Алексей Чекунков: в недружественных странах у России много друзей

На Восточный экономический форум приедут делегации из недружественных стран, в том числе из Японии и Южной Кореи, ждут и друзей – из Индии и Китая, заявил глава Минвостокразвития РФ Алексей Чекунков. В интервью РИА Новости он рассказал, в какой новой реальности пройдет форум, и почему Дальний Восток и Арктика должны стать одним из новых центров силы в мире, а также о том, когда в дальневосточных городах появятся удобные льготные авиамаршруты, а в центральной части России – дальневосточная рыба по приемлемой цене.

– Алексей Олегович, Росконгресс сообщал, что на ВЭФ ждут делегации из более чем 40 стран. Можете ли раскрыть какие-то детали, каких гостей ждем и откуда?

– Будет достаточно представительный состав из нескольких десятков стран, в том числе на высоком уровне. Это как страны Азии, так и страны Евразийского экономического содружества. Всего заявки на участие в ВЭФ поступили от более чем 40 стран.

По неформальным каналам высокого уровня мне рассказывают товарищи, которые входят в правительства других стран, что на них пытаются оказывать давление, так сказать, западные недружественные государства Но они не поддаются этому давлению. Они собираются приезжать и работать с Россией.

Мир раскололся, раскол в международных отношениях сейчас по линии где-то 25% населения Земли. Страны, которые представляют 25%, объявили себя одним лагерем, а 75% населения Земли разделяет позицию России о важности самоопределения, безусловного суверенитета всех стран, всех наций. Нас большинство. Это точно крупнейшие азиатские страны – Китай, Индия, весь Ближний Восток, большинство стран АСЕАН. Большая часть человечества активно поддерживает Россию, более того, сами проходят сейчас через период внешнего давления, как показывают и фокусы с полит-туризмом американцев на Тайвань, и торговые войны, и перебои в доставках продовольствия.

Поэтому повестка обсуждения на ВЭФ никогда не была настолько заострена. Мы продолжаем разговаривать про экономику, про развитие Дальнего Востока, про отношения в Азиатско-Тихоокеанском регионе, про международные отношения. Но сейчас все эти темы будут преломляться через призму новой реальности – реальности расколотого мира, дисбаланса, формирования новых центров силы. И мы считаем, что Дальний Восток и наша Арктика будут одним из таких центров силы. И в силу логистического положения, и в силу того, что это часть России – великой евразийской державы, и в силу наличия там огромного количества природных ресурсов. Поэтому я думаю, что это будет очень важный Восточный экономический форум.

– Вы упомянули туризм американцев на Тайвань. После поездки Нэнси Пелоси вы говорили, что магистраль сотрудничества Китая и США больше углубляться не будет, а взаимная торговля и инвестиции будут сворачиваться. А куда Китай будет разворачиваться? В сторону России?

– Надо знать, что такое Китай. Китай считает себя срединным государством, и он вращается вокруг своей оси. Но он наш естественный сосед. У нас 4200 километров границы между Дальним Востоком и Китаем, высокая экономическая связанность. Народы России и Китая хорошо друг к другу относятся. Китайский народ, безусловно, восхищается нашим президентом, я это знаю не понаслышке. За многие десятки командировок в Китай я видел, какое отношение китайцы выражают к Владимиру Владимировичу Путину. При этом как государство Китай выстраивает стратегические долгосрочные планы на десятилетия вперед.

Наше партнерство с Китаем в новой постсоветской действительности выстраивалось неким методом проб и ошибок, но нащупало несколько мощных магистральных проектов. Конечно, один из таких проектов – это "Сила Сибири", который уже завершен, он сейчас наполняется ресурсом и будет расширен, будет построена "Сила Сибири-2". Самое важное, что это не только проект по экспорту сырья, это огромный перерабатывающий проект, он дал рождение Амурскому газохимическому кластеру.

Новый большой проект, который мы делаем, – Северный морской путь. Правительство приняло комплексный план развития СМП – 1,8 триллиона рублей будет направлено на его развитие. С Севера мы будем везти на экспорт товары на 100 миллиардов долларов в год, и немалая часть этого потока также будет ориентирована на азиатский рынок.

Поэтому я вижу впереди главу, безусловно, более масштабную, чем прошлая. Из-за того, что Китай очень быстро рос, и не весь бизнес обладал опытом международных инвестиций, не все проекты, которые заявлялись китайскими инвесторами, получились так, как были задуманы, были и блины комом. Но сейчас мы видим, что степень зрелости и готовности к взаимодействию существенно выросла.

Помимо сотрудничества в нефтегазовой сфере, открывается важное новое направление – сотрудничество в области сельского хозяйства. Как раз на ВЭФ будет открыт Забайкальский зерновой терминал, который позволит экспортировать десятки миллионов тонн зерна на перспективные рынки Азии. Открыт автодорожный мост Благовещенск–Хэйхэ. Готов мост Нижнеленинское–Тунцзян, пандемия несколько задержала его официальное открытие и сейчас физически сдерживает транзит между Россией и Китаем, но пандемия естественным образом отойдет. Новую инфраструктуру еще предстоит развивать, но она позволит нам дальше наращивать товарооборот с Китаем.

Конечно, важно делать взаимовыгодные промышленные предприятия. Мы для этого готовим предложения по специальному правовому режиму. Это так называемый международный ТОР, который позволил бы локализовать производство в России и не импортировать продукцию и технологии из других стран, а производить в России.

У нас большой рынок горнорудного оборудования, мы горнорудная супер-держава. Я считаю, что в этой сфере возможна глубокая локализация. Также для нас естественно двигаться в сторону нефтегазохимии, пластика – зачем импортировать пластик откуда-то, если есть свой ресурс. Примеры – мощнейшее производство у "Сибура" в Тобольске, строящиеся в Свободном, в Находке.

Сейчас идет революция в сфере мобильности автомобилей, и я думаю, что буквально через несколько лет автомобиль будет заново изобретен. Это же практически компьютер на колесах, и мы можем делать его не хуже, чем делают те же китайцы или американцы. Почему Италия с населением 60 миллионов человек могла делать мирового класса автомобили с двигателем внутреннего сгорания, а мы советский автопром строили на итальянских и немецких технологиях? Мы точно в состоянии сделать компьютер на колесах не хуже, чем любая другая страна. Более того, мы обладаем ключевыми ресурсами для этого – это редкоземельные металлы, ресурсы для главных узлов и компонентов этих автомобилей.

У нас с Китаем нас широкий фронт взаимных интересов, и мы будем их обсуждать на ВЭФ.

– А поясните, пожалуйста, такой момент. У Китая же есть свои интересы, и они заключаются в том, чтобы создавать рабочие места у себя, производить у себя, а потом экспортировать. А мы хотим, чтобы они вкладывались в создание рабочих мест у нас. Как здесь найти компромисс?

– Это взаимный интерес. Производя у себя что-то, ты можешь экспортировать это и продать в другой стране. Международную кооперацию никто не отменял. Это базовый закон конкурентных преимуществ, закон международного разделения труда. Если у нас, например, есть гидроэлектростанции с дешевой электроэнергией, дешевый газ, инженерные кадры, у нас созданы специальные территории, и есть рынок, то мы в состоянии создать любые производства, использующие эти ресурсы, вместе с теми, кто хочет на наш рынок. Те же офсетные контракты, которые сейчас активно развиваются, – это инструмент в том числе международной торговли.

Если, например, российская нефтегазовая отрасль какой-то товар покупает в год на миллиарды долларов, она предлагает себя как невесту на выданье. И говорит: уважаемые международные партнеры, у вас есть какие-то технологии, и у нас есть какие-то технологии, мы это в любом случае купим не у вас, так у конкурентов, поэтому сделайте производство здесь. И они, безусловно, будут это делать. Я в этом абсолютно убежден, потому что так это во всем мире происходит.

Мы когда-то так свой потребительский рынок расторговали. В начале 90-х годов у нас просто недоставало опыта, и свой внутренний рынок мы дешево сдали. У нас сигареты были американскими, пиво европейским, лосось норвежский. Все сдали быстро, не защищая внутренний рынок. А в Китае сейчас знаете, кто самый богатый человек? Производитель простой воды. У простой скважины минеральной воды ценность как у золота. У китайцев неплохая вода премиальная, они ее якобы с тибетских вершин снимают, но это брендинг. А я вам скажу, что не пробовал воды вкуснее, чем Малкинская на Камчатке. Национальный продукт нужно продвигать по максимуму, используя для этого большой внутренний рынок и подкрепляя экспортными возможностями. Так компромисс и достигается.

Надо понимать, что в Китае решения по мегасделкам уровня покупки газа "Силы Сибири", конечно, определяет высшее руководство страны. Но поставки техники или стройматериалов – это уровень отдельно взятого предприятия, отдельного бизнесмена. К нему придут и скажут – вот есть заказ, давай строить совместное предприятие. Не хочешь ты, следующий захочет. Не хочет Китай, сделаем с Вьетнамом. Индия уже в очереди, Ближний Восток в очереди, Турция в очереди. Мы доросли до того состояния, чтобы в новом качестве вернуться к институту совместных предприятий, где идет технологическая кооперация, где стороны складываются тем, что у них есть, сильными козырями.

– Вы упомянули автомобили. Из разных источников известно, что российские автомобильные концерны ведут сейчас переговоры с потенциальным партнерами из стран АТР, в том числе из Китая. В этом контексте возможно появление в обозримом будущем новых автомобильных производств на Дальнем Востоке?

– У нас уже есть сильная компания "Соллерс", которая специализировалась на сборке автомобилей Mazda. Многие компании на Дальнем Востоке, в том числе, думаю, и "Соллерс", ведут стратегическую оценку дальнейших векторов развития.

Я вернусь к тезису, что современный автомобиль – это не то, что было еще 10 лет назад. Если говорить об электромобиле, то это 200-300 деталей, а не 10 тысяч деталей. И в этих деталях главное – батарейка. Китайцы создали крупнейшую мировую компанию по производству батарей для электромобилей – CATL, она стоит 200 миллиардов долларов. Производит батарейки практически для всех электромобилей в мире. С ней конкурируют Tesla, Panasonic, это такая большая тройка. Сейчас перегнать их по батарейкам будет сложно, придется вложить десятки миллиардов. Но многие эти компоненты, в том числе батарейки, производятся из редкоземельных металлов, которые есть у нас в Арктике и на Дальнем Востоке – в Мурманской области, в Забайкалье, в Якутии. "Росатом", "Ростех" и наши ведущие горнорудные компании внимательно на это смотрят. Редкоземельные металлы – это ключ к успеху в секторе электромобилей, а также электроники вообще. Мы за доступ к этому ресурсу должны локализовать и производство этих компонентов – тех же батарей.

Дальше производство микросхем. Если говорить о производстве суперпродвинутых микросхем, на уровне трех-четырех нанометров, то это космос, который пока в состоянии сделать полторы страны в мире. Но такие микросхемы нужны для iPhone, а для автомобилей они не нужны – там достаточно 60 нанометров. Я лично проводил встречи с российскими инвесторами, которые заинтересованы построить на Дальнем Востоке производство, чтобы выпускать микросхемы 60 нанометров. Это вызов, но он достижим при наличии достаточных мер поддержки. У нас есть гигантский рынок, спрос на сотни миллиардов рублей в год. Мы можем сделать предложение, как сделали это с единой дальневосточной авиакомпанией.

У нас есть хороший пример, сейчас мы самолет "Байкал" руками складывали по методу Юрия Петровича Трутнева – закрылись в комнате и не выходили оттуда, пока "Аврора" не подписала контракт на 105 самолетов.

Теперь мы через Корпорацию развития Дальнего и Арктики строим в Комсомольске-на-Амуре цеха, Минпромторг вкладывает средства в научно-исследовательские и конструкторские разработки. Инвестор вкладывает в оборудование. Надеюсь, через два года у нас будут коммерческие пассажирские "Байкалы".

Взаимодействие с иностранными партнерами будет строиться, исходя из интересов нашего рынка, из возможностей нашей промышленности, нашей ресурсной базы. И мы обязательно будем задействовать самый проверенный рецепт экономики – конкуренцию.

– Вы сказали про проект производства микросхем на Дальнем Востоке. Можете какие-то детали переговорного процесса раскрыть?

– Это крупнейшая российская компания. Называть ее я не буду, но хочу сказать, что наши усилия по развитию высоких технологий на Дальнем Востоке привлекают внимание серьезных игроков и из России, и из-за рубежа.

– Регион тоже не назовете?

– Остров Русский – с учетом режимов ТОР и ИНТЦ и возможности получить преференции. Но чтобы совершить такой рывок, нужны масштабные государственные субсидии. Просто так в мире это не делается. Европа, Америка, Китай – там уровень субсидирования новых предприятий по производству микросхем достигает 50%. Признаюсь, мы пока с такими мультипликаторами не работали, стремились на каждый государственный рубль видеть десять частных. Но в ситуации, когда нужен технологический прорыв, уровень государственных субсидий должен соответствовать нашим зарубежным конкурентам. Это вызов, который мы все вместе будем преодолевать.

– Возвращаясь к списку участников ВЭФ, еще один большой гость – Индия. Есть ли понимание, на каком уровне будет представлена делегация?

– Индийская делегация будет присутствовать. Индия проявляет себя, безусловно, как друг. Индийский бизнес ведет активную работу, интересуется новыми возможностями, хочет расширить традиционные сферы сотрудничества. Мы экспортировали в Индию нефть, а в этом году они ее покупают гораздо больше. Мы экспортировали удобрения, алмазы, вооружение, строим атомные электростанции в Индии. Это традиционный наш набор, и традиционно Россия больше продавала в Индию, чем мы импортировали из Индии.

Но Индия – тоже очень крупная экономика, по населению практически ноздря в ноздрю с Китаем, примерно 1,4 миллиарда человек. Там есть крупнейшие компании, например, в области фармацевтики, которые неплохо показали себя в сотрудничестве по производству вакцин с нами, мировые лидеры в производстве фармсубстанций. Сейчас у нас идут переговоры о возможности размещения на Дальнем Востоке производств лекарственных препаратов с использованием индийских фармацевтических субстанций. Они могли бы замещать выпавшие импортные лекарства из других стран.

Индийские инвесторы проявляют интерес к крупному девелопменту, в частности к большому Владивостоку. Есть сильные индийские компании, которые занимаются портами. И, конечно, Индия – это энергетика. Наш традиционный партнер по проекту "Сахалин-1" индийская ONGCвыражает интерес к расширению присутствия в России.

Поэтому я бы сказал, что в этом году у нас с Индией активизировались контакты, ожидаю, что на ВЭФ они будут продолжены и закреплены конкретными соглашениями.

– Ожидаются ли на ВЭФ делегации из недружественных стран, в первую очередь Японии и Южной Кореи?

– Гости будут. Я вообще убежден и точно знаю, что в недружественных странах у нас есть друзья, и их немало. На рабочем уровне японцы, корейцы, многие другие люди высказывают поддержку – не просто прагматизм и конструктивный подход, а поддержку, потому что они сами живут десятилетиями в условиях ограниченного суверенитета, в условиях, когда ряд решений формируется не ими, не в их странах и не в интересах их народов.

Например, для Японии и Кореи сотрудничество с Россией – это судьба, потому что мы соседи. У нас есть исторические связи, сильные экономические связи. Мы точно готовы к сближению, если бы они с нами говорили на чистом японском, который выражает интересы японского народа, а не на переводе с английского на японский. Но еще раз, есть официальная позиция, которая высказывается и формулируется зависимыми людьми, а есть интересы бизнеса, который продолжает работать, а значит, будет работать долгосрочно в России. Он переживет этот кризис, и мы будем вместе реализовывать масштабные проекты.

– В июне вы выражали надежду, что нервное поведение Японии рано или поздно закончится, и вернется здоровый диалог. Сейчас вы видите какие-то признаки его возвращения?

– На рабочем уровне да, на политическом – нет. Потому что политический уровень формирует одно государство, которое находится в состоянии войны с суверенными независимыми странами восточного полушария, которое в западном полушарии действует как колониальная империя, а в восточном полушарии противится развитию экономик, технологий, обществ и независимого взгляда на вещи других стран.

Поэтому нужно подождать. Но мы готовы ждать долго. Думаю, что Россия готова ждать дольше, чем кто бы то ни было другой. В том смысле, что нам равных нет ни в стойкости перед лицом трудностей, ни в терпении для того, чтобы достигнуть своей цели.

– А решение японских компаний Mitsui & Co. Ltd и Mitsubishi Corporation о сохранении долей в проекте "Сахалин-2" можно назвать признаком восстановления здорового диалога?

– Это один из признаков. Энергетика – это первая, пожалуй, тема, где произошел надлом в структуре мировой экономики. Беспрецедентные цены на энергоресурсы, которые появились из-за нарушений международных экономических связей, заставляют страны определиться. И здесь азиаты не могут себе позволить и не должны в угоду американским политическим маневрам отказываться от своего энергетического суверенитета. А энергетический суверенитет Азии заключается в конструктивной работе с Россией. И я думаю, мы будем хорошо работать.

– Вы сказали, что Россия готова ждать долго. А может ли наступить момент, когда окно возможностей для партнеров будет закрыто? Или оно всегда будет открыто?

– Я же сказал, что главный инструмент в настройке международных связей – это конкуренция. Контракты, в которые не войдет Япония, возьмут Китай, Вьетнам, Таиланд. Азия большая. В АСЕАН живет 600 миллионов человек – это пять Японий, и все эти страны готовы с нами конструктивно работать.

– На Курилах уже три месяца работает преференциальный режим. Можете ли подвести какие-то первые итоги?

– За три месяца у нас есть восемь резидентов, это все российские компании, в основном это туризм, рыбопереработка, есть проект проработки по возобновляемой энергетике.

Что важно добавить, параллельно там существует территория опережающего развития, восемь ее резидентов уже реализуют проекты на 12 миллиардов рублей. План до конца 2023 года – 35 резидентов. Основные отрасли – туризм, рыбопереработка, возобновляемая энергетика. Есть живой интерес, мы возили несколько делегаций, в основном это российские компании.

– Иностранцев среди интересантов не было?

– Ожидаем, что ВЭФ увеличит интерес иностранных инвесторов. В рамках инвестсессий у нас были иностранные гости, проявляли достаточно живой интерес. Сейчас ВЭФ нам поможет этот интерес конвертировать в практические соглашения.

– А возвращаясь к Японии, на ваш взгляд, возможно в обозримом будущем возобновление переговоров о совместной хозяйственной деятельности на Курилах?

– Нам нужно сначала вернуться к разговору на нормальном языке: с нашей стороны на чистом русском, с их стороны – на японском, без перевода с английского.

– А восстановление безвизовых поездок жителей Хоккайдо и Курильских островов возможно?

– Поездки по соглашениям 1991 и 1992 годов предусматривались до заключения мирного договора между Россией и Японией. И такую возможность как раз на первом ВЭФ обсуждали Владимир Владимирович Путин и Синдзо Абэ. Покойный Абэ хотел этого, он не скрывал, что хотел заключить мирный договор с Россией, ему просто не дали. Он хотел перелистнуть эту страницу истории и двигаться дальше. Я считаю, что в душе он был другом России, но, к сожалению, не смог преодолеть давление извне.

– Идея строительства моста с Сахалина на материк еще актуальна?

– Это громадный проект, и решение по нему будет принимать президент. Его готовят Сахалинская область и РЖД. Они должны будут представить железобетонные обоснования по грузопотоку и по финансово-экономической модели. Решение примет президент.

– Есть какие-то сроки, или этот проект просто в работе?

– Этот проект в работе. Конкретные сроки не могу сейчас назвать.

– А идея строительства моста Сахалин–Хоккайдо еще жива?

– Сначала нужно навести мосты дипломатические и вернуться к нормальной тональности во взаимоотношениях, а потом уже думать о мостах физических.

– Вы упомянули экспорт алмазов, а США, ЕС и Канада призывают присвоить российским алмазам статус "кровавых" из-за ситуации на Украине. Российское золото тоже попало под санкции, его импорт запретили ЕС, Великобритания и Япония. Якутские алмазы и магаданское золото теперь токсичные в мире?

– Их пытаются такими сделать. Но 14 из 15 алмазов в мире покупает Индия, от этого зависят два миллиона рабочих мест в штате Гуджарат. Невозможно удалить российские алмазы с рынка. Три четверти населения Земли любят Россию и будут покупать российские бриллианты с удовольствием. Может быть, четверть будет предпочитать какие-то другие бриллианты, более низкого качества, чем наши.

На российское золото также существует стабильно высокий спрос, оно остается хранителем ценностей в международном финансовом обороте для центральных банков, для бизнеса, для населения. Поэтому спрос и на алмазы, и на золото сохраняется на высоком уровне.

– Где могут найти новые рынки сбыта магаданские золотопромышленники, которые раньше продавали золото Британии?

– Ближний Восток, Индия, Азия – вот три основных рынка. У золотопромышленников проблема не в отказе от покупки, проблема в инфраструктуре финансовых расчетов. Она нарушена из-за того, что мы слишком долго пользовались валютами третьих стран. Сейчас настроится система использования национальных валют, будут применяться различные финансовые инструменты, чтобы расчеты проходили бесшовно и беспроблемно для продавцов и покупателей. Бизнес умный, поверьте мне. Мы находимся в постоянном диалоге с крупнейшими экспортерами этих товаров, они уже все настроили. Спрос точно есть, а инфраструктура и механика подтянутся.

– Еще одна большая тема – Арктика. Вы говорили, что Запад своими действиями превращает Арктику в поле битвы. Сейчас эмоциональный накал спал? Есть надежда на возобновление диалога?

– По большим вопросам Арктика остается на сегодня разбитой на два лагеря: условно Североатлантический и Россию. Здравомыслящие люди там есть, динамика разная.

Вы знаете, была острая ситуация с пропуском грузов на Шпицберген. Мы ее на нескольких уровнях нормализовали. Я считаю, что Север учит людей быть практичными и прагматичными. Там одними эмоциями не согреешься, нужно взаимодействовать.

Но по крупным стратегическим проектам пока мы наблюдаем попытку раскола на две половины. Для нас самым главным проектом остается развитие Северного морского пути, это развитие всего внешнего океанического контура России в Северном ледовитом и Тихом океане. Сейчас самое главное – его качественно реализовать, а в ходе реализации будет и международный аспект раскрыт. Когда зарубежные партнеры увидят решимость и решительность в строительстве портов и ледоколов, включится экономический интерес.

– В начале года в списке главных иностранных интересантов СМП назывались Япония, Южная Корея, Индия, Китай и Сингапур. Сейчас этот список поменялся?

– Я бы добавил Ближний Восток. Там есть крупные операторы. Но очень важно в этом процессе не ждать кого-то, а самим делать решительный первый шаг. Нам нужно строить порты и развивать инфраструктуру контейнерной логистики, мы по контейнерам отстаем сильно. Когда это появится, появится и спрос. Мы уже пошли по этому пути, запустили субсидированную линию, первый круговой рейс прошел из Мурманска в Петропавловск-Камчатский, туда отвез минеральные грузы, обратно привез камчатского лосося. Это первый опыт, но бизнес видит, что рейс появился, и записывается на него. Также будет раскатываться весь СМП. Он уже заполнен гигантскими нефтегазовыми проектами, но будет добавляться и контейнерная часть.

У нас серьезные проекты по развитию рыбной логистики. Россия занимает пятое место в мире по вылову рыбы – пять миллионов тонн в год. Но это дикий вылов в холодных морях, премиальная рыба, поэтому 40% шло на экспорт.

– Сейчас его нет?

– Он есть, как раз в Азию. Рынки поменялись, и наши морепродукты и крабы смещаются тоже на Восток. Но у нас было много импортной рыбы, более дешевой и менее качественной – лосося из Норвегии, например, завозили. Сейчас эта ниша освободилась, но чтобы дальневосточная рыба попадала на прилавки по всей стране по нормальным ценам и в нормальные сроки, нужна логистика.

У резидентов наших территорий опережающего развития сейчас в работе проекты по развитию федеральной сети рыбной логистики. Это рыбные терминалы и холодильные мощности в Мурманске, Петропавловске-Камчатском, Корсакове, Приморье. Подобная инфраструктура позволит принимать на берег, обрабатывать, морозить, перерабатывать и до прилавка в холодильных мощностях доставлять свежую и по нормальной цене российскую рыбную продукцию.

– И когда на прилавках в Москве появится камчатская чавыча?

– Думаю, что в течение трех лет система будет настроена. Но есть законы рынка, и если именно про чавычу говорить, если эту рыбу сам Дальний Восток съедает, то приоритет будет отдан дальневосточникам.

Надо переезжать жить на Дальний Восток, бросать эту ерунду – в Москве дожидаться дальневосточной рыбы (смеется). Все самое лучшее там – и рыба вкусная, и новые кварталы строим, ипотека дешевая. Зачем сидеть в Москве и ждать чавычу с Камчатки? Надо выбирать Владивосток, Петропавловск, Благовещенск или любой другой город и ехать.

– Как идет переориентация экспорта угля в восточном направлении после вступления в силу запрета ЕС на поставки российского угля? И как в этом контексте чувствует себя Восточный полигон?

– Восточный полигон не справляется, это очевидно. Мы уже в этом не вывезли порядка 73 миллионов тонн грузов и думаем, что дефицит вырастет до 150 миллионов через три года. Уверен, что будут и 200 миллионов тонн на каком-то горизонте. Единственным ответом на это может быть СМП и изменение структуры грузов. Сами угольщики это понимают. Восточный полигон – это две тонкие нити. Транссиб – 9,3 тысячи километров, БАМ – 4,3 тысячи. Эта цепь настолько слаба, насколько слабо ее самое слабое звено. Если на протяжении девяти тысяч километров есть какой-то затор, например, тоннель, его просто так не расширишь. Я недавно был на строительстве Дуссе-Алиньского тоннеля в Хабаровском крае. Есть один тоннель, и рядом пробивают второй такой же. Ну сколько их можно сделать? Не проложишь третью линию Транссиба при всем желании.

Только морская логистика, только развитие СМП вытащит все потребности России в организации вывоза товаров со всей нашей огромной страны. Север дает возможность выходить на море через много разных портов, через реки. Конечно, от Мурманска до Анадыря будет больше опций, чем только БАМ и Транссиб.

– Вы говорили о строительстве новых погранпереходов с Китаем как об одном из методов разгрузки Восточного полигона. В какой стадии это обсуждение?

– Мы несколько совещаний проводили по погранпереходам. Минтранс активизировал эту работу. До 2025 года все вопросы по текущему плану развития погранпереходов должны закрыть.

При этом нужно продолжать строить новые погранпереходы. Пожалуй, одним из интересных амбициозных проектов является идея создания на острове Большой Уссурийский нового пограничного кластера, который мог бы стать зоной свободной торговли между Россией и Китаем, зоной обмена товарами, таким международным ТОРом, наподобие китайско-казахстанского центра приграничного сотрудничества "Хоргос". Большой Уссурийский для этого прекрасно подходит. Мы будем делать такие предложения китайской стороне.

Также имеет смысл строить новый погранпереход в Забайкалье в районе села Староцурухайтуй. Там небольшое расстояние, нужно добавить железнодорожную ветку с нашей и с китайской сторон. Эти предложения тоже будем обсуждать. Вот, пожалуй, два наиболее существенных проекта, которые я вижу в шорт-листе.

– Мост Нижнеленинское–Тунцзян может быть открыт в ближайшее время?

– Мы ждем, когда отступит пандемия. Первый состав уже прошел. Вопрос готовности китайской стороны. Я думаю, до конца года решение будет принято.

– Вы уже упоминали дальневосточную авиакомпанию "Аврора". Когда она может получить самолеты Sukhoi Superjet 100?

– Самолеты Superjet должны быть полностью локализованы по очевидным причинам, и это займет оценочно два года. "Иркут" собирается поставить до конца 2024 года четыре полностью импортозамещенных Superjet с отечественным двигателем ПД-8, самолеты будут приобретены по схеме финансового лизинга через ГТЛК. ГТЛК напрямую закупит Superjet с использованием средств Фонда национального благосостояния и передаст по льготной ставке "Авроре". Мы ожидаем в ближайшее время подписание такого контракта.

– А как обстоят дела с самолетами "Байкал" для "Авроры"?

– "Аврора" заявила потребность в 105 самолетах до 2030 года. В ближайшие два года Уральский завод гражданской авиации завершит импортозамещение узлов и агрегатов, проведет испытания, завершит сертификацию версии для перевозки пассажиров, груза и багажа на регулярных рейсах. После этого начнет поставки по графику – с 2024 до 2030 годы 105 самолетов.

– А как идет разработка программы обеспечения авиадоступности дальневосточных регионов?

– Программа должна быть до конца сентября разработана, мы вместе с Минтрансом этим занимаемся. Будет выверена маршрутная сетка со всеми регионами, собрана воедино потребность в самолетах, в полосах, финансово-экономическое обеспечение, и эти предложения будут внесены в правительство.

Для нас высокий ориентир, признаюсь, – это уровень связанности между населенными пунктами, который был в советское время. Тогда на Дальнем Востоке было в восемь раз больше легкомоторных самолетов и вдвое больше малых аэродромов. Я думаю, мы не достигнем той же частоты полетов, что в советское время, так как изменились требования к безопасности. Но, насколько это возможно сейчас, будем стараться самые маленькие населенные пункты связать с помощью новой сети. В том числе "Аврора" планирует в следующие два года запустить 75 новых льготных социальных маршрутов.

– На ВЭФ должны быть представлены мастер-планы дальневосточных городов, и уже есть три финалиста – Петропавловск-Камчатский, Улан-Удэ и Магадан. Этот состав уже не изменится?

– Смотрите, финалисты финалистами, но это первые среди равных. Мастер-планы подняли целые тектонические пласты и проблем, и возможностей в развитии дальневосточных городов. Срок поручения президента – март 2023 года. Авансом успели завершить работу 17 городов из 25, это десять столиц регионов и семь центров экономического роста. Мы провели две стратегические сессии, где оценивали мастер-планы по четырем критериям: стратегическое видение миссии города, урбанистическое качество плана, экономическое обоснование и качество проработки приоритетных проектов – что можно создать в следующие три года. Баллы были очень близкими у всех. Все продемонстрировали некое видение, мечту, красивый эскиз. Тех, кто на полкорпуса вышел вперед, выделяли разумная экономическая модель и глубина проработки приоритетных проектов. Бюджетные средства все-таки не безграничны, и выделять приоритеты важно.

Помимо первых трех городов – Петропавловска-Камчатского, Улан-Удэ и Магадана – неплохие баллы получил Северобайкальск, как туристический центр. С Владивостоком мы проводили дополнительную работу, разрабатывали план развития Большого Владивостока.

Наша задача не вытащить из 25 городов три и на них перебросить все ресурсы, а в несколько этапов вытащить все 25 городов. Причем первые шаги могут дать самые значимые результаты. В Чите, например, набережной нет. А там река красивая, люди бы жили там, наслаждались водным отдыхом. Набережную ведь можно сделать достаточно быстро и за разумные деньги.

Мы, кстати, на ВЭФ будем заявлять о фокусировке инструмента дальневосточной концессии. Чтобы не все по ней делать, что можно, а приоритизировать работу как раз в части мастер-планов и дальневосточных кварталов. Застройщики хотят построить в городах дополнительно сотни тысяч квадратных метров. А кто построит школы, детские садики, спортивные центры, парки, площадки? Люди куда детей будут водить учиться, где они будут лечиться? Вот на это нужно направить дальневосточную концессию, сфокусировать ее на поддержке городского развития.

– А можете разъяснить судьбу Владивостока? Вы упомянули, что проводили с ним дополнительную работу.

– Владивосток, как столица Дальнего Востока, будет интенсивно развиваться, прирастать и городом-спутником, и новыми набережными, и новыми общественными пространствами. Мы помогаем команде Олега Кожемяко и Константина Шестакова правильно прицелить и сформулировать приоритеты.

– Алексей Олегович, уже начали появляться сообщения о заторах в дальневосточных портах. Нет ли опасений, что может повториться прошлогодняя ситуация?

– Будем внимательно следить вместе с губернаторами. Безусловно, логистическая ситуация сложная, напряженная. Но чудес не бывает, когда все, что ехало на Запад, поехало на Восток. Будем настраивать губернаторов, пока новый закон о северном завозе еще не принят. Сейчас пока еще возят, как раньше ввозили, методом Ивана Дмитриевича Папанина. Звонят и в трубку кричат: "Пропусти груз, а то поселок замерзнет, а мы – под трибунал!". Новый закон сделает северный завоз более прогнозируемым и прозрачным, а главное – надежным и менее дорогим.