Зельфира Трегулова: искусствовед должен уметь открывать "третий глаз"

Директор Третьяковской галереи Зельфира Трегулова рассказала в интервью РИА Новости о возвращении полотна "Иван Грозный и сын его Иван" Ильи Репина в постоянную экспозицию и защитной капсуле для картины, о сотрудничестве музея со странами Ближнего Востока и СНГ, прогнозах относительно будущего музейного дела в России и любимых выставочных проектах. Беседовала Катерина Алабина.

— Недавно в галерее была завершена масштабная реставрация картины "Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года" Ильи Репина с применением новейших технологий. Расскажите, пожалуйста, есть ли еще в музее полотна, требующие реставрации, и будут ли новые методы реставрации, примененные в этой работе, использоваться и дальше?

— По поводу работ, нуждающихся в реставрации, ответ "да". Мы каждый год реставрируем около 700 произведений, а бывает и больше. Прямо сейчас в Третьяковской галерее в Лаврушинском переулке развернута замечательная выставка "Мастера возрождения", на которой представлены результаты работы наших реставраторов, которые специализируются на произведениях на бумаге, созданных в разных графических техниках. Особенностью отечественной школы реставрации является максимально бережное, деликатное обращение с оригиналом, наши реставраторы никогда не пытаются подменить собой авторскую работу.

Но такого вызова, как реставрация знаменитого полотна Репина, перед нами сейчас не стоит. Картине был нанесен серьезнейший урон, и именно поэтому реставрация заняла так много времени. Наши специалисты смогли превратить хронически больное произведение в абсолютно здоровое. Более того, теперь зритель может видеть авторскую живопись Репина, а не многочисленные слои позднейших реставрационных поновлений и лака, который в какой-то момент и вовсе скрыл авторский слой. Наши реставраторы очень деликатно и аккуратно сняли все эти наслоения и дошли до авторского лака – того, каким покрыл картину Репин, закончив работу над этим полотном.

Что же касается наших новейших разработок, собственных ноу-хау, то, да, конечно, эти технологии будут использоваться и в дальнейшем. Для реставрации картины Репина были созданы абсолютно уникальные технологические приспособления, в том числе замечательные стол и стул, которые дали возможность реставраторам совершенно по-другому работать с картиной. Например, стул, похожий на какой-то космический агрегат, дает возможность реставратору подниматься и в вертикальном положении работать с реставрацией того или иного участка масштабных полотен, не говоря уже об огромном количестве чисто реставрационных разработок, новых технологиях, новых идеях, которые при очень серьезном профессиональном обсуждении вырабатывались прямо в процессе реставрации этой картины, когда взвешивались все "за" и "против", потому что ответственность колоссальная.

— Ряд людей, особенно суеверных, считают, что картина несет в себе негативную энергетику, и критикуют решение повесить это полотно в постоянной экспозиции Третьяковской галереи. Каково ваше мнение на этот счет?

— Это одно из самых важных полотен в истории отечественной живописи и, на мой взгляд, лучшая историческая картина в европейской живописи второй половины XIX века. Картина абсолютно шекспировского масштаба. Недаром Репин в ответ на критику этого полотна говорил: "Что теперь, и Шекспира нужно запретить?". Критика, кстати, началась сразу же после появления картины, которая, была запрещена цензурой, но это не помешало Павлу Третьякову ее купить.

Всем, кто поднимает вопрос о праве этой картины находиться в постоянной экспозиции Третьяковской галереи, могу ответить словами Репина. Трагедия Шекспира "Гамлет" – отнюдь не точное воспроизведение когда-то происходивших событий, и ее значение, как и значение картины Репина, не сводится к степени исторической достоверности. Полотно "Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года" воспроизводит момент, когда царь в порыве гнева наносит смертельный удар своему сыну. Но картина ценна тем, что затрагивает важнейшие вопросы, которые волновали человека и будут его волновать, пока человек остается человеком, независимо от того, соответствует она или нет современному уровню исторических знаний.

— Ранее вы сообщали, что полотно будет защищено специальной капсулой, но до тех пор, пока она не изготовлена, картина Репина возвращена в экспозицию не будет. Удалось ли найти средства на нее? Каковы примерные сроки "переезда" картины в репинский зал?

— Сразу же после пресс-показа отреставрированной картины для представителей СМИ, прошедшего в мае, нам удалось найти спонсора на изготовление этой капсулы, и мы ее уже заказали. Я очень надеюсь, что нам все удастся, невзирая на сложности с доставкой в Россию того, что не производится здесь, но понадобится для изготовления капсулы –антибликового, антивандального, пуленепробиваемого стекла. Таким же стеклом закрыты произведения "Рождение Венеры" и "Весна" Сандро Боттичелли в Галерее Уффици во Флоренции. Надеемся, что осенью картина уже вернется в постоянную экспозицию Третьяковской галереи.

— Филиалы Третьяковской галереи планируется открыть в нескольких городах России – это Самара, Калининград и Владивосток. Давайте начнем с Самарского, по моей информации, он наиболее реальный и близкий к завершению?

— Все они более чем реальны, и сейчас мы можем смело это утверждать. Филиал в Самаре развернется в фантастическом памятнике архитектуры эпохи конструктивизма, здании фабрики-кухни для завода имени Масленникова, построенного в 1932 году по проекту первой русской женщины-архитектора Екатерины Максимовой.

Это реставрация и приспособление под музейное пространство уже существующего здания с очень сложной судьбой. Хотя то состояние, в котором оно находилось, когда я видела его впервые летом 2018 года, было более, чем печальным. С пониманием того, что реставрация идет на федеральные деньги, а это сразу же означает следование всем необходимым ФЗ, я тогда не могла предположить, что уже в сентябре 2021 года мы сможем представить вчерне отреставрированное здание и провести там совершенно фантастический перформанс "Утопия на ужин" лауреата премии "Золотая маска", хореографа Анны Абалихиной, художника Ксении Перетрухиной и композитора Алексея Сысоева.

— Какие работы остается завершить, чтобы довести пространство "до ума"? Каковы примерные сроки открытия филиала?

— Система обеспечения необходимого музейного климата еще не работает, но здание будет закончено и сдано в эксплуатацию в конце этого года. Кроме того, мы уже ведем активную деятельность в Самаре в ожидании окончания работ в будущем филиале – мы открыли пилотное пространство Третьяковки, арендовав трехэтажный дом в самом центре города, буквально стена к стене с Минкультуры Самарской области. На трех уровнях, с невероятно грамотным использованием каждого квадратного метра площади, осуществляются уже в течение двух лет интереснейшие образовательные программы: лекции, дискуссии, встречи с кураторами. Я и сама, каждый раз посещая Самару, провожу там встречу. Присутствие Третьяковки, пусть пока вот в таком, очень компактном пространстве, подогревает ожидание самих самарцев и вообще всего региона к тому, что в Самаре будет открыт филиал Третьяковской галереи. На момент открытия это будет самое масштабное музейное здание в российских регионах: площадь здесь составляет восемь тысяч квадратных метров.

Двери с экспозицией мы распахнем в мае 2023 года. В филиале будут реализовываться интереснейшие выставочные программы. Это и большие сборные выставки, которые будут меняться два-три раза в год, и более локальные экспозиции, например, здесь будет функционировать музей архитектора Екатерины Максимовой. Вся команда самарского филиала очень креативная, очень укорененная в местной художественной ситуации, активная и предлагающая новые, интересные идеи, которые, с одной стороны, следуют нашей общей стратегии и, с другой стороны, что просто прекрасно, опираются на местную художественную среду. Мне кажется, это наиболее правильный формат формирования команды филиалов музеев на местах.

— Что будет представлено в филиале в качестве первой экспозиции?

— Это будет выставка, представляющая отечественное искусство с первой половины XIX века до второй половины ХХ века и посвященная теме еды в русском искусстве. Пока рабочее название "На вкус и цвет". Не стоит забывать, что филиал будет находиться в историческом здании фабрики-кухни — вся концепция этого здания заключалась в том, что это было место, где готовится еда, которую потом можно взять, быстро разогреть и освободить женщину от рабского труда у плиты. На самом деле, тема выставки гораздо шире, чем просто изображение каких-то трапез или натюрморты с фруктами или какой бы то ни было едой. Через раскрытие этой темы мы очень много говорим об истории, о каких-то обычаях, привычках… Недаром в русском языке существует замечательное слово "трапеза" Процесс приема пищи — это не просто мгновенное насыщение, это ритуал! Через эту выставку мы раскрываем, в том числе, глубинные смыслы, которые вкладывались в ту или иную трапезу — завтрак, обед, ужин… Мы выбрали одну из самых популярных работ в нашей коллекции, это знаменитая картина Зинаиды Серебряковой "За завтраком", как один из главных образов этой выставки. Я уже сейчас вижу перед глазами эту картину на афишах и баннерах выставки, которые, я надеюсь, будут развешены по всей Самаре.

В этом здании достаточно непросто разворачивать экспозиции, но оно являет собой потрясающий пример публичного пространства, где, в целом, возможно очень многое, и это соответствует нашему пониманию того, что такое "филиал Третьяковской галереи". Это не просто залы, в которых висят картины, или стоят скульптуры. Это особый мир, особое пространство, перенесение наших Третьяковских ноу-хау в регионы без малейших послаблений и с высочайшими стандартами.

— А что насчет Калининграда? На каком этапе находится строительство филиала там, и кто будет трудиться в этом корпусе Третьяковки — местные специалисты или московские? Возможно, вы отдельно готовите кадры? Насколько мне известно, не так давно в Балтийском федеральном университете была открыта образовательная программа, совместная с Третьяковской галереей.

— В Калининграде стройка идет полным ходом! Действительно, два года назад мы по собственной инициативе и при поддержке фонда "Россия — моя история" открыли магистратуру "Кураторство и музейный менеджмент" в Балтийском федеральном университете имени Канта. Что сейчас будет с этим магистерским курсом после того, как было объявлено о том, что мы отказываемся от Болонской системы, не знаю. Значит, будем трансформировать ее в нечто, что будет иметь такой же существенный практический выход — мы прекрасно понимаем, что, когда будет закончено строительство филиала Третьяковской галереи в Калининграде, в процессе формирования всех программ нам уже нужно будет опереться на хорошо подготовленные кадры на местах. Пока сотрудники, работающие в Калининградском филиале, это, в большинстве своем, сотрудники из Москвы. Но наши студенты уже защитились 22 июня, а 5 июля в Кафедральном соборе на острове Канта состоялось вручение дипломов. На самом деле, это был первый выпуск магистратуры – совместный Третьяковской галереи и ведущего федерального университета.

Проект музея создан архитектурным бюро "Меганом", архитектором выступает Юрий Григорян. Это масштабнейшее здание на 17 тысяч квадратных метров. Нам оно очень нравится. Надо сказать, что наши коллеги, получившие возможность, надев каски и приняв соответствующие меры предосторожности, попасть на стройку, находятся под сильнейшим впечатлением от архитектуры этого здания. Оно минималистично, невероятно грамотно выстроено, и этот филиал, точно так же, как и музей в Самаре, будет пространством для серьезнейших образовательных программ, пространством общественным, где будут проходить лекции, кинопоказы, концерты, театральные спектакли и занятия с детьми, а также будут открыты творческие мастерские. Строительство мы планируем завершить в 2023 году.

Кстати, в Самаре будет еще и резиденция художников – мы очень хотим, чтобы наши филиалы стали своего рода школой, в том числе и для местных художников, и для тех, кому интересно поработать в этом регионе. Будем думать о подобных рода программах взаимодействия и с калининградскими авторами.

— Остается третий и последний филиал, во Владивостоке — как дела обстоят там?

— Что ж, с Владивостоком более сложная история, потому что было несколько архитектурных проектов, и нам, в силу ряда субъективных обстоятельств, приходилось менять архитектурную концепцию, но сейчас строительство по-настоящему началось, и идет очень быстро. Во Владивостоке мы также готовим кадры для филиала, с самого начала подписания соглашения с Дальневосточным федеральным университетом. Сначала мы ввели там программу дополнительного образования, а в 2021 году инициировали создание магистратуры по специальности "Музейное дело".

В принципе, программы и в Калининграде, и во Владивостоке схожи — это и преподавание истории искусств, которая абсолютно необходима, и занятия по музейному и выставочному менеджменту, по фандрайзингу, по работе со СМИ, даже по юридическому сопровождению всей музейной деятельности. Все наши ключевые специалисты неоднократно читали лекции и побывали с ними как в Калининграде, так и во Владивостоке.

— И все же, почему Третьяковская галерея решила активно заняться региональной политикой? В чем вы видите преимущества работы в регионах, как для самой Третьяковки, так и для региональных институций, и процветания интереса к искусству среди жителей большой страны, в целом?

— Ни для кого не секрет, что в огромном количестве российских регионов существуют прекрасные художественные музеи с замечательными коллекциями, но лишь единицы из них выходят за рамки своей местной художественной ситуации. Например, Нижний Новгород, Екатеринбург, Казань… Кроме того, все они без исключения невероятно ограничены в своих пространствах, а если и получают новые, то в исторических зданиях, где приспособление здания под музейные нужды сталкивается с серьезными ограничениями. Да, есть прекрасные примеры, как, например, трансформация нижегородского ГЦСИ "Арсенал", в свое время получившего премию, как лучший архитектурный проект года в стране. Но обычно это очень сложно.

Появление в Самаре, Калининграде, Владивостоке современных музейных центров должно действительно изменить художественную ситуацию в этих регионах на благо местных жителей и на процветание самих регионов. Когда у тебя в турпакете есть филиал Третьяковской галереи или целый музейно-выставочный комплекс, как во Владивостоке, где будем мы, Государственный Эрмитаж и Музей Востока, то это, безусловно, повышает туристическую привлекательность этого региона. Кроме того, возвращаясь к вопросу образования и подготовки кадров на местах — мы очень надеемся, что то, что мы вложили, принесет свои плоды, поскольку мы прекрасно понимаем, насколько важно для развития каждого из регионов не только наличие крупных музейных центров, но и профильных, качественно подготовленных кадров.

— Вы упомянули работы на Кадашевской набережной. Как ранее сообщал руководитель Департамента градостроительной политики города Москвы Сергей Левкин, возведение корпуса там уже находится на финальной стадии. Так ли это?

— Да! И, на самом деле, для всех нас это невероятно радует. Во многом прогресс связан, в том числе и с приходом в музей нового замгендиректора по строительству и ремонту Рината Шигапова — невероятно опытного строителя, высокопрофессионального человека, который трудится над тем, чтобы срок открытия этого комплекса, который сейчас указан, стал окончательным реальным сроком. Это 2024 год. Мои собственные эмоции таковы: если раньше, каждый раз подъезжая с Кадашевской набережной в Малый Толмачевский переулок, я с печалью смотрела налево, то теперь я просто отрываюсь от телефона и каждый раз ловлю впечатление от прекраснейшего фасада Сергея Чобана! Мы благодарны Сергею Энверовичу и тогдашнему министру культуры Владимиру Мединскому, который, поглядев на предыдущий проект фасада понял: нужно устроить новый конкурс, хотя бы на проект фасада.

Вскоре будут завершены фасадные работы, а они достаточно сложные, поскольку в качестве материала облицовки используется специальный клинкерный кирпич, очень высокого качества и производимый в РФ; порталы и оконные наличники выполнены из белого камня. Надо отметить, что это своего рода традиция столицы — ведь все московские церкви XVII века строились из красного кирпича с белокаменными наличниками и порталами, сделанными из того же самого камня, из которого сделаны обрамления окон здесь. Я могу смело сказать, что это здание добавит нечто очень достойное к архитектурному облику Москвы. Кстати, если вы заметили, на окнах корпуса размещены черно-белые увеличенные фрагменты знаменитых картин Третьяковской галереи — многие коллеги с некоторой опаской относились к этой идее, но сейчас, когда это сделано и реализовано элегантно и с большим вкусом, становится ясно, что это было очень интересной идеей. В Москве и в России такого не увидеть нигде!

Сейчас уже начинается строительство застекленного перехода — это абсолютно принципиальная часть проекта. Это будет переход из нового здания в старое, потому что для нас было очень важно перенести входную зону именно в корпус на Кадашевской набережной. Там предусмотрено большое общественное пространство, которого нам страшно не хватает в основном историческом здании в Лаврушинском переулке. Сравните вестибюль Новой Третьяковки на Крымском Валу, где тебя охватывает ощущение восторга от огромного пространства, пронизанного светом, с низкими подвальными помещениями вестибюля исторического здания в Лаврушинском переулке. Во входной зоне на Кадашевской набережной будут расположены, в том числе, уютное кафе, музейный магазин, просторный гардероб и все необходимые сервисы, а также большой многофункциональным зал, где мы сможем проводить лекции, концерты, дискуссии, спектакли и кинопоказы — в общем, вся музейная структура, должная быть в музее, будет вынесена туда, в новый корпус, хотя вход останется и в историческом здании. Стеклянный переход будет довольно легким и незаметным, и не будет врезаться чуждым и грубым элементом в тело исторического здания.

— Что вы планируете разместить в новом корпусе, будет ли там что-то выставляться? И если да — какие у вас мысли по поводу первой экспозиции?

— В новом корпусе будут расположены реставрационные мастерские, хранилище графики и графический кабинет и, конечно, офисные пространства. Когда я вижу, что наши научные сотрудники сидят по пять человек в одной комнате, например, два доктора и три кандидата наук… Понимаете, невозможно полноценно и серьезно работать, имея такие ограниченные возможности. Мы ждем этого здания, как манны небесной, чтобы, наконец, разместить наших научных сотрудников и кураторов так, как они этого достойны.

На двух уровнях разместятся масштабные выставочные пространства, а также основные зоны для проведения вернисажей. Относительно первой экспозиции – пока мы работаем над этим вопросом, потому что все зависит от того, когда мы будем ставить на реконструкцию Крымский Вал. Была идея, что, когда мы закроем здание на Крымском Валу, на одном из этажей здания на Кадашевской набережной будет представлен дайджест экспозиций ХХ века — мы не можем лишить зрителя главных шедевров искусства этой эпохи, ведь эта экспозиция является самой серьезной репрезентацией русского искусства ХХ века в мире. Один из уровней здания на набережной станет пространством, где мы будем показывать большие выставки, которые журналисты обычно называют блокбастерами.

— А когда планируется реконструкция здания на Крымском Валу?

— Реконструкция Новой Третьяковки на Крымском Валу необходима, мы уже много лет работаем над проектом, а год назад мы обратились в правительство за содействием по финансированию. Но проектные работы мы ведем на спонсорские деньги, и сейчас проект в работе. То, когда мы поставим на реконструкцию Крымский Вал, зависит от того, когда мы закончим строительство здания на Кадашевской набережной и когда будет построено музейное хранилище для собраний четырех федеральных музеев и 20 московских музеев в Коммунарке, которое строит Москва, и куда мы сможем переместить свои фонды. Это как пазл, все должно сойтись. Поэтому, любое изменение в одной из трех составляющих – и ты должен пересматривать планы, последовательность, логику и логистику.

Но нам не привыкать! Уже два с половиной года мы пересматриваем свои планы из-за пандемии, уже четыре месяца – меняем свои планы в связи с сегодняшней ситуацией в мире. Русский человек тем и отличается, мне кажется, от представителя любой другой нации, что мы можем очень быстро адаптироваться к изменяющимся условиям и при этом быть невероятно настойчивым в своем стремлении идти вперед. В сентябре, кстати, у нас и на ВДНХ пространство откроется. Не могу не признаться — как искусствоведу, а не профессиональному строителю, мне очень непросто работать в ситуации, когда во многих местах идет стройка, и создается множество новых инфраструктур. Но мне интересно работать над созданием нового, это меня очень вдохновляет и, действительно, объем невероятный.

— Расскажите, как сейчас обстоят дела с международным сотрудничеством? Что говорят коллеги из зарубежных музеев, хотят ли они работать с Третьяковской галереей?

— Безусловно, все наше взаимодействие с Западной Европой сейчас подвешено, причем с двух сторон — это не только отказ западных музеев и западных партнеров везти что-то сейчас в Россию и иметь дело с российскими музеями, но и невозможность сейчас участвовать в каких-то выставках, в частности, в Европе, а Китай, например, закрыт из-за пандемии. Надо сказать, что любой музей и любая государственная институция в Европе сейчас находятся в довольно сложном положении, но мы поддерживаем чисто человеческие контакты и отношения, и наши партнеры хотят продолжить работать с нами. Сейчас, к сожалению, они ограничены требованиями, которые к ним предъявляются. Поэтому, как только эти ограничения снимаются, мы немедленно — на следующий же день — возобновим работу. Поэтому пока нам остается только терпеливо ждать и работать над собственными проектами.

— Сегодня культурные институции из самых различных областей, в том числе кинематограф и театры, обращают свое внимание на коллег из ближневосточного региона. Думают ли об этом направлении в Третьяковской галерее?

— Мы и раньше очень серьезно думали о работе со странами ближневосточного региона. Более того, мы несколько лет назад делали выставку в Дохе (Катар) в очень интересном альтернативном пространстве бывшей пожарной станции – выставку "Русский авангард. Пионеры и наследники по прямой", это был блестящий проект. После нас в этом же пространстве Русский музей делал выставку Казимира Малевича. До этого, еще когда я работала в Музеях Московского Кремля, мы делали в Дохе выставку "Дары султанов: искусство дарения при исламских дворах".

Я не так давно была с лекциями в Бахрейне по приглашению шейхи Мэй бинт Мохаммед Аль Халифы, двигателя развития культуры и реставрации исторических зданий в Бахрейне – она возглавляет совершенно потрясающий фонд, который отреставрировал 29 исторических зданий, превратив их в какие-то невероятные общественные пространства, полезные для людей и насыщенные современным искусством, местным, в первую очередь. Здесь есть прекрасные музеи, огромный оперный – серьезные возможности для сотрудничества.

— Какие еще страны на примете?

— Мы очень серьезно уже в течение двух-трех лет работаем с Узбекистаном, с Фондом развития культуры и искусства при кабинете министров Узбекистана у нас подписан основополагающий базовый договор. Недавно мы подписали еще один — о сотрудничестве в отношении коллекции Государственного музея искусств им. Савицкого в Нукусе, где хранится второе по величине в мире собрание работ русских художников 1910-1930-х годов. У них семь тысяч картин и 20 тысяч листов графики, огромный и очень малоизученный пласт русского авангарда второй волны. В следующем году мы планируем сделать совместную выставку работ Алексея Моргунова, сподвижника Казимира Малевича — очень большая часть его наследия находится в собрании в Нукусе, и мы будем помогать его реставрировать. Также мы вместе работали над выставкой Василия Кандинского для Италии, сейчас этот проект отложен, но при первой возможности наши итальянские коллеги возобновят работу над ним. Кстати, в Узбекистане находятся два исключительных полотна этого художника.

Кроме того, мы работаем над выставками произведений Соломона Никритина и выставкой "Путь на Восток", наверное, половина состава этой выставки планируется из собрания музея в Нукусе. Также мы оказываем им профессиональную поддержку, приняв на стажировку их специалистов — сейчас Фонд делает две большие выставки в Париже, и мы понимаем, что им не хватает компетенций в деле международных выставочных проектов и международного выставочного обмена. Узбекистан для нас — очень важное направление, у нас полное взаимопонимание с коллегами, и, действительно, там хранятся такие важные пласты русского искусства, что просто Бог не простит, если мы не поможем в деле реставрации и продвижения этих коллекций в мире. Тем более, что русское искусство из собрания музеев Узбекистана в мире еще не показывали, и это один из возможных вариантов присутствия русского искусства в мировой музейной повестке ближайших лет.

Мы достаточно серьезно работаем сейчас с Азербайджаном, с Фондом Гейдара Алиева мы сделали две выставки в Москве. Также, весной этого года мы планировали совместно открыть выставку произведений Таира Салахова в рамках Венецианской биеннале, но не получилось. Тем не менее, мы хотим продолжить сотрудничество с фондом и сейчас очень серьезно работаем над вопросом о возможном показе в Баку выставки, представляющей коллекцию Третьяковской галереи. Фонд готов предоставить свою площадку в здании, построенном Захой Хадид, это невероятное пространство, в котором очень непросто делать классические экспозиции, но мы готовы принять этот вызов. В Национальном художественном музее Республики Беларусь в Минске есть прекрасная коллекция русского искусства, и мы готовы делать выставки там. Вместе с тем мы продолжим развивать отношения с Арменией – в Национальной Галерее в Ереване хранится фантастическое собрание русского искусства. Сейчас мы будем планировать поездку — зарубежную стажировку наших специалистов в Армении, итогом которой, надеемся, станет какая-то идея взаимодействия с этой галереей и с Арменией в целом.

— Давайте вернемся немного назад, в прошлое — к триумфальному возвращению шедевров Морозовской коллекции из Парижа. Расскажите, участвовала ли французская сторона в возвращении работ и насколько активно? Находятся ли за пределами РФ еще какие-то произведения из собрания Третьяковской галереи?

— Что касается произведений, которые были на выставке Морозовской коллекции в Париже, то хочу сказать, что демонтаж, упаковка и отправка этих работ были осуществлены в самые краткие сроки и при полном взаимодействии с французской стороной. Нашим коллегам в Фонде Louis Vuitton удалось добиться всех тех необходимых документов, которые обеспечили, в том числе, безопасный возврат наземным транспортом экспонатов из российских музеев, которые на момент закрытия выставки находились на территории Европы.

В настоящее время мы с коллегами из других музеев находимся в процессе возврата экспонатов с выставки произведений Василия Кандинского в Италии, которая закрылась 26 июня. В течение ближайших дней все должно быть на территории России — все бумаги оформлены, все необходимые разрешения есть, транспортировка идет полным ходом. Произведений там немного, всего несколько работ.

– Будучи экспертом с многолетним и разнообразным опытом, расскажите, какой вы видите выставочную деятельность в России в ближайшие 10 лет? Каковы ваши прогнозы относительно будущего музейного дела в России?

– Я думаю, что лучшим ответом на этот вопрос будет пример выставки "Брат Иван. Коллекция Михаила и Ивана Морозовых", которая открылась 27 июня в ГМИИ им. Пушкина при участии собраний Государственного Эрмитажа и Третьяковской галереи. В ситуации существующих сегодня ограничений, невероятной сложности логистики, удорожания, простите, всего, даже внутри страны, мы, конечно, будем обращать первоочередное внимание на собственные возможности и ресурсы. Вероятно, при возможном участии международных партнеров, о которых мы уже говорили, слава Богу, благодаря культурной политике СССР, русское искусство было прекрасно представлено во всех бывших союзных республиках. Я недавно вернулась из Баку — ох, какая там коллекция русского авангарда… Сумасшедшая! И абсолютно неизвестная в России.

Как мы сейчас адаптируемся к сегодняшней ситуации? Не меняя градуса амбиций проекта. Например, в 2024 году мы планировали показать у нас выставку, посвященную искусству 1920-1930-х годов в СССР и в Европе, совместно с Государственными художественными собраниями Дрездена и с Национальной галереей в Берлине. Понятно, что сейчас мы не можем планировать выставку с участием этих двух музейных институций, но мои коллеги решили проанализировать и внимательно углубиться во все документы и архивные свидетельства о том, что вообще показывалось в 1920-1930-х годах в СССР, и что покупалось для собрания советских музеев, не обязательно художественных, в то время. И выяснилось, что в наших музеях хранится невероятный пласт этого искусства – европейского, в частности, немецкого, американского. Этот проект мы планируем представить в том же 2024 году, он будет не менее интересен с точки зрения показа никому ранее неизвестного материала и, может быть, даже более прорывным, нежели изначальная концепция. Думаю, мы все будем стараться идти вглубь и поднимать на поверхность те пласты наших коллекций и собраний самых различных музеев и архивов России, которые никто раньше не показывал, в которые никогда раньше особо не заглядывали.

— Сегодня активно развиваются соцсети, и все больше людей в интернете начинают называть себя экспертами в области искусства, с легкостью набирая аудиторию благодаря ярким роликам и многомиллионным аккаунтам зачастую при отсутствии, впрочем, профильного образования. Расскажите, что вы думаете об этой тенденции?

— То, что люди интересуются искусством — хорошая тенденция, но этот вал новых источников контента — яркое свидетельство недоработок с нашей стороны. Все те годы, что я возглавляю Третьяковскую галерею, мы серьезно работаем над тем, чтобы выработать новый формат разговора со зрителем. Вот, мы создали образовательный портал "Лаврус", но там академический подход превалирует над подходом, который бы импонировал гораздо более широкому кругу людей. И это наше упущение — свято место пусто не бывает. Существует множество ресурсов, где за гораздо большие деньги, чем те, которые просим мы, предлагается живой и интересный рассказ об искусстве, но зачастую, в этой погоне за популярностью теряется культура разговора. Может, я слишком старомодна, но я не могу принять, когда об искусстве говорят, используя лексику популистского свойства — на самом деле, она сводит послание об этом искусстве к совершенно иной, гораздо более примитивной и иногда даже глубоко неверной интерпретации. Каждый раз, когда я начинаю говорить по-русски, а потом перехожу на английский, я понимаю, насколько сложен, нюансирован и точен русский язык — это мировое сокровище, которое начинает теряться уже даже на профессиональном уровне. Мы пытались сотрудничать с различными онлайн-ресурсами, но поняли, что говорим на разных языках. Также у нас был опыт работы с тиктокерами — мы пригласили их на выставку в Третьяковской галерее, а потом я посмотрела, что было выложено в интернет, и поняла, что лучше мы останемся без их подписчиков. Думаю, что пока мы не нашли точек соприкосновения. Будем стараться сами эволюционировать, следуя нашему слогану "Повернуться лицом к зрителю", и при этом никак "не упасть ниже плинтуса".

Очень точным и правильным примером онлайн-активности, на мой взгляд, является наш фильм "Третьяковка с Сергеем Шнуровым", который сделали в самом начале пандемии — мы сняли его за два дня, с коротким перерывом на сон. Фильм длится 70 минут и представляет собой рассказ об 11 картинах из постоянной экспозиции в Лаврушинском переулке в формате нашего с Сергеем Шнуровым импровизационного диалога. Все снималось с одного дубля, мы заранее не договаривались, что будем говорить, при этом стараясь говорить ярко, но не примитивно. Для меня вот такой формат разговора об искусстве — это то, что мне кажется сегодня наиболее правильным, это не замыленный, не заученный, а очень индивидуальный и личный взгляд на искусство, попытка говорить о сути, а не описывать человеку, что нарисовано на полотне.

— А вы следите за кем-то в соцсетях?

— Сама я ни за кем не слежу — меня нет в соцсетях, и это моя принципиальная позиция, но вот музей очень активен онлайн. Сейчас мы развиваем наш Telegram-канал, им занимается команда из молодых людей. Какое-то время я это контролировала, а потом поняла, что лучше, чтобы они сами ощущали чувство ответственности. К тому же они более тонко чувствуют настроение аудитории и знают, какие слова подбирать.

Вообще, молодежь в последнее время очень интересуется искусством, это связано, полагаю, как раз с нашей активностью в соцсетях, а еще с пандемией. Именно тогда мы стали очень интенсивно выкладывать материал, который успели отснять до закрытия музея — порциями. Потом, когда нам разрешили открыться, мы зашли в зал и не узнали свою аудиторию! И эта тенденция жива до сих пор — загляните на выставку Генриха Семирадского, уж, казалось бы, такой классический художник, который должен нравиться "третьему" возрасту, но и в этих залах превалирует молодежь. Я изначально верила: наша онлайн-деятельность пробуждает интерес. Это такая затравка, закуска, которая только стимулирует аппетит. И я оказалась абсолютно права.

— В настоящий момент все ли устраивает вас в работе Третьяковской галереи?

— Конечно, нет. Человек, который начинает испытывать чувство стопроцентного удовлетворения от того, что делает он сам, или делает руководимая им институция… это, извините, кандидат на то, чтобы покинуть это кресло, потому что ни один человек не может сделать так, чтобы все в деятельности возглавляемой им организации было абсолютно идеальным, как в самой светлой и сильной мечте.

Конечно, есть очень многое, над чем хотелось бы поработать, например, выработать формат разговора со зрителем, который был бы стреляющим в цель, но при этом не падающим в использование новояза, что ужасно смущает. И, конечно, страшно хочется, чтобы процесс реконструкции Крымского Вала начался как можно скорее.

— С вершины своего опыта, что вы можете посоветовать тем, кто только начинает свой путь в глубины искусства, мечтает однажды открыть собственную галерею, стать экспертом в области искусствоведения или даже возглавить престижное государственное культурное учреждение?

— Вы знаете, когда я училась в университете, мне в самом безумном сне мне не могло присниться, что я могу стать директором Третьяковской галереи. Никогда. Было одно желание — заниматься тем, что мне было бы интересно каждый день моей жизни. Я думаю, у человека внутри есть инстинктивное ощущение, что искусство ему необходимо — человека нужно просто подвести к тому, что музей — это не скучное, пыльное место, а совсем наоборот. Как только человек начинает об этом догадываться, он понимает, что он здесь получит то, чего не получит ни в каком другом месте.

Не ставьте себе задачу стать директором ведущего художественного музея страны — это первое. Во-вторых, важно быть открытым самым различным впечатлениям, стараться не быть снобом. Снобизм — это невероятно вредно! Мне в молодости был не особо интересен Репин, но, когда мы стали делать его выставку, я, наконец, поняла, что это один из величайших художников в истории русской и европейской живописи, что он очень актуален сегодня, и мы именно сейчас видим его во всем его подлинном масштабе и значении. Очень важно освободиться ото всех предвзятых точек зрения, найти и распахнуть у себя во лбу "третий глаз" и максимально воспринимать все те импульсы, которые излучает та или иная работа, думать, анализировать свои ощущения, сравнивать, смотреть. А еще не переставать удивляться и испытывать детский восторг, оказываясь наедине с художественным произведением.

— Каким был выставочный проект, который курировали лично вы, и который особенно глубоко запал вам в душу? Знаете, из той серии, когда это история, которую хочется передавать из поколения в поколение — что-то, что вы никогда не забудете и не хотели бы предавать забвению.

— Знаете, мне повезло — таких выставок было несколько. И я их все перечислю! Итак, мой самый первый кураторский проект, "Москва: сокровища и традиции", который состоялся в 1990 году — делала я эту выставку два года, не догадываясь о том, что она суммарно соберет 923 тысячи человек на экспозиционных площадках в Смитсоновском институте в Вашингтоне и в Художественном музее Сиэтла. Это была выставка с участием всех ведущих музеев Москвы и Санкт-Петербурга — в том числе, Третьяковской галереи. Тогда я поняла, что такое современный выставочный проект, что такое выставочный дизайн, и эта выставка стала огромной школой и университетом не только для меня, но и для моего коллеги Алексея Левыкина, тогда назначенного ответственным от Музеев Московского Кремля, которые предоставили 60 экспонатов на эту выставку. Конечно, это выставка "Великая Утопия. Русский авангард 1915-1932" — это был 1992 год, и экспозиция была показана в Ширн-Кунстхалле во Франкфурте, в Городском музее в Амстердаме, в Музее Гуггенхайма в Нью-Йорке и в Третьяковской галерее в Москве. Это был великий проект — больше никто и никогда не сделает такую масштабную выставку русского авангарда на полторы тысячи вещей из 56 музеев мира. Также выставка "Россия!", которую я делала в музее Гуггенхайма вместе с великим Робертом Розенблюмом, по книжкам которого я училась, и никогда не думала, что буду вместе с ним вместе работать над выставкой о том, что такое русский художественный гений. Это был 2005 год, и тогда я на открытии впервые сопровождала по выставке президента РФ Владимира Путина, у меня сохранились замечательные фотографии.

Далее, выставка прошлого года "Мечты о свободе. Романтизм в России и Германии". То, что мы сделали вместе с Государственными художественными собраниями Дрездена и с великим архитектором Даниэлем Либескиндом — был абсолютно новый тип выставки, причем не только в российском масштабе, но и в европейском. Проекта такой сложности и такой иммерсивности я, наверное, не припомню. И, наконец, выставка "Русский путь. От Дионисия до Малевича" в Музеях Ватикана, в крыле Карла Великого в Соборе Святого Петра, это был ответ на Ватиканскую выставку здесь. Наверное, даже при всей важности выставки "Россия!" в Музее Гуггенхайма, проект в Ватикане был все-таки самым сложным и точно отражающим суть того, что такое русское искусство, из всех ранее сделанных Тогда мне посчастливилось 40 минут водить по ней папу Римского Франциска, который безошибочно считал все сопоставления и отсылки. Эта выставка показала, как дважды два, что все разговоры о том, что русское искусство и культура разделяются на исконный византийский период до Петра I и прозападный период после Петра I, относительны, а суть русского искусства и особенность русского художественного гения – это прямой, не прерывающийся путь от Дионисия до Малевича.