13:00 08.03.2022
(обновлено: 13:29 08.03.2022)
МИД ЛНР: украинские военные осознанно обстреливают мирных жителей
Читать ria.ru в
Среди женских профессий есть и такая – первый заместитель министра иностранных дел ЛНР Анна Сорока организует поиск и эксгумацию тел мирных граждан, погибших при обстрелах, и подачу исков против Украины в ЕСПЧ и Международный уголовный суд. О том, можно ли считать действия Украины геноцидом, и как реагирует на это мировое сообщество, она рассказала РИА Новости.
– Вы согласны с определением "геноцид" для происходящего на Донбассе? Или это слишком сильное слово?
– В отношении Донбасса? Конечно, это – геноцид. Даже страшнее. Готова процитировать конвенцию 1948 года о предупреждении преступлений геноцида и наказание за него. Там есть понятие геноцида и перечислены действия, которые подпадают под понятие геноцида. Первые три пункта, их всего лишь там пять, – это все наше. Убийство, пытки и истязания и целенаправленное создание условий, чтобы человек не выживал – блокада. Физическое, умственное повреждение членов группы таких людей. Я понимаю, что среди признаков, по которым происходит убийство членов нашей группы, и дискриминация – религиозная, национальная.
Когда ты вскрываешь квартиры, а там старики, уже умершие, лежат без оказания медицинской помощи – это не геноцид? Когда Украина создает такие условия, что люди просто умирают от того, что нет медицинской помощи, электричества, нет возможности вызвать помощь, покушать нечего? Люди бросали стариков в закрытых квартирах, на моем только примере, я шесть квартир вскрыла, моя следственно-оперативная группа. Шесть. Я видела это своими глазами.
– Те, кто не согласны, что действия Украины на Донбассе – это геноцид, приводят в пример истребление армян в Османской империи, холокост или геноцид в Руанде 1994 года. То есть там действительно есть признаки желания истребить весь народ, а жертвами становились от миллиона человек и выше. На Донбассе погибло несколько тысяч человек мирного населения – трагедия, но на истребление всего народа, к счастью, не тянет.
– Я преподавала международное право 15 лет, поэтому могу ответить так. Если мы в XXI веке будем такими мерками рассуждать… Международное право развивалось три тысячи лет с того времени, когда появилось цивилизованное человечество, когда появились первые табу, обычаи, когда люди стали примиряться, использовать белые флаги, стали договариваться друг с другом. Если для человечества путь длиной в три тысячи лет это ничто, и мы сейчас, в 2022 году, при наличии разнообразных актов, пактов, конвенций, соглашений говорим, что нам нужно определенное количество погибших, чтобы говорить о геноциде… Так говорят люди, у которых эмоциональный и умственный диапазон равняется нулю. Давайте тогда вернёмся в Средневековье, в котором тысячами (а не миллионами) сжигали на кострах. Так что в 2022 году тысячи хватит для геноцида.
Есть четкие критерии (геноцида), есть политика государства, которая отвечает определенным требования. Был запрос на убийство членов определенной группы, конкретной группы: человека с Донбасса с определенным мышлением. И его нужно убить. Пытать, убить, пытать, убить. Посадить. И там (в тюрьме), возможно, убить.
Есть запрос государственной политики, идеологии на убийство определенного человека с определенными признаками: он должен быть с Донбасса, он должен мыслить определенным образом. Все, это признак, четко подпадающий под слово "дискриминация" по определенным признакам: национальная, религиозная, этническая. Религиозная тоже, потому что (преследуется – ред.) православие Московского патриархата. Это русскоязычные, это невосприятие государственной идеологии, политики, и это определенная принадлежность к определенной территории.
– Тем не менее, Украина целенаправленное уничтожение мирных граждан отрицает – официально она ведет антитеррористическую операцию. Их позиция такая: мы не специально убиваем, мы воюем с плохими вооруженными людьми, с сепаратистами, а мирные жители гибнут случайно. Что можно на это ответить?
– Все люди все прекрасно понимают – достаточно посмотреть карту. Где находится расположение украинской армии, вооруженные формирования Украины. Например, город Первомайск. Золотое-4 (район под контролем Киева – ред.) стоит на пригорке. Они прекрасно видят, что происходит в Золотом-5 (район под контролем ЛНР – ред.). Они знают по балконам, кто там живет, они все это прекрасно видят, даже без особой оптики, в элементарный бинокль. Но они целенаправленно стреляют туда, куда им хочется. Это (городская – ред.) школа, это "игра" снайперов по балконам. У нас есть у учительницы окна, если зайти в ее квартиру, то видно, что у окна прострелянные углы. Она свет включает вечером, и снайпер просто от делать нечего начинает стрелять по углам – все стекла, четыре угла простреляны. Да, я могу сказать, что это просто игра. Циничная, очень страшная, жестокая игра. Поэтому, извините, говорить о том, что Украина стреляет только по военным, и жертвы среди гражданского населения случайны – это полный бред. Потому что они прекрасно видят. Есть много видео, в которых они сами признаются в том, что "я не хочу знать, куда я стреляю: я хочу спать спокойно, когда есть возможность поспасть, я просто не хочу знать, что я попал в садик, в школу". Так что он прекрасно знает, куда он стреляет.
Еще в апреле 2014 года было официально разрешено, вразрез статьи 17 Конституции Украины, применять Вооруженные силы Украины против мирного населения (в рамках АТО – ред.) Какая причина была? Если бы не было бы запроса на войну со стороны Украины и ее кураторов, то войны бы не было. Здесь четкая задача: нужно было развязать войну, чтобы втянуть Россию в этот вооруженный конфликт. А для меня, как для украинского милиционера, подполковника, было непонятно, как вообще мирное просто государство ни с того, ни с сего решает просто бомбить. Бомбить самолетами, тяжелой артиллерией, танками, всем остальным. В принципе, в мае 2014 года, наверно, поняли после Одессы, что рубежа не будет. Будет только цинизм, жестокость, убийства.
Поэтому для нас фиксация (преступлений – ред.) была очень важной. Мы начали ее с лета 2014 года. Организовали из выпускников Луганского университета внутренних дел, в том числе меня, группу. Мы выезжали на обстрелы, в свободной форме составляли протокол осмотра места происшествия, осмотр трупов. У нас были таблицы графические поступления тел. Запомнила на всю жизнь: дата 28 июля 2014 года по городу Луганску, в результате минометных обстрелов погибло свыше 28 человек за день. Не по республике, а по городу. Это много, это очень много. Тогда как раз и геронтологический центр пострадал очень сильно. Пять колясочников, которые находились на улице на прогулке в геронтологическом центре (погибли – ред.). Так что я не понимаю, как международное сообщество может их вообще нивелировать, скажем так. Говорить о том, что это сказка, вымысел.
У нас уже в областном морге на тот момент вокруг здания формировалось более трех колец тел. Они лежали на жаре 40 градусов, а генераторы просто не справлялись как бы с теми объемами работы, которые нужны были. Все это, конечно, оставляло в душе очень тяжелый след.
И потом сентябрь 2014 года – мы выезжаем впервые на массовое (стихийное – ред.) захоронение на поселке Видном, город Луганск. То, что мы увидели, у меня до сих пор перед глазами стоит, хотя прошло уже восемь лет. Не описать. Это два рва в 90 метров, которые перекопаны были, воняли, собаки разрыли, куски тел лежали сверху, гробы лежали сверху. Эти непонятные таблички безымянные, потому что они выцвели, потому что не было тех химических карандашей, которые были в Советском Союзе, писали фломастером, который смыл первый дождь. Эти кресты, которые заваливались, это вот так сплошняком, просто-напросто.
Понятно, что в нормальных, мирных условиях такое захоронение никогда бы не появилось. Ни одно нормальное, цивилизованное государство, или государству подобное образование, и любое человеческое сообщество не готово было бы хоронить своих людей вот в таком состоянии, в пленке, без гробов, просто так, в земле. А они лежали именно так. Потому что это вынужденная мера в тех условиях, которые были направлены на уничтожение группы людей, которые мыслили не так, как в Киеве, не так, как на той территории, которая была подвластна этому военно-политическому руководству Украины. Именно этот признак лег в основу геноцида, который проводился и проводится со стороны Украины.
Физически и ментально самое страшное было все-таки Киселевское захоронение, (город Первомайск) и Верхнешевыревка (Краснодон). В Верхнешевыревке мы не поняли, честно, что это.
– В каком смысле?
– Ну вот не поняли, прямо сильно не поняли. Останки тел, которые были сильно порублены. И головы отрезанные были. В одном мешке – девять голов. Людей собирали по кускам и по клочкам. Черепа один, два, три – и в такой узел завязаны.
Наши пособирали по полям, по посадкам – мы получали видео от людей, когда (мертвые – ред.) люди просто валялись. Их собирали и хоронили в Верхнешевыревке. И когда мы их раскопали – для нас это было ну вообще. Честно. То же самое – Киселевское кладбище, город Первомайск. И все это там, где больше всего украинская армия стояла по времени. Например, в Хмельницком они стояли три с половиной месяца. Всего таких (стихийных – ред.) мест захоронения мы насчитали более 16 на момент 2018-2019 годов.
– Единичные захоронения тоже входят в это число?
– Единичные, двойные тоже входят. Тем более, что про некоторые захоронения никто не мог сказать точно – один, два или три там человека. Мы разработали определенную схему еще в 2019 году, представление о том, как нам нужно работать (по вскрытию захоронений – ред.). Для нас была очень важна процессуальная сторона, чтобы все это было правильно. У нас люди были подготовлены МККК, имеющие сертификат для работы с телами погибших. Работали на высшем уровне, палатки были – первый криминалистический обзор был на месте, работали патологоанатомы и эксперты-криминалисты. Потом берут ДНК-материал и отправляют труп уже в Луганск.
– Вы привлекали ОБСЕ или тот же Международный Красный Крест для работы по эксгумации?
– Я вам хочу сказать, что у нас ОБСЕ не ездит по грунтовым дорогам. После взрыва в 2017 году, подрыва машины (23 апреля 2017 года автомобиль ОБСЕ подорвался на мине в ЛНР, погиб один наблюдатель – ред.)
– Может к каким-то захоронениям есть нормальные дороги?
– Нет, нигде не было, асфальта не было. Везде была грунтовая дорога.
– Вы эксгумировали за осень 2021 года 292 тел. Какова дальнейшая судьба собранных материалов?
– Все материалы были переработаны, мы подготовили иск. Он направлен в Международный уголовный суд. Он (иск) еще свежий, скажем так. Иск, который был по массовым захоронениям, мы отправили буквально в январе. Но еще ответа нет.
– Его зарегистрировали?
– Нет ещё. Ответа нет. Мы работаем сейчас с коллективными исками по всем населенным пунктам, которые пострадали. Мы сначала писали индивидуальные иски предписанным порядком в Международный уголовный суд. А потом плюнули, увидев, что никто не реагирует вообще ни на что, и начали писать коллективные иски территориальных общин, основываясь на коллективном праве, на праве территориальных коллективных общин, которые защищают свои права. И каждый поселок писал обращение в Международный уголовный суд о количестве погибших, о разрушениях в целом, по своей инфраструктуре. Мы к иску прикладывали фотографии и видео, где люди рассказывали, комментировали это видео. Это переводили на английский язык и отправляли. Именно такое коллективное обращение имело отзыв. Потом мы наладили общение с офисом прокурора Международного уголовного суда, мы звоним туда каждые два месяца, общаемся, требуем ответа. У нас есть отдельная почта, которую нам выделили именно для Луганска, и мы туда посылаем свои коллективные обращения.
Индивидуальные иски не имели ответа. А на коллективное ответ есть, нам прислали, что зарегистрировано, в базу данных занесено, и такое все – очень средний ответ, если честно.
– И давно получен ответ?
– Ну, два года мы получаем такое.
– А сколько коллективных исков подано?
– Девять.
– Есть ли у вас данные о подобных стихийных захоронениях на той территории ЛНР, которая была долго подконтрольна Киеву?
– Знаете, как теперь страшно думать, что нам предстоит (изучать – ред.) эту территорию, освобожденную от оккупации. Одно село Половинкино чего стоит. У нас есть просто показания людей, которые знают: пытали, истязали, полные стены в крови. Куда тела девались? Понятно, что прятали где-то рядом.
– Что такое Половинкино?
– Это батальон "Айдар", колбасный цех, где были коптильни. В этих коптильнях держали наших пленных, мирных и военных, расстреливали и где-то закапывали. Некоторые возвращались и рассказывали, что там происходило. Есть человек, который три месяца в плену просидел. Так что теперь наша цель – как только освободят, первое – едем в Половинкино. С теми людьми, которые там сидели, которых там пытали, убивали, над головами стреляли. Они это все видели, знают, мы поедем и посмотрим.
Поэтому на нашей территории за линией разграничения есть более десяти мест, где более двух останков захоронено, как мы понимаем. Понимаем, что у нас есть посёлки Красный Яр, Зеленая Роща, но там сейчас заминирована территория, попасть очень тяжело.
Под Веселой горой (пригород Луганска – ред.) колодец, где уже по уточненным данным, более шести останков. Там украинцы посадили людей в бетонный колодец, который для водоотлива получается. Они были с Донбасса и мыслили определенным образом. За это их посадили в подвал. Пытали их. Они отлавливали. Когда они заходили на территории наши, местные люди, "хорошие" люди в кавычках, показывали на сепаров пальцами. Они в колодец посадили людей, а пьяные ВСУшники кинули туда две гранаты. Одни останки уже передал Красный Крест, а все остальные еще находятся там.
– Давно известно об этом месте?
– Давно, с 2014 года, но туда пройти просто невозможно. Мы пытались, но не получается никак у нас. Была знаменитая история – отец и сын Вереничи. Двадцать лет сыну и около 50 отцу. Но мы буквально раскопали историю, что кроме отца и сына Вереничей там еще плюс четыре человека были.
– А на территории ЛНР есть захоронения украинских военных?
– Есть украинские захоронения, конечно. Они (военные – ред.) тут были. Они (захоронения – ред.) тут есть. Они здесь были, они здесь умирали, они здесь и остались. Мы относимся с уважением к останкам каждого человека, кто бы он ни был. Для нас важно, чтобы правда и справедливость были установлены. Мы восемь лет боремся за справедливость и за то, чтобы человечество жило, и жило равным.
"Мы выжили": ситуация в освобожденных городах и селах Донбасса
Один из освобожденных от киевских силовиков городов — Счастье в ЛНР, находящийся в 30 километрах от линии соприкосновения.
1 из 14
Горожане признаются, что плакали от радости, увидев ополченцев. Они ждали этого дня с самого начала военного конфликта в Донбассе.
2 из 14
"Ну ничего, все прошло, мы живы, мы выжили", — говорит жительница Счастья Галина Ивановна.
3 из 14
После боев за населенный пункт здесь четверо суток не было воды, газа и света. Теперь началась работа по восстановлению всех сфер жизни.
4 из 14
Международный комитет Красного Креста привез в Счастье гуманитарную помощь.
5 из 14
Житель Счастья радуется освобождению города.
6 из 14
Делается все, чтобы люди как можно быстрее вернулись к мирной жизни.
7 из 14
В свою очередь силы ДНР с начала операции установили контроль над 36 населенными пунктами.
8 из 14
Военнослужащие Народной милиции ДНР в освобожденном селе Приморское.
9 из 14
А сегодня местные жители наконец-то выбрались из погребов и подвалов, где прятались от обстрелов.
11 из 14
Военнослужащие ДНР ремонтируют технику, приводят в порядок обмундирование.
12 из 14
В освобожденных районах все еще много взрывоопасных предметов.
13 из 14
Военные предупреждают, что к подозрительным вещам и боеприпасам прикасаться ни в коем случае нельзя.
14 из 14
Один из освобожденных от киевских силовиков городов — Счастье в ЛНР, находящийся в 30 километрах от линии соприкосновения.
1 из 14
Горожане признаются, что плакали от радости, увидев ополченцев. Они ждали этого дня с самого начала военного конфликта в Донбассе.
2 из 14
"Ну ничего, все прошло, мы живы, мы выжили", — говорит жительница Счастья Галина Ивановна.
3 из 14
После боев за населенный пункт здесь четверо суток не было воды, газа и света. Теперь началась работа по восстановлению всех сфер жизни.
4 из 14
Международный комитет Красного Креста привез в Счастье гуманитарную помощь.
5 из 14
Житель Счастья радуется освобождению города.
6 из 14
Делается все, чтобы люди как можно быстрее вернулись к мирной жизни.
7 из 14
В свою очередь силы ДНР с начала операции установили контроль над 36 населенными пунктами.
8 из 14
Военнослужащие Народной милиции ДНР в освобожденном селе Приморское.
9 из 14
А сегодня местные жители наконец-то выбрались из погребов и подвалов, где прятались от обстрелов.
11 из 14
Военнослужащие ДНР ремонтируют технику, приводят в порядок обмундирование.
12 из 14
В освобожденных районах все еще много взрывоопасных предметов.
13 из 14
Военные предупреждают, что к подозрительным вещам и боеприпасам прикасаться ни в коем случае нельзя.
14 из 14
