Экономист Руслан Гринберг: России необходимо возвращаться к планированию

Диктат свободного рынка привел экономику России к примитивизации, считает научный руководитель Института экономики РАН, член-корр РАН Руслан Гринберг. В интервью РИА Новости накануне 100-летия со дня образования СССР он рассказал о разрушающей силе магического мышления, присущего россиянам, насколько опасно возвращаться к старым революционным лозунгам и как Михаилу Горбачеву удалось построить туалет на вокзале. Беседовал Серго Кухианидзе.

– Из прошлого, заметил один философ, надо брать не пепел, а огонь. Применима ли эта формула к СССР, 100 лет со дня образования которого отмечается 30 декабря? Какой опыт советских времен пригодился бы нам сейчас?

– Мазать СССР только черной краской – значит, не понимать сути вещей. В советской системе было немало хорошего, было немало, как вы заметили, "огня". Причем, признавали это даже критики советского порядка. Мы никогда не сможем количественно определить, насколько советская модель повлияла на весь мир, но влияние это – весьма заметно.

Государственное регулирование, социальное страхование, бесплатная медицина, бесплатное образование – все это стало частью жизни многих стран. Мы же сами, однако, все это не ценили. Что имеем, как говорится, не храним, потерявши – плачем. Такова особенность российского менталитета.

Нам свойственно бросаться из одной крайности в другую, середины мы не ведаем. Так, после развала СССР, в 1990-х годах, мы не просто с легкостью, а с какой-то дикой радостью начали отказываться от всего советского, выплеснув с грязной водой и ребенка, и с головой окунулись в свободный рынок. Это было очередным проявление так называемого магического мышления, столь присущего всем нам.

– А магия-то в чем?

– Мы, не особо размышляя, исключительно на эмоциях поверили, что свободный рынок принесет нам изобилие: 80 сортов колбасы и сыра! То же самое, кстати, было в 1917 году, после Октябрьской революции, когда была магическая, слепая уверенность, что, если "взять все, да и поделить", как выразился булгаковский Шариков, в стране наступит всеобщее процветание. Глупость, конечно, полная! Пожертвовав ради псевдо-справедливости свободой, мы в итоге потеряли и справедливость, и свободу.

– Но разве в 1990-е нас не подталкивали к свободному рынку западные советники, которые окружали Бориса Ельцина?

– Это правда, их роль в то время была значительной. Но не надо думать, как это принято сегодня, что таким образом западные экономисты желали нам навредить, уничтожить Россию – это чушь. Мы сами хотели этого. Вообще, в конце XX века в мире царил такой, как говорят немцы, Zeitgeist, то есть дух времени, в основе которого была установка на индивидуализм, на безграничную свободу, на тотальную демонизацию государственной активности. Мы тоже стали его жертвой.

Неудивительно, что вся логика российских реформ базировалась тогда на доктрине свободного рынка. Мы искренне верили, что чем больше будет рыночной свободы, тем больше в стране будет колбасы и сыра. Приблизительно так. И это было ужасной иллюзией.

Ярким примером следования диктатам свободного рынка стал развал отечественного самолетостроения. Это очень символично, потому, что наши самолеты были качественными и надежными – и "Ту", и "Илы". Да, были проблемы с двигателями, но их можно было решить. Мы легко могли бы обойтись и без Boeing, и без Airbus. Если бы не безоговорочная преданность модной доктрине и готовность реализовать ее максимально быстро и любой ценой.

Причем попал под ее "обаяние" весь наш народ, включая даже образованных людей. В результате Россия очень быстро оказалась в классическом капитализме… XVIII – XIX веков, когда немногие стали сверхбогачами, а большая часть населения погрузилась в бедность.

– Ну, бедностью наш народ не увидишь. По-моему, вся история нашей страны – это история удручающей бедности. Когда народ жил богато? А разве при СССР все советские люди не были едины в нищете?

– Я категорически против этого. Понимаете, на бедность в СССР надо смотреть в динамике. Да, она была в тяжелейшие послереволюционные 20-30-е годы. И то по большей части в деревне. В 1950-60-е же в стране, считаю, был сделан большой скачок в смысле повышения жизненного уровня народа, в создании среднего класса.

Поверьте, уже в начале 1960-х годов в Москве и в Вене был примерно одинаковый набор товаров и услуг, полки столичных магазинов ломились от продуктового разнообразия самого высокого качества. В других городах было похуже. Страна-то огромная, все везде по-разному. Но говорить о нищете в СССР уже было нельзя. И достигнуты эти успехи, кстати, были не только благодаря экономическому росту, но и культурофилии. То есть – любви к культуре, науке, всему прекрасному. Эта культурофилия, помноженная на светлую веру, что мы строим новое, самое лучшее общество на земле, порождала удивительный оптимизм "завтра будет лучше, чем вчера" и позволяла мириться с личной несвободой сегодня и с завтрашним разочарованием в связи с утопизмом идей коммунизма.

– Да, о духовности советского народа ходили легенды!

– При этом, подчеркну, я ни в коем случае не идеализирую советский строй. В нем хватало своего бреда, да еще какого! Чего стоит, например, гиперцентрализм, существовавший в СССР. Это же ненормально. Михаил Сергеевич Горбачев рассказывал мне, что, будучи секретарем Ставропольского обкома партии, он был вынужден просить разрешения Москвы даже на то, чтобы построить, извиняюсь, туалет на железнодорожном вокзале города!

Конечно, Перестройка вела к тому, что все экономические права надо было отдать союзным республикам. В своих руках центр должен был оставить только вопросы обороны и внешней политики. Кремлю необходимо было заявить республикам: поступаете в своей хозяйственной деятельности, как считаете нужным. Никакого Госплана. Что хотите выращиваете, что желаете производите, выпускаете… Думаю, если бы мы пошли этим путем, путем построения конфедерации, Советский Союз не развалился бы.

Что еще было однозначно плохого в советской экономической системе, так это директивное планирование, которое блокировало развитие СССР. Если по плану ты должен был сделать 100 гвоздей, то "вынь да положь". Иначе – тебя накажут.

Если же план перевыполнял, сделал, допустим, 105 гвоздей, то тебя хвалили, давали премию, грамоту, переходящее знамя победителя социалистического соревнования. Но в таком случае на следующий год ты был уже обязан изготовить 110 гвоздей, в противном случае тебя посадят или исключат из партии.

Поэтому нормальные хозяйственники заботились, чтобы план был поменьше, чтобы его не перевыполнять. Словом, все хитрили, занимались очковтирательством, гнали брак и так далее.

Впрочем, сегодня, как ни парадоксально, России необходимо возвращаться к планированию.

– Как так? Вы имеете в виду мобилизационную экономику периода Отечественной войны: все для фронта, все для победы?

– Нет, речь о плановом хозяйстве, но не директивном, а индикативном. Суть его в том, что вначале формулируются экономические приоритеты. А затем государство не заставляет предприятия производить в соответствии с ними то или иное количество нужной в данный момент продукции, а стимулирует ее выпуск с помощью субсидий, налоговой и таможенной политики. Именно в таком подходе и проявляется взаимодополняемость рынка и плана.

Мы же, отрицая ее, бросились в рынок, напрочь забросив даже те хозяйства, где до сих пор производились изделия, которые вполне могли конкурировать с мировыми аналогами. Таким образом началась, как я неоднократно говорил и писал, примитивизация российской экономики.

К чему это привело, известно – мы сами разучились производить даже гвозди. Грустно и смешно: до последнего времени их делали для нас из российской, между прочим, стали в Финляндии, например.

– Призывая возвратиться к планированию, вы одновременно ратуете за то, чтобы Россия оставалась рыночной страной, верно?

– Именно так. Частная собственность должна быть незыблемой. Не дай бог, нам вновь возвратиться к лозунгу "все взять, да и поделить". Подобные голоса, к сожалению, все чаще раздаются в стране. Это чрезвычайно опасно, поскольку может привести Россию к национал-социализму. Сегодня следует избегать любых революционных решений.

Пора понять, что план и рынок не враги, главное найти равновесие между ними, только тогда, когда они идут рука об руку, возникает экономика с человеческим лицом. Нам надо перестать бросаться в крайности. Очень важно сегодня сохранить конкуренцию как среди предприятий малого и среднего бизнеса, так и крупных корпораций. При этом помнить, что рынку нельзя полностью отдавать ни здравоохранение, ни образование, ни культуру.