказания и просто контроля, мониторинга за боевой обстановкой. Второй момент — это сам по себе кабель, который дает возможность управлять этой машиной, снимать с нее картинку. Когда у вас работает дрон без кабеля, большая опасность того, что вы можете его потерять.

Мы сами испытывали одну систему разработки частной компании "Рубеж Инжинеринг". Это бывшие военные инженеры, которые ушли в гражданские технологии, обеспечивали антидроновую безопасность каких-то крупных гражданских объектов или предприятий. Они приехали ко мне, мы их повезли сначала на полигон, удивились их работе, потому что лучшие операторы от батальонов не смогли пробиться через тот купол, который был обеспечен их системой радиоэлектронной борьбы, нашей системой.

Соответственно, такого рода система РЭБ может обеспечить полную безопасность всего нашего фронта от любого проникновения на любых частотах вражеских дронов. Для того чтобы нам преодолевать аналогичную систему противника, как раз хорош подвесной дрон, потому что он не зависит от радиоэлектронной борьбы. Вот поэтому такого рода разведывательные машины выдвигаются ближе к фронту, находятся в каком-то помещении или за стеной, чтобы их не было видно противнику или чтобы противник не мог нанести прямой удар, и на тонком кабеле поднимается этот дрон, который висит часами и показывает обстановку. Это один из вариантов использования "Маркера".

— Боевая версия "Маркера", чем она вооружена?

— Есть разные варианты. Есть и противотанковые ракетные комплексы, есть и спаренные тяжелые пулеметы, все, что хотите. Главное — это опорно-поворотный модуль, который находится на "Маркере" и позволяет обеспечивать разворот на 540 градусов за одну секунду, то есть можно из пулемета стрелять по спортивным тарелочкам. Это машина, которая, безусловно, очень нужна, в том числе для борьбы с беспилотниками противника.

— А когда примерно он там окажется?

— В феврале.

— Я так понимаю, что группа "Царские волки" сегодня контактирует с большим количеством производителей? Какие-то еще примеры привести можете, кроме "Андроидной техники", которая, собственно говоря, "Маркеры" делает?

— Перед нашей сегодняшней встречей я поспрашивал некоторых моих коллег, можно ли называть их. Некоторые, безусловно, просили не называть, потому что это предприятия, которые так или иначе связаны с необходимость поставок каких-то комплектующих и совершенно не горят желанием попасть в санкционные списки благодаря моему интервью. А кого можно — называю: "Андроидную технику", "Рубеж Инжиниринг", "Фонд перспективных исследований", ряд предприятий "Роскосмоса" — прежде всего те, которые занимаются технологиями систем управления, ряд предприятий "Ростеха", но в основном это все-таки частные компании.

Алексей Сорокин, например, — это первый конструктор компании "Промтехнология". Вы знаете снайперские винтовки "Орсис"? Сейчас мы с ним занимаемся тем, чтобы довести до ума нашу легендарную винтовку СВД. На ней меняется ствол, меняется все навесное оборудование, и мы получаем гораздо более стабильный выстрел из этой винтовки, к которой привыкли наши военнослужащие. То есть это глубокая модернизация уже существующего оружия за счет совершенно иных технологий — сплавов, оптики и так далее.

Есть некоторые вещи, которые тоже, я считаю, полезны, например технология гибкого бетона. Мы ее испытали в Донецке, когда укрепляли блиндаж. В чем проблема: на Донбассе нет леса. Когда мы говорим "блиндаж в три наката", да еще полтора метра земли сверху для того, чтобы он выдержал обстрел, это хорошо на бумаге. Но в Донбассе просто нет дерева, нет бревен, надо их поставлять — в том числе, как вариант, хорошие специальные бревна, которые используются в шахтах, они, как говорится, один к одному подходят для обустройства блиндажей. Поэтому гибкий бетон, специальные технологии, это просто намотанные, так сказать, такие рулоны, которые мы привезли, его рулоны показали свою высокую эффективность. Просто мы обкладываем блиндаж таким листом бетона, который при соприкосновении с влагой застывает и становится реально бетоном. Такие технологии тоже очень важны и тоже очень нужны.

Еще одна работа, которую мы ведем и которую я считаю очень важной: при нашей поддержке создан так называемый институт Специальной военной операции "Народный перевод". Есть соответствующий телеграм-канал. На него подписаны очень многие командиры, которые обеспечивают эффективную работу на фронте. Что это такое? Около 70 добровольцев-переводчиков с украинского языка переводят такого рода материалы, которые мы можем раздобыть у ВСУ.

Вот, например, руководство пользователя "Крапивы". "Крапива" — это система управления боем. Я, кстати говоря, передал нашим инженерам-конструкторам захваченный в бою планшет с "Крапивой", они сейчас его внимательно изучают. У нас вот таких переводных материалов там около ста. "Стратегические коммуникации" — интереснейший материал. Надо понимать, как они работают с населением. Врага надо знать в лицо, надо его изучать. Они восемь лет дурака не валяли, они восемь лет копали свои эти "линии Мажино" и насыщали армию современными технологиями. Еще "Стрельба танков с закрытых позиций" — такого рода материалы. Я очень благодарен добровольцам-переводчикам, которые нам присылают уже готовые тексты, то есть мы им отдаем на украинском языке, они их переводят.

— Это все в отрытом доступе есть, я так понимаю?

— Да. В телеграм-канале института СВО "Народный перевод", пожалуйста, можете подписаться и получать. Конечно, мы хотим, чтобы это было открыто для всех тех, кто хочет понять не только матчасть, как говорится, изучить ее, но и понять, с каким противником мы там столкнулись. Это не Украина, это, извините, со всем Западом мы там воюем. И все эти документы подготовлены по инструкциям в том числе и натовских инспекторов, которые давно работают в частях ВСУ.

— Какой из образцов, который при содействии вашей группы был испытан, или началась его работа в зоне СВО, наиболее близок к серийному производству сейчас?

— К серийному производству наиболее близки так называемые умные прицелы для 120-миллиметрового миномета. Мы впервые их испытали в зоне специальной военной операции, сначала на полигоне Кальмиус. Могу даже сказать, кто является инженерами, которые работают над этим проектом. Это прежде всего талантливейшие инженеры-конструкторы НПО "Автоматика", город Екатеринбург. Были замечания, связанные с определенной технической стороной дела. Я могу сказать даже, о чем идет речь. Электромагнитная наводка на сам планшет от "трубы" — от ствола миномета. Мы решили эти проблемы, и эти прицелы в необходимом количестве для опытной партии, опытной эксплуатации появятся у нас в распоряжении в течение первой недели февраля. Мы, соответственно, испытаем их в бою. Это то, что практически уже готово, а поскольку миномет 120-й широко распространен во всех частях, как только мы получим видеофиксацию поражения противника более оперативно, чем это было до сих пор, когда мы получим более точное попадание мины по противнику, соответственно, я думаю, это вызовет необходимую положительную реакцию в армии — закупки начнутся в массовом порядке.

— Где брать финансирование на все эти образцы?

— Это очень хороший вопрос, потому что то, что сейчас мы делам, мы можем провести эксперимент, провести испытание, обеспечить приезд этих групп экспертов. Можем заказать какую-то первую партию, чтобы доказать нашу правоту, то, что мы на верном пути. Можем провести, как я уже сказал, подтверждение, видеофиксацию на поле боя, показать результат боевого применения тех или иных средств. Но для того, чтобы это тиражировать, конечно, нужны другие варианты.

Первый вариант — идти по линии обычного государственного оборонного заказа, то есть встречаться с соответствующим заказывающим управлением Министерства обороны, предъявлять им результаты этих испытаний. Но, поскольку я человек, который долго работал в этой системе, знаю ее, с одной стороны, и эффективной, но с другой стороны, — она громоздкая, она очень большая. Для того чтобы произвести продукцию в большом количестве, потребуется длительное время. Конечно, надо искать иной вариант. Я бы сказал, особый порядок принятия на вооружение. Я это называю боевой адаптацией, этот вариант, который мог бы работать в случае, если, скажем, военно-промышленная комиссия, которая возглавляется у нас главой государства и куда входят все руководители ОПК, принимающие решения, могла бы иметь свой небольшой определенный финансовый ресурс и на такого рода технологии выделять средства немедленно — сразу предприятию на пополнение вооруженных сил первыми поставками. Я считаю такой вариант возможным. Его я обсуждаю сейчас в Москве с теми, от кого зависит принятие этого решения. То есть боевая адаптация в рамках особого порядка принятия на вооружение того, что крайне необходимо для обеспечения эффекта борьбы с высокотехнологичным противником.

Сюда относятся средства радиоэлектронной борьбы, детекторы дронов, средства космической связи в условиях отсутствия покрытия сотовой связью, сюда относятся современные средства радиосвязи, минометные прицелы, управляемые боеприпасы.

— Все-таки деньги откуда будут поступать: из бюджета или от каких-то частных инвестиций?

— Послушайте, ну частные инвестиции, я еще раз говорю, они и сейчас поступают, но их может хватить только на опытную эксплуатацию. Мы же не можем заниматься партизанщиной в рамках такой войны.

— То есть серийное производство возможно только на бюджетные средства?

— Конечно. Конечно, бюджет должен это принимать и финансировать, а как иначе-то? Потому что эти средства более эффективны, чем то, что было раньше. Конечно, бюджет.

— Одной из главных угроз в рамках СВО стали мини-дроны. Война с этой угрозой — один из трендов работы современного оборонно-промышленного комплекса. По этому направлению группа "Царские волки" работает?

— Как я уже говорил, мы проводили испытания с "Рубеж Инжениринг" не только на полигоне, но и даже в аэропорту Донецка во время боя. Получили хороший результат. Испытанное средство радиоэлектронной борьбы дает нам возможность отодвинуть противника со всеми его существующими дронами — по крайней мере теми, которые есть сейчас, работающими на частоте 2,4-5,8 гигагерц, — на расстояние километра от линии фронта. Однако надо иметь в виду, что противник будет совершенствовать свою работу. Они будут работать на других частотах. Это всегда так, понимаете: средства обороны всегда провоцируют развитие средств нападения. Укрепление щита приведет к тому, что будет наращиваться мощность меча и, в свою очередь, потом будет наращиваться крепость нового щита. Но это эволюция, это диалектика.

Если эти комплекты РЭБ использовать на подвесных дронах — то есть они будут находиться не где-то в низине, не где-то в городской черте, где происходит, естественно, глушение этого сигнала, а поднять их выше — то, соответственно, зона защиты от вражеских дронов будет заметно увеличена. И мы планируем на наших новых БПЛА, которые будут поставлены в будущем, в том числе подвесные дроны, испытать ретрансляторы, препятствующие проникновению вражеских дронов.

Первую часть интервью Дмитрия Рогозина читайте здесь >>