Давид Бабаян: соглашение по Карабаху – это как Брестский мир, даже хуже

Советник президента непризнанной Нагорно-Карабахской Республики Давид Бабаян рассказал в интервью РИА Новости о том, соблюдается ли перемирие в регионе, как идет восстановление местной инфраструктуры, и какие в этом основные сложности. Он также высказал мнение о том, достаточно ли нынешнего уровня присутствия российских миротворцев, нужна ли в Карабахе военная база РФ и почему.

– Давид Климович, расскажите, пожалуйста, как продвигается процесс восстановления республики после недавнего обострения? Можно ли уже говорить о каких-то успехах?

– Пока что восстановление региона находится на самой ранней стадии. Основной акцент делается на восстановлении инфраструктуры: подаче света, газа, возобновлении работы интернета. Интернет, к примеру, сейчас доступен лишь в нескольких районах.

Нам уже удалось полностью восстановить энерго- и водоснабжение столицы. Более того, хотел бы отметить, что на протяжении всей войны у нас ни разу не было перебоев с водоснабжением. Что касается газоснабжения, то в ряде районов оно было приостановлено умышленно. Это позволяло спасти очень много жизней в случае попадания снарядов в жилые дома. Если бы этого не было сделано, последствия были бы страшными.

В принципе, в столице уже сейчас полностью восстановлены и водоснабжение, и подача электричества, и газоснабжение. В районах ситуация немножко другая. Некоторые районные центры пострадали от обстрелов намного сильнее, налаживание подачи природного газа займет значительно больше времени. Разрушены дома, дороги, коммуникации. То же самое касается и очень многих деревень.

Очень хорошо, что нам в процессе восстановления активно помогают российские миротворцы. Фактически они осуществляют уникальную миссию, которую можно разделить на два направления. Первое – военно-политическое, то есть поддержание мира и стабильности, недопущение возникновения новой войны. Второе – социально-экономическое содействие. Если мы изучим мировую практику, то увидим, что не везде миротворцы занимались этим. Однако благодаря такому содействию, процесс восстановления будет протекать намного более эффективно.

– По вашим оценкам, режим прекращения огня в регионе сегодня соблюдается полностью?

– Бывают случаи, когда азербайджанская сторона нарушает перемирие. Но не выстрелами. В некоторых местах линия соприкосновения проходит достаточно витиевато, например, прямо посередине отдельных населенных пунктов или в их окрестностях. У нас бывали случаи, когда наши сельчане пошли за скотиной, которая "перешла на другую сторону", и азербайджанцы взяли их в плен.

Такие ситуации, хоть и единичные, все же имеют место. А в остальном режим прекращения огня соблюдается, выстрелы не звучат, боевые действия не ведутся.

– Как вы считаете, сегодня численность миротворцев РФ достаточна для поддержания мира в Нагорном Карабахе? Нет ли у республики заинтересованности в том, чтобы она была увеличена?

– Я считаю, миротворческую миссию России следует рассматривать в двух плоскостях: чисто военной и политической. С военной точки зрения, конечно, было бы лучше, чтобы миротворцев было больше. Но у этого вопроса есть и политическое измерение. То есть даже если здесь будет присутствовать хотя бы один российский миротворец, это уже будет являться знаком присутствия России. Таким образом нарушение режима прекращения огня уже будет иметь политические последствия.

Насколько такого присутствия будет достаточно с военной точки зрения, покажет время. Но политическая составляющая также весьма важна, поскольку любое нарушение будет являться вызовом России. А это будет означать уже совершенно иной ход событий. Это очень похоже на ситуацию с российской военной базой в Армении. Эта база в случае широкомасштабной агрессии со стороны Турции не сможет нас защитить. Однако ее символическое присутствие уже делает невозможной агрессию Турции. По крайней мере, сейчас.

– Считаете ли вы целесообразным создание военной базы России на территории НКР?

– Как эксперт, гражданин и политический деятель этой страны я считаю, что иметь здесь базу РФ было бы очень хорошо. Судите сами. У России очень мощный геополитический потенциал. Но что если Турция начнет подталкивать Азербайджан на агрессию? А если боевики выйдут из подчинения Турции и решат что-то здесь делать? В таком случае они могут специально попытаться нанести удар по имиджу России, не говоря о том, чтобы поставить нас в очень сложное положение с точки зрения безопасности.

Поэтому я думаю, что создание российской военной базы в НКР не помешало бы. По крайней мере, это намного усилило бы безопасность и стабильность здесь, причем на долгосрочную перспективу.

– Не секрет, что в Ереване далеко не все силы положительно восприняли трехстороннее соглашение по Нагорному Карабаху. Как вы считаете, будут ли в будущем предприняты попытки денонсировать эту договоренность?

– Это соглашение стало очень сложным, тяжелым для нас. Это как Брестский мир, даже хуже. Однако мы должны понимать: в том, что произошло, в первую очередь виноваты мы сами, а не какие-то другие силы. Я даже не виню Турцию или Азербайджан, поскольку они, как я часто повторял, – самые честные враги. Они никогда не скрывали своих истинных намерений. Они всегда говорили, что их главная цель – Степанакерт, Шуши и так далее.

Другое дело, что у нас были проблемы изнутри. Мы проиграли не Азербайджану или Турции, мы проиграли сами себе. Это мы должны всегда учитывать. Мы не сумели разгадать стратегический характер новой войны. А ведь это – одна из важнейших предпосылок ведения оборонной политики. Война по большей части была бесконтактной, большинство наших потерь были бесконтактными – от беспилотников.

Более того, у нас были проблемы со стратегическими целями противника. Мы не сумели разгадать, что Турция также будет принимать непосредственное участие. Но это уже наша вина.

– Сколько беженцев сегодня насчитывается в НКР, и хватает ли ресурсов, чтобы обеспечить им нормальную жизнь?

– Ситуация действительно очень сложная. Порядка 30-40 тысяч человек после этой войны стали беженцами. На момент подписания соглашения в Степанакерте оставался очень маленький процент населения – 3-5%. Люди должны были эвакуироваться, иначе они стали бы мишенями, жертвами. Большинство из тех, кто вернулся, имеют кров. Это при том, что и в столице имели место серьезные разрушения: уничтожены, по разным данным, 30-50% жилого фонда.

Есть районы, где инфраструктура практически не пострадала: Лачинский район, Кельбаджарский район. Они были сданы. Их жители остались без крова. Не исключено, что большая часть из них не вернется в Карабах, а осядет в Армении и других местах.

Для беженцев необходимо строить новые дома, это потребует больших средств, ресурсов. Мы рассчитываем в этом вопросе и на армянскую диаспору, и на Россию, и на некоторые организации. В первую очередь, на диаспору и на Россию. Без подпитки извне мы будем попросту не в состоянии сами решить этот вопрос.

– В какие сроки вы рассчитываете полностью восстановить Нагорный Карабах таким, каким он был до последнего обострения?

– Это зависит от организации работ, будут ли здесь задействованы профессионалы, а также от того, удастся ли нам привлечь финансовые средства извне. Например, в 1992 году Степанакерт был похож на Сталинград – разрушен на 95-97%. Однако он был восстановлен практически полностью за 5-7 лет. Сейчас разрушений намного меньше. Если работы будут проведены на должном уровне, возможно, через 2-3 года будет достигнуто полное восстановление.

– В последние дни активно обсуждается возможность открытия аэропорта Степанакерта. Когда и при чьем участии это будет осуществляться?

– Вопрос открытия воздушного сообщения указан (в трехстороннем соглашении – ред.) в качестве одного из шагов по разблокированию коммуникаций. Естественно, российская сторона осуществит это, только она в состоянии это сделать. Я думаю, он будет функционировать уже в ближайшем будущем.

Этот аэропорт будет многофункциональным: здесь будут осуществляться как пассажирские рейсы, так и экономические, грузовые. Воздушное сообщение станет важным аспектом экономического восстановления НКР.

– Аэропорт будет принимать военные рейсы?

– Возможно. Это также будет одной из главных гарантий поддержания мира и стабильности. Но в основном, я думаю, это будут пассажирские и грузовые борты.

– По вашим оценкам, может открытие аэропорта состояться до конца текущего года?

– Надеемся. Очень надеемся.