«Настоящие люди» — так чукчи себя называют. В самом малонаселенном регионе России, где проживает около пятидесяти тысяч человек — менее одного на квадратный километр, каждый четвертый — представитель коренного народа.

Три четверти населения — «вечные командировочные», которые приехали подзаработать, да так и остались.

Или вернулись сюда осознанно — на территорию, официально признанную лишь условно пригодной для постоянного пребывания.

У коренных народов Чукотки три столетия назад сложился симбиоз двух типов хозяйствования.

Тундровое оленеводство — исконное занятие довольно воинственных кочевых племен, пришедших на Чукотку в XVI веке. Носители этой ДНК до сих пор считаются хранителями традиций, и чукотский язык распространен среди них сильнее всего.

Морскими зверобоями чукчи стали относительно недавно, переняв секреты промысла у потесненных ими с побережья аборигенов — эскимосов.

Натуральный обмен по линии «тундра — море» происходит до сих пор. С побережья — тушки нерпы, моржовый клык, китовое мясо; из тундры — кухлянки, керкеры и торбаса для гардероба, оленина, дикоросы.

Морзверобои и тундровики встречаются осенью на ежегодном празднике оленя. Обеим сторонам есть что предъявить: тысячные оленьи стада vs добыча морских охотников.

Коренные народы полярной тундры и арктического побережья знают многое из того, что неведомо на Большой земле, и обмен получается вполне равноценный. Например, обсудят плюсы и минусы складной новомодной яранги и традиционной, из шкур оленя.

Пока родители находятся со стадами оленей в тундре, дети живут и учатся в интернате в поселке оленеводов.

Промысловое прошлое многими из них воспринимается как желанное будущее. Выдача «взрослого» ножа и приобщение к морзверобойному или оленеводному промыслу и сегодня — инициация. Незаметно для себя подростки XXI века, попав на свою первую охоту, переходят с русского на чукотский.

Традиционное жилище чукчей — это целый мир. В доме, который некогда вмещал патриархальную семью из двух-трех поколений, сейчас, как правило, проживает одна — родители и дети. Быт подчиняется тысячелетним ритмам, и разве что генератор позволяет уверенно смотреть в будущее, да цифровая тарелка свидетельствует о приобщении к цивилизации.

В остальном та же простодушная, но крепкая вера в то, что конструкция яранги символизирует мироздание, где цепи, спускающейся с центра потолка, касаться ни в коем случае нельзя — будет буран или еще чего хуже.

Имена новорожденным чукчи обычно выбирают за три месяца. Стараются не повторяться: имя — по-прежнему эксклюзив, его надо заслужить, чем-то проявив себя.

Российские стандартные имена обязательны, дополнительные неофициальные чукотские — роскошь.

Духи на Чукотке — обычное дело. Потусторонний и реальный мир отделяет друг от друга условность — например, дым костра, через который проходят все участники похоронного обряда, «возвращаясь» в мир живых.

Наряду с незыблемым официальным православием, живет наивный шаманизм. Ему следуют все — от чистокровного чукчи, совершающего обряд очищения по возвращению домой (надо обязательно приласкать собак перед входом в ярангу), до «понаехавших» сюда вахтовиков, которые рутинно кормят духов тех мест, в которые собираются отправиться.

Обряд общения с духами лаконичен: несколько капель огненной воды на землю плюс по щепотке всех видов еды со стола. Также обязательно приветствовать духа убитого животного — его славят как кормильца и только потом разделывают как добычу.

Местная еда — локальная, органическая — попадает на стол в результате промысла.

Нерпы высовывают любопытные усатые морды в Анадырском заливе. Киты показывают спины — часто, хвосты — реже, под настроение — в заливах Чукотского и Баренцева моря. Из-под колес трэкола выскакивают куропатки, а на стоянке видны свежие следы песцов, иногда даже волков. Вот тут лось прошел. Все это — основа местного рациона наряду с олениной. Обычное меню — котлеты из оленины, бульон из мяса ластоногих, медвежатина или стейки из кита.

Туриста от резидента легко отличить по гастрономическому поведению. Приезжий набросится на икру — и его можно понять, она здесь крупная и невозможно вкусная, особенно кетовая. Обитатель Чукотки скорее предпочтет строганину чира или хариуса: нежные лепестки обмакиваются в смесь соли и перца и отправляются таять на языке.

Есть и безусловная экзотика. Итильхин — янтарный деликатес из сала и кожи кита – легко усваивается, а велькопахен — испытание для крепких духом и желудком. Это мясо моржа невыносимо ароматно: сначала его зашивают в шкуру оленя, там оно ферментируется около месяца, а затем подается гостям.