Анатолий Торкунов: дипломатия секретна, не чтобы от народа что-то спрятать

Московский государственный институт международных отношений 14 октября отмечает 75-летие. Накануне юбилея ректор университета, академик РАН Анатолий Торкунов рассказал РИА Новости о том, какой путь прошел вуз за эти годы, какие направления подготовки студентов появились и как вуз отвечает на вызовы современности. Торкунов также ответил на вопросы о том, как будет развиваться мировая дипломатия в будущем и какую роль играет Россия на международной арене. Беседовала Наталья Клюй.

— Анатолий Васильевич, в этом году МГИМО отмечает 75-летие. Какой путь вуз прошел за эти годы? Чего удалость достигнуть? Как изменился подход к обучению студентов за эти годы?

— Прежде всего за эти годы небольшой совсем по численности институт — первый набор составил 200 человек — превратился в крупный университет. Он прирастал в том числе в 50-е годы Московским институтом востоковедения и Институтом внешней торговли. А затем, уже в новое время, вновь существенно расширился и в 1994 году МГИМО был присвоен статус университета. Сегодня мы реализуем программы по широкому кругу направлений и специальностей. Причем те программы, которые изначально даже не предполагались, когда создавался институт, появляются в ответ на вызовы времени — по экологии, искусственному интеллекту, аграрным рынкам, товарно-сырьевым рынкам, энергетике.

Но основная уставная задача для МГИМО – это по-прежнему подготовка кадров для дипломатической службы, и поэтому базовые принципы, которые были заложены 75 лет назад, сохраняются. Экономика, право, история, иностранные языки, изучение современного мирополитического устройства и международных отношений присутствуют на всех факультетах, независимо от того, кого мы готовим – экономиста, юриста, журналиста, эколога, специалиста по пиару или социологии.

Из нововведений последних лет можно отметить сетевые программы. У нас более 30 программ двух дипломов с иностранными вузами. Мы реализуем магистратуры по проектам сетевых университетов СНГ, БРИКС и ШОС. Но особенно важно сегодня, что мы запустили сетевые программы с российскими университетами. У нас две совместные магистратуры по политологии с МГУ, работаем с Губкинским университетом по энергетике, со Ставропольским и Кубанским аграрными университетами готовим специалистов в сфере агропромышленного комплекса, так называемых сельхозатташе, с МИСиС — по товарно-сырьевым рынкам.

Активно реализуется целая серия соглашений о стратегическом сотрудничестве с крупными компаниями — с Ростехом, Транснефью, Роснефтью, с такими банками, как ВТБ и Газпромбанк. Работу в этом направлении будем продолжать и дальше, расширять сеть соглашений с работодателями, чтобы подготовка шла целенаправленно, особенно на уровне магистратуры. Наши партнеры по существу забирают всех выпускников к себе на работу. Это мотивирует студентов и позволяет осуществлять достаточно точечную специализацию.

В этом году мы открыли первый зарубежный филиал в Ташкенте. С Баку планируем запустить совместно магистерскую программу в следующем году. Мы и раньше работали на площадке за рубежом — в Женеве проходит часть обучения на программе по сравнительному правоведению. Это интернационализация образования, экспорт образовательных услуг. И такого рода работу мы тоже будем продолжать.

— Какие профили сейчас наиболее актуальны среди студентов? К чему наибольший интерес?

— Устойчивый интерес к факультету международных отношений, специальностям "международные отношения" и "зарубежное регионоведение", где преподается 53 иностранных языка. Стабильно большой интерес к правовым специальностям. Существенно вырос спрос на экологию, который поначалу был совсем не велик.

Мы предлагаем новые специальности, например, в магистратуре совместно с министерством сельского хозяйства и при поддержке Россельхозбанка открыли новую программу "Мировые аграрные рынки", где был достаточно высокий конкурс на первом наборе. Если говорить об общем конкурсе, то в этом году он был до 36 человек на место в бакалавриате, а в магистратуре устойчиво около 7-9 человек на место.

— В этом году ректоры ряда вузов заявили об очень высоком интересе к IT-специализациям среди абитуриентов. Для МГИМО такое направление не является профильным, но чувствуются ли подобные тенденции в запросе ваших студентов и абитуриентов? Как университет отвечает этому запросу?

— У нас есть центр международной информационной безопасности, который возглавляет спецпредставитель президента, профессор Андрей Крутских. У нас есть специальный центр цифровой экономики, которым руководит профессор Элина Сидоренко. Совместно с группой АДВ, Microsoft и NVIDIA открыли магистратуру по искусственному интеллекту, с МФТИ — программу по цифровой экономике.

Сегодня выпускник любого факультета, независимо от специальности, должен владеть информационными технологиями, основами цифровой экономики, анализа больших данных. Постепенно мы внедряем это в учебный процесс. Но здесь, мне кажется, это не должно превратиться в некую кампанию, потому что это всегда ведет к упрощению и симуляции усилий. Именно по этой причине мы действуем плавно. Думаю, в течение ближайших двух-трех лет эта составляющая существенно вырастет в каждой образовательной программе МГИМО.

— В январе, комментируя введение в Джорджтаунском университете курса "российская гибридная война", вы сказали, что вводить подобный предмет в МГИМО вы не собираетесь, но все же будете давать студентам необходимые знания по гибридным войнам как части современных реалий. В рамках какого предмета студенты изучают эту тему?

— Информационная война – одна из основных частей гибридной войны. Мы знакомим студентов с ее аспектами. Не уверен, что должен быть отдельный курс. Так или иначе элементы есть и в базовых курсах, и в новых курсах, связанных с информационной безопасностью.

— Сейчас довольно широко обсуждается вопрос целевой подготовки, как вы относитесь к внесенным в марте изменениям в законодательство, ужесточающим ответственность организаций и выпускников? Считаете ли вы, что работодатель в какой-то степени должен сам растить себе кадры, приходя в вуз с партнерскими предложениями и программами стажировок?

— Было постановление правительства, которое предполагало, что вузы чуть ли не до 10-15% студентов должны принимать по целевому набору. Целевой набор с компаниями у нас идет. Мы активно сотрудничаем с регионами. Должен отметить, что сегодня очень многие выпускники университетов после окончания возвращаются в регионы и очень успешно там работают. У нас это практически вся Центральная Россия, Татарстан, это сегодня уже сибирские субъекты федерации. Говоря о компаниях, мы уже внесли предложения несколько сузить наименование и перечень тех организаций, которые имеют право направлять на целевую подготовку своих кандидатов.

— А как вы относитесь к разговорам о возвращении к обязательному распределению после окончания вуза?

— Когда студент учится в магистратуре по договору с компанией и компания платит за эту подготовку, то, конечно, он обязан там отработать. Это отражается в соглашении, которое студент подписывает с организацией, которая платит за его обучение. И это совершенно справедливо.

Откровенно говоря, не думаю, что следует вводить такое обязательное ко всем распределение. Говорить о целевиках в бакалавриате просто неразумно – ребята поступают в 17 лет, а юридические обязательства наступают с 18, поэтому подписанные ими документы не валидны.

— Недавно ректор Высшей школы экономики направил в Минобрнауки предложение давать государственный диплом за прохождение годичного магистерского курса. У ряда вузов есть такие программы, они не могут аттестовываться госдипломами из-за того, что у нас по законодательству обязательно магистратура двухгодичная. Как вы к этому относитесь и есть ли у МГИМО подобные учебные программы?

— У каждого вуза есть свои обстоятельства, которые побуждают его решать проблемы, прибегая к одногодичной магистратуре. На Западе, в европейских странах тоже много одногодичных магистерских программ.

Я пока не вижу в этом целесообразности, потому что многие ребята, учась в магистратуре двухгодичной, одновременно работают. У нас занятия в магистратуре начинаются после обеда, имея в виду, что как минимум 70% студентов уже работают. Они учатся осознано и предъявляют преподавателям соответствующие требования — им надо получить те знания и компетенции, которые нужны на работе. На мой взгляд, это соответствует сегодня и потребностям, и в целом социальной обстановке. Два года — это нормальный срок. Но еще раз хочу подчеркнуть, что у каждого вуза свои обстоятельства. В нашем случае никакого резона давать диплом магистра через год нет. Если делать такую насыщенную годичную программу, они не получат практических навыков. Ведь двухгодичная подготовка предполагает длительную практику.

— Теперь вопрос как к автору методического комплекта по отечественной истории. Нужен ли обязательный ЕГЭ по этому предмету? А по иностранному языку?

— Вы знаете, обязать знать свою историю таким образом, может быть, было бы и правильно. Мне кажется, что нам важнее пробудить интерес наших школьников к истории через фильмы, телепрограммы, интернет-ресурсы, исторические игры. К сожалению, выпускники наших школ, которые не готовятся к сдаче ЕГЭ по истории, знают ее не совсем хорошо. Все-таки нужно еще поразмыслить, посоветоваться с педагогической общественностью, с учителями истории в школах и с родителями.

Говоря о ЕГЭ по иностранному языку, сначала надо обеспечить достойный уровень его преподавания в школах, а потом уже требовать от ребят ЕГЭ. В некоторых школах и преподавателей толком нет. В больших классах занимаются в группах по 30-35 человек. В такой группе хорошо подготовить каждого просто невозможно. Другое дело, когда дети занимаются в частных или специализированных школах. По этой причине, пока не будет обеспечен должный уровень школьного преподавания, вводить обязательный ЕГЭ по иностранному языку было бы просто неразумно.

— И еще один вопрос по поводу истории. Недавно министр просвещения Ольга Васильева заявила, что историю не обязательно должен преподавать историк, главное, чтобы это был человек, который знает историю и любит ее, может увлечь ребенка. Что вы по этому поводу думаете?

— В принципе, я согласен, потому что в конечном итоге базовое образование это ведь не образование на всю жизнь. Сегодня жизнь так быстротечна, что люди меняют профессию, причем по европейской статистике человек меняет направление своей работы каждые пять-шесть лет. Выпускник факультета физики может затем так увлечься историей, что сможет преподавать ее. Далеко не все наши историки изначально получили историческое образование. Если человек увлечен, то, конечно, ему надо обязательно подучиться. История – это наука.

В России прекрасные исторические факультеты в университетах. Там тоже готовят специалистов, и далеко не все из них идут преподавать историю. Поэтому базовая специальность еще не предопределяет жизнь человека на многие годы вперед. У нас, например, среди выпускников есть киноактеры, деятели шоу-бизнеса. Они получили хорошее образование, знают иностранные языки, у них мощная гуманитарная подготовка.

— Как вы видите развитие мировой дипломатии в будущем?

— Дипломатия будет сохранять свои позиции в мировом будущем, несмотря на появление новых средств передачи информации, несмотря на то, что сегодня она носит все более открытый характер. Даже традиционные каналы, которые всегда были закрытыми, секретными — телефонные переговоры по спецсвязи, переписка, оказываются открытыми. Откровенно говоря, не вижу в этом ничего хорошего. Когда большевики заявили об отказе о тайне дипломатии и опубликовали массу документов, участь тогдашней молодой советской России не стала проще — это создало проблемы в отношениях с некоторыми соседями. Несмотря на то, что уже была другая страна и другая власть.

Дело в том, что дипломатия ведь секретна не для того, чтобы от народа чего-то спрятать, а для того, чтобы подготовить решения, которые будут выгодны и своей собственной стране и будут приемлемы для тех, с кем вы ведете переговоры, с кем вы намерены сотрудничать или разрешать некую острую проблему. Если все это предавать огласке, можно сорвать благое дело, настроить и другую сторону, и общественность в своей стране так, что не удастся добиться цели.

Полагаю, что несмотря на изменения внешнего характера дипломатии все-таки ее глубинные корни будут сохраняться. Это разговор профессионалов на профессиональные темы, который позволяет помочь государству, руководителям принять верные решения, приемлемые для всех. Дипломатия призвана решать проблемы таким образом, чтобы не довести дело до войны, и для этого, конечно, нужны очень тонкие, умелые переговоры. Это не значит, что руководители, первые лица не будут играть роли, ведь они направляют дипломатию, определяют направление внешней политики.

— Как, на ваш взгляд, будут выстраиваться международные связи России в будущем? Как на позиции РФ на международной арене сказалось исключение из G8?

— Россия – великая наша держава, поэтому она всегда будет играть очень важную роль, состоит она в G8 или нет. Все равно невозможно решить глобальные проблемы без России. В данном случае не Россия виновна в том, что она оказалась вне G8. Во-первых, остается G20 и есть другие объединения – это и ШОС, и БРИКС, и СНГ, где Россия активно работает. На двусторонней основе продолжается двустороннее взаимодействие со странами, которые входят в G7.

Исключение России из G8 и санкции не способствовали созданию благоприятной ситуации для выстраивания прочного, надежного, выгодного всем мира. Работа, проводимая российским руководством, российскими дипломатами, нацелена как раз на то, чтобы всемерно, по самым разным направлениям развивать сотрудничество, решать проблемы, в том числе острые – ДРСМД, СНВ. Это проблемы глобальной безопасности. Есть гораздо менее серьезные, связанные, например, с деятельностью ВТО, международных экономических объединений, с абсолютно неправомерной санкционной политикой западных стран. Уверен, что и эти вопросы удастся разрешить. Российская политика максимально нацелена на активное участие нашей страны в решении самых насущных для проблем человечества. В этом у меня нет никаких сомнений.

— А нужны еще какие-то новые международные площадки для взаимодействия?

— Жизнь сама подскажет, появятся такие площадки или нет. В рамках уже существующих форматов можно решить многие вопросы. И главное, никогда не следует забывать о ключевой роли Организации Объединенных Наций. ООН создана как один из основных итогов Второй мировой войны, и очень важно сохранить ее дееспособность. Это единственная универсальная международная организация в мире.