Григорий Куксин: пик природных пожаров в России придется на июль

Зимой в этом году не было снега, почва не смогла набрать достаточно влаги, чтобы противостоять природным возгораниям, поэтому синоптики и экологи прогнозируют проблемы с пожарной безопасностью на больших территориях России. Как лесные пожарные работали в режиме COVID-19, какие города удалось спасти от дыма и когда будет новый пик пожаров, рассказал корреспонденту РИА Новости Наталье Парамоновой руководитель противопожарного отдела Greenpeace России Григорий Куксин.

— В этом году говорят о малоснежной зиме и высокой пожарной опасности — это объективные причины, почему при этом постоянно человек виноват в пожарах?

— Пожары действительно в этом году начались гораздо раньше обычного. Это во многом результат таких климатических изменений, погодных сдвигов. Зима была малоснежная или бесснежная практически по всей европейской России и в некоторых регионах Сибири и Дальнего Востока. Гораздо раньше сухая трава оказалась доступной для поджигателей, то есть она оказалась без снега и без весенней воды. Соответственно, все горючие материалы оказались на поверхности сухими и сама почва оказалась очень сухой.

Это условия, но не причина пожара ни в коем случае — это условия, которые вызывают тревогу. Пожары не возникают по природным причинам, по крайней мере в первую половину сезона. Никаких объективных причин пожаров, кроме вулканов и метеоритов, весенние грозы тоже не причина пожаров.

— Как коронавирус повлиял на природные пожары?

— Усугубил. В России есть привычка выезжать за город. Люди стремятся на дачи. Как только ввели карантин, народ рванул на природу. Совпали два условия: преждевременно возникли горючие материалы (сухая трава) и преждевременно люди уехали из города. Как только люди приехали на дачи, они начали убирать сухую траву с участков и прилегающих территорий, на кладбищах тоже начинали наводить порядок. К сожалению, для многих до сих пор самый привычный способ наведения порядка — это выжигание сухой растительности. Это ужасно, это плохая практика, с которой Россия пока не справилась.

Добавились причины, связанные с хозяйственной деятельностью. За любые кусты и деревья на сельскохозяйственных землях можно получить штраф, поэтому собственники предпочитают выжигать, чтобы не зарастало, даже если они там ничего сажать не будут. Штрафы за заросшие поля доходят до 700 тысяч рублей.

Добавляются также профилактические выжигания, когда у лесников есть план по проведению этих выжиганий, но при этом нет денег и техники для того, чтобы контролировать эти выжигания.

— Можно сказать, что период природных пожаров пошел на спад?

— Очень плохо, что период палов начался очень рано и так затянулся, но сейчас он уже сильно пошел на спад и трава выросла, уже не получается что-то поджигать у пироманов.

Раньше, в предыдущие десятилетия, пик пожаров приходился на майские праздники, в этом году этот период растянулся с середины марта, а в некоторых регионах — и с начала марта до майских праздников.

Март был очень тяжелым, и в особую зону риска попали торфяники. Была бесснежная зима, воды накопилось мало, поэтому если кто-то жег траву на торфе, то в этом году это почти в ста процентах случаев приводило к пожару.

— Как введение ограничений отразилось на тушении природных пожаров?

— Все очень неудачно совпало. Государственные службы также оказались под воздействием мер по самоизоляции. Пожарные, например, кроме того, что тушат пожары, помогали также с обработкой больниц и общественных территорий. Нагрузка на них выросла из-за дополнительной работы.

У лесников такой же режим изоляции, как у всех остальных. Фактически они вынуждены работать не из лесничества, а работать из дома. При этом они выезжают на пожары, но это более нервный и непривычный режим. Я думаю, что все столкнулись с необходимостью продолжать работать в период самоизоляции, почувствовали, насколько это непривычно.

Нагрузка возрастает: идут непривычные видеовстречи, переадресации звонков, плюс много работы, которую не сделать из дома, онлайн. Например, сканирование лесного массива или тушения пожара совершенно не получается сделать только через интернет. Здесь добавляется выездная работа.

— Каким образом обстояли дела у добровольцев, они выезжали на пожары?

— В Центральной России добровольцы брали на себя функцию по раннему обнаружению торфяных пожаров. Работа очень трудоемкая. Надо внимательно обследовать, обойти огромные территории, пройденные огнем на болотах, и замечать малейший дым, запах, чтобы найти очаги тления торфа на ранней стадии.

Естественно, у лесников и пожарных не хватает людей на такую работу. Если есть конкретный пожар, то они могут туда приехать и залить, а пройти десятки километров в поисках очагов на выгоревших болотах — нет. Эта работа, которая без привлечения новых людей или современной техники практически не получается.

Добровольцы до этого года были такой силой, которая способна, может, не в срочном режиме, но справиться. Группа волонтеров выезжала на торфяники, искала тления и либо тушила сама, либо вызывала пожарных.

Когда вызывают пожарных, то приезжает наряд и тушит один тлеющий квадратный метр торфа, вливает в него тонну воды и уезжает. К такому формату взаимодействия все быстро привыкли, потому что это удобно.

В этом году оказалось все это ограниченно, потому что не все волонтеры готовы выезжать, у кого-то родственники пожилые: есть причины, по которым контакт необходимо минимизировать. Добровольческие группы выполняют требования законодательства и все требования властей. В этом году также оказалось невозможно полностью обучить добровольцев из-за ограничений.

Работа была переведена в удаленный формат. На выезды по каждому конкретному случаю выпускался отдельный указ директора с обязательными требованиями: группа в минимальном составе, по возможности два человека, которые не контактируют с группами риска (с пожилыми родственниками и строго соблюдают режим самоизоляции). По возможности выбирались люди, которые и так живут вместе, — это семейные пары либо соседи, те, кто все равно контактирует.

Мы получали подтверждение у партнеров — МЧС или Авиалесоохраны, что нас хотят видеть на конкретном пожаре. Соответственно, писался приказ, собиралась группа. Она не имела права никуда заезжать, нельзя выходить из машины, заходить в магазины, нельзя заезжать на заправки. Заправка на базе, залились и поехали, и обратно на базе, на домашней заправке только.

Если на месте встречаемся, то дистанция больше двух метров, маски, перчатки, контакты только по радиосвязи и по телефону. То есть мы друг друга видим издалека, но ближе не подходим. Непривычно и неудобно, два человека с трудом делают работу, предназначенную для 20 человек.

По поводу техники: мы срочно закупали тепловизоры, современные газоанализаторы, щупы, термометры, вездеходы, все это сделано, чтобы два человека выполняли работу 20 человек. Мы тушили только те пожары и торфяники, которые могли привести к более крупным возгораниям. Если понятно, что там миллион кубометров торфа и они загорятся и наполнят дымом города, тогда мы считали оправданным отправить туда двух человек с беспилотниками, тепловизорами, щупами и вездеходами, все это утюжить, просматривать и тушить.

Три вертолета нам помогали в этом году, которые занимаются безвозмездным добровольным поиском людей. Разные пилоты на своих вертолетах. Наверное, около десятка в Московской области вертолетчиков, которые занимаются безвозмездным добровольным поиском людей, а также обнаружением пожаров и проведением спасательных работ. Существует также воздушный отряд "Ангел". Они нам помогают, а мы им помогаем в поисках людей. Здесь такой момент товарищеской помощи.

— Насколько меньше стало выездов?

— Надо сказать, что даже таких объектов нам хватило, чтобы беспрерывно работать всю весну. Что-то поставляли летчики команды "Ангел" — это была их добровольная помощь и вклад в борьбу с пожарами. В результате несколько выездов удалось организовать. Наиболее крупные и проблемные пожары были в Московской области, в Смоленской, Тверской, Ярославской, Ивановской областях. Их удалось обследовать и потушить на ранних стадиях.

Минимум в десять раз мы сократили количество участников, которые выезжают. Фактически у меня раньше выезжало где-то 30-40-50 человек и доходило до ста за сезон. А в этом году с нашей стороны было, по-моему, всего семь человек, они перемешивались между собой и по очереди выезжали, периодически присоединяясь к какому-нибудь экипажу. То есть сократилось количество примерно в десять раз. И насколько я могу судить, такая же ситуация в других группах.

— Какую работу удалось перенести в онлайн?

— Огромная работа была в интернете: научились проводить детские занятия по Сети, рисовалки, настольные, подвижные игры, практически каждодневные, также была объяснительно-лекционная работа, онлайн-показы фильмов, лекции, очень много тренингов.

К счастью, был готов уже курс для добровольных пожарных, которым можно было пользоваться и по дистанционному мониторингу тоже. То есть работа была дистанционная, но очень большая.

Плюс была еще работа по анализу и выявлению пожаров. В тех регионах, где не получалось напрямую работать, добровольцы присылали госструктурам результаты своего анализа. Много людей было вовлечено в отрисовку пожаров, анализ графического материала. Работа в целом была так же, как и у всех, наверное, в этот период, — интенсивнее, чем обычно.

— Насколько регионы были готовы к пожарам?

— В разных регионах по-разному. У нас есть регионы, которые плохо себя ведут. Например, Еврейская автономная область, которая выжигает траву сама в огромных объемах, и там поджигатели — это государственные муниципальные органы. Это яркий дурной пример для всей страны. Похожая проблема есть в Приморье, есть в Забайкалье.

Забайкалье в этом году на середине сезона одумалось и запретило эти профвыжигания, но, к сожалению, успело зажечь довольно много, чтобы всеми силами тушить то, что потом сами зажгли. Это не значит, что поджигают только лесники, только лесопожарные службы, нет, просто они дают такой дурной пример некоторому населению, что в этих условиях практически невозможно как-то отличить одно от другого и остановить поджигателей. Приезжает машина с надписью "лесная охрана", из нее выходит лесник, поджигает траву и уезжает, потом эта же машина приезжает в деревню и начинает штрафовать местных жителей за то, что они поджигают траву. Объяснить это люди никак не могут. Либо объясняется это некими конспирологическими версиями, что лес продают китайцам, и это все, чтобы воровать лес, или потом его как-нибудь списать, ну, в общем, объяснения самые разные…

Это проблема, с которой надо очень серьезно работать, потому что выжигания есть и они разрешены, но с прошлого года есть совершенно разумные адекватные правила, по которым эти выжигания надо проводить. И если эти правила выполнять, то все будет хорошо, но регионы, к сожалению, не приняли эти правила всерьез.

Очень глупая история еще с выжиганиями на сельхоззонах, это в тех регионах, где сельхознадзор серьезно подходит к штрафованию за зарастающие поля. Собственно, эти поля и горят больше, потому что собственников провоцируют уничтожать собственный бесхозный лес вместо того, чтобы дать людям право выращивать лес. Если у тебя не получается, поля давно заброшены и заросли лесом, лучше используй этот лес. Сруби, продай, вырасти новый. Лучше вести лесное хозяйство, чем просто уничтожать каждый год этот лес, потому что такое абсурдное требование законодательства.

— Если говорить о специалистах лесных ведомств — Авиалесоохрана, МЧС, как вы оцениваете их работу?

— Если говорить вообще о действиях пожарных и лесников, то в этом году у меня только слова благодарности им. Во всех регионах, где мы сталкивались на пожарах с работой служб, хочется похвалить сотрудников, которые были на пожарах, наземные службы Томской, Смоленской области, конечно, комитет лесного хозяйства Московской области и пожарную охрану, которая участвовала в этом году в тушении.

И я впервые, наверное, слышал такие возвышенные фразы о том, что тушение пожаров — это наша вахта, наша задача — помочь врачам, помочь людям, чтобы дыма не было в городах. Эти рассуждения я слышал от рядовых пожарных, они чувствовали, что это их ответственность — сделать так, чтобы не было задымления в городах. Ни одного случая в этом году у меня не было, чтобы пожарные не приехали или попробовали сказать, что это не их район или не их территория.

— Где-то были риски задымления?

— Риски задымления, которые удалось предотвратить, были совершенно точно в Московской области, где много осушенных болот. Если бы они горели, как в 2010 году, и на них не обратили бы внимание всерьез, как тогда, у нас сейчас были бы большие проблемы там. Но была проведена замечательная работа по выявлению и тушению пожаров на ранних стадиях. В Смоленской области огромные болота, миллионы кубометров торфа, удалось все потушить вовремя, на ранней стадии. Мы помогли с обнаружением, с разведкой, но тушили в основном лесники своими силами. Очень проблемные болота, которые раньше давали задымления Москвы и трассы Москва — Питер, в этом году были выявлены на ранних стадиях. Чуть ли не в болоте ночевали пожарные, чтобы на ранних стадиях ловить эти очаги и не давать разгораться.

Практически все регионы, где мы работали, не в чем упрекнуть. Несмотря на такую аномальную погоду, этот сезон в целом по стране удалось пройти лучше среднего. Здесь очень помогли такие регионы, как Амурская область, в которой снизилось количество лесных поджогов по сравнению с прошлыми годами. Для европейской России, особенно для западной ее части, например Смоленской области, этот год был бы экстремальным, и то, что удалось лесные пожары потушить и многие торфяные пожары не допустить, это большая заслуга.

Тревогу вызывает Брянская область: мы ее не смогли нормально проверить и обработать, так как там были введены очень строгие ограничения и коллеги нас попросили отложить совместные мероприятия до окончания карантинных мер. За Брянскую область мы боимся, потому что там могут быть невыявленные, необнаруженные пожары, хотя я знаю, что там ответственно работают лесники, но без высокотехнологичной добровольческой помощи и тепловизоров. Предполагаю, что некоторые болота с необнаруженными источниками возгорания дадут некоторые проблемы летом, но надеюсь, что мы еще успеем до летней жары, по истечении карантинного срока исследовать эти болота.

Есть еще северо-западные регионы: Ленинградская, Псковская, Новгородская области, там аномально много горело в этом году, и там могли быть проблемы с задымлением городов. Многое еще предстоит проверить, пик весенних пожаров прошел, у нас сейчас пауза, и это время можно отработать по тем пожарам, которые еще где-то есть, для того чтобы у нас не было проблем, когда наступит второй период и летняя жара.

— К каким пожарам вы сейчас готовитесь и пройден ли весенний пик?

— Ждем сибирских пожаров. К сожалению, во второй половине лета, наверное, даже с конца июня, июля, если будет жаркая, сухая погода, там добавятся пожары в так называемых зонах контроля. Без системных мер и без финансирования регионов трудно что-то сделать. Если эти летние пожары не тушить вовремя, они могут очень далеко распространяться.

Первый пик пожаров приходится на майские праздники, второй пик пожаров — это конец июля и первые числа августа, получается разница где-то в два с половиной месяца, когда на спад идет первый пик и на подъем идет второй. Но в этом году, скорее всего, раньше начнется второй пик, потому что раньше начался первый, новая трава быстро высохнет, синоптики прогнозируют засуху, поэтому, я думаю, пик придется не на начало августа, а скорее на июль, может, даже на середину июля.