Михаил Ульянов: США ошиблись, если ждали, что Россия поддастся шантажу

США и Россия после череды взаимных обвинений в нарушении ДРСМД объявили, что приостанавливают участие в этом договоре. Постоянный представитель РФ при международных организациях в Вене Михаил Ульянов в интервью РИА Новости накануне Дня дипломатического работника рассказал, почему Москва решила зеркально ответить на решение Вашингтона и какая судьба теперь ждет договор об СНВ. Дипломат также развеял мифы о международной изоляции России. Беседовала корреспондент РИА Новости в Вене Маргарита Костив.

— Президент США Дональд Трамп сообщил в пятницу, что Вашингтон 2 февраля начинает процедуру выхода из ДРСМД. Его российский коллега Владимир Путин в субботу заявил, что РФ зеркально ответит на решение США и тоже приостанавливает участие в договоре. Почему Москва приняла такое решение?

— Ответ на ваш вопрос, я думаю, очевиден. Если США, судя по всему, взяли курс на слом договора, если они отказываются от диалога, если поиск переговорного решения подменяется ультиматумом, то надо реагировать. Тот подход, который изложил президент России 2 февраля, как раз и является такой адекватной и достойной реакцией на сложившуюся ситуацию. Россия не закрывает дверь для дальнейших переговоров, но без угроз и излишних эмоций, спокойно и взвешенно предпринимает строго соразмерные, по сути зеркальные, военно-технические меры. Если от России ожидали, что она будет оправдываться или поддастся шантажу, то эти надежды не оправдались. Мяч теперь находится на американо-натовской стороне поля. У Вашингтона и НАТО в целом еще есть время пересмотреть свою линию поведения, чтобы сохранить ДРСМД.

— Какова будет судьба договора об СНВ, который истекает в 2021 году?

— Что касается перспектив ДСНВ, то высказывать однозначные суждения пока еще рано. Договор будет оставаться в силе еще ровно два года. Этого времени более чем достаточно, чтобы договориться о его пятилетнем продлении и урегулировать все связанные с этим вопросы.

Но особого интереса к продлению этой договоренности со стороны Вашингтона мы пока не видим. Не настраивает на благодушный лад и "послужной список" США, в поведении которых все больше прослеживается установка на демонтаж чуть ли не всей международно-правовой базы контроля над вооружениями. Судите сами: отказ от Договора по ПРО; блокирование переговоров по протоколу к Конвенции о запрещении биологического оружия; невыполнение стамбульского обязательства о скорейшей ратификации адаптированного ДОВСЕ – что заставило нас ввести мораторий на выполнение первоначального договора; оголтелая линия в ОЗХО, грозящая подрывом Конвенции о запрещении химического оружия; откровенный саботаж выполнения своей части обязательств по созданию на Ближнем Востоке зоны, свободной от оружия массового уничтожения, что еще больше обостряет ситуацию в рамках ДНЯО и расшатывает режим ядерного нераспространения; выход из иранской ядерной сделки; безответственная позиция по ДРСМД. И это еще не исчерпывающий перечень. Так что на ваш вопрос о судьбе ДСНВ отвечу так: для однозначно пессимистических оценок, как мне кажется, время еще не пришло, но и для особого оптимизма оснований нет.

— Ранее вы говорили, что встреча "пятерки" и Ирана по СВПД на уровне политдиректоров запланирована на вторую половину января, однако заседание так и не состоялось. Что помешало?

— Да, действительно, имелась вероятность встречи политдиректоров в январе. Мы были к этому готовы. Но для проведения мероприятия нужно, чтобы сроки устраивали всех участников Совместной комиссии. Это не сложилось.

— Есть ли уже планы по новой дате или проведению заседания на высшем уровне?

— Предполагаю, что заседание все же вскоре состоится, может быть, уже в текущем месяце, тем более что появилась новая важная тема для обсуждения, связанная с тем, что Великобритания, Германия и Франция объявили о создании специального платежного механизма, призванного защитить от американских экстерриториальных санкций тех экономических операторов, которые настроены поддерживать и развивать торгово-экономические отношения с Ираном.

— Президент Трамп обрушился с критикой на американскую разведку, сообщившую в показаниях конгрессу, что Иран соблюдает договоренности по ядерной программе и не предпринимает усилий для создания атомного оружия. Как можно объяснить отрицание руководством США неоднократно доказанных фактов? Есть ли вероятность возвращения США в договор с такой позицией руководства страны?

— Не думаю, что мне было бы уместно высказываться на тему о взаимоотношениях между президентом США и американским разведсообществом. Скажу только, что выводы разведслужб о том, что Иран не занимается разработкой ядерного оружия, полностью соответствуют оценкам МАГАТЭ, которые основаны на результатах масштабной инспекционной деятельности. Причем не только американское разведсообщество, но и ни один из других немногочисленных оппонентов ядерной сделки не может привести ни единого факта наличия в сегодняшнем Иране незаявленного ядерного материала или незаявленной ядерной деятельности. Кому-то это может не нравиться, но такова объективная реальность.

Что касается вероятности возвращения США в ядерную сделку, то при нынешней администрации это, как мне кажется, абсолютно исключено.

— Требуется ли вообще участие США в СВПД или "пятерка" с Ираном без труда справляются и без Вашингтона?

— Выход Вашингтона из Совместного всеобъемлющего плана действий, конечно же, затруднил его полноценное выполнение. Слова "отряд не заметил потери бойца" к данной ситуации не применимы. Но негативные последствия были бы не столь ощутимы, если бы речь шла просто о выходе Соединенных Штатов из ядерной сделки.

Проблема в том, что США прилагают колоссальные усилия для того, чтобы помешать другим выполнять эту договоренность, используя методы экономического шантажа и угрозу применения экстерриториальных санкций. Вашингтон все больше вживается в роль мирового экономического жандарма. Возникает абсурдная ситуация, когда постоянный член СБ ООН препятствует международному сообществу в добросовестном выполнении консенсусной резолюции Совета 2231. Вот это уже действительно создает серьезные проблемы.

Хотелось бы надеяться, что упомянутый специальный платежный механизм, созданный евротройкой, поможет эти проблемы заметно смягчить. Могу подтвердить, что мы приветствуем создание механизма, рассчитываем, что он будет полезен, и готовы по мере возможности и необходимости содействовать инициаторам в успешной реализации этого решения.

— Американская газета Washington Post ранее выступила с утверждением, что представители российских властей предложили правительству КНДР построить в стране атомную электростанцию в обмен на отказ от ядерной и ракетной программ. По мнению, высказанному в материале газеты, предложение направлено на подрыв переговоров Вашингтона и Пхеньяна и демонстрирует стремление Москвы завоевать долю на энергетическом рынке Корейского полуострова. Выступала ли Россия с таким предложением?

— Мне о таком предложении ничего не известно. Подобная "утка" вообще вряд ли заслуживала бы внимания, если бы не одно обстоятельство. Washington Post утверждает, что это якобы сделанное Россией предложение направлено на подрыв переговоров Вашингтона и Пхеньяна по денуклеаризации. Это совсем уж какое-то Зазеркалье. Если какая-либо страна действительно сделала бы Пхеньяну такое предложение, то оно объективно подкрепляло бы переговорные позиции США в контактах с КНДР, а не наоборот. В данном случае мы имеем дело с еще одним свидетельством того, как американские СМИ в антироссийском угаре все больше скатываются к какому-то информационному мракобесию, когда изменяют и логика, и элементарный здравый смысл. Если же вернуться к реальной политике, то полагаю, что Вашингтону имело бы смысл самому подумать о каких-то убедительных экономических стимулах для Пхеньяна в дополнение к отсутствующим пока гарантиям безопасности. Начинать, наверное, следовало бы с четкого обозначения перспективы смягчения или приостановки по крайней мере части санкций, как это предусматривается соответствующими резолюциями Совета Безопасности ООН. В этом случае шансы на продвижение вперед по пути к денуклеаризации были бы выше.

— Что нового в сфере международного сотрудничества по контролю над наркотиками?

— На антинаркотическом треке ближайшая веха – министерский сегмент на площадке Комиссии ООН по наркотическим средствам в середине марта. В ходе него будут рассмотрены итоги международного сотрудничества по борьбе с наркотиками за последние десять лет и поставлены задачи на будущее. Данное мероприятие состоится в критический для международной системы наркоконтроля момент, когда со всей остротой обозначилась тенденция игнорирования некоторыми государствами юридически обязывающих положений профильных конвенций ООН. После легализации каннабиса в Канаде в прошлом году искушение пойти по этому пути испытывает целый ряд стран. Международный комитет по контролю над наркотиками, наделенный уникальным мандатом по мониторингу выполнения конвенций, неоднократно подчеркивал, что подобные меры являются грубым нарушением основополагающего обязательства государств по ограничению применения наркотиков исключительно медицинскими и научными целями.

Мы используем подготовку к министерской встрече, чтобы привлечь внимание международного сообщества к этой опасной тенденции и мобилизовать здоровые силы на недопущение деградации действующего глобального режима наркоконтроля.

— В СМИ, в том числе в российских, периодически встречаются утверждения о том, что на международной арене Россия находится в изоляции. Вы согласны с такой оценкой? Как ощущает себя миссия в Вене?

— Спасибо за этот вопрос. Меня коробит, когда в СМИ звучат утверждения об изоляции России в современном мире. Такую большую и влиятельную страну изолировать никому не под силу. Те, кто утверждает обратное, путают международное сообщество в целом и его составную часть – коллективный Запад, который, кстати, в своем отношении к нам отнюдь не однороден.

Конечно, заметное похолодание отношений между Россией и западными странами имеет определенные негативные последствия, но, повторю, никакой изоляции нет. Приведу один яркий пример из собственного опыта. В мае 2015 года я возглавлял российскую делегацию на обзорной конференции Договора о нераспространении ядерного оружия. Когда мероприятие перевалило за "экватор", в одном из залов заседаний ко мне подошел глава делегации страны, председательствовавшей тогда в Движении неприсоединения. Он сказал: "Как же так, господин посол? Буквально все – и американцы, и англичане, и французы – выстраиваются в очередь, с тем чтобы встретиться неформально с группой неприсоединившихся стран. И только Россия от этого почему-то воздерживается, хотя у нее и Движения неприсоединения так много общего во взглядах на международные отношения и точка зрения вашей страны нам весьма интересна". Я ответил, что имел в виду провести такую встречу ближе к концу конференции на этапе обсуждения проекта итогового документа, но раз партнеры просят сделать это пораньше, готов встретиться хоть на следующий день. На том и порешили. Я успел сделать только несколько шагов, как ко мне подбежал высокопоставленный американский дипломат: "Михаил, сделай доброе дело. Проведи встречу с Движением неприсоединения. Расскажи, с какими трудностями связан процесс ядерного разоружения, а то нас они не слушают, а к вам прислушиваются". Если это международная изоляция, то пусть она продлится подольше.

Если серьезно, то на самом деле Россия очень востребована на международной арене, в том числе на площадках международных организаций, членом которых она является. Наверное, какие-то незначительные изменения в модальностях нашей работы в свете общей международной обстановки действительно произошли, но они не имеют существенного значения. Контакты, в том числе с западными партнерами, поддерживаются практически на ежедневной основе. В сложных и спорных ситуациях наша готовность взять на себя роль одного из лидеров практически всегда встречается с признательностью и пользуется поддержкой со стороны широкого круга стран. Вот вам и вся "изоляция".

— Михаил Иванович, вы уже второй год в Вене. До этого, помимо Москвы, вам также доводилось работать в Нью-Йорке и Брюсселе. Где вам было максимально комфортно работать и жить?

— Действительно, за тридцать с лишним лет работы в сфере многосторонней дипломатии мне удалось поработать и при ООН, и при НАТО, и при ОБСЕ. Каждая из этих командировок была по-своему интересной и полезной в плане приобретения новых профессиональных навыков и знаний. Особенно это относится к ООН, где мне довелось, в частности, заниматься на экспертном уровне в СБ ООН проблематикой югославского кризиса, а также представлять Россию в Комитете по санкциям в отношении Югославии, где главной задачей было смягчить последствия тотального торгово-экономического эмбарго для гражданского населения этой страны, а также защитить третьи страны от побочных последствий антиюгославского санкционного режима. Работать обычно приходилось без преувеличения по 14-15 часов в сутки, но было ощущение, что занимаюсь очень важным и нужным делом. Впрочем, и о работе при НАТО у меня остались довольно неплохие впечатления. Было нелегко, но интересно, причем на тех конкретных участках, которыми мне довелось заниматься, нам с делегациями стран-членов Альянса нередко удавалось находить точки соприкосновения, которые "ложились на бумагу" в форме совместных документов. Надеюсь, что нынешние трудности во взаимоотношениях с НАТО через какое-то время будут преодолены, и мы, наконец, начнем выстраивать нормальное сосуществование.

Что же касается комфорта, то в этом плане хотел бы выделить Вену. Согласно некоторым международным рейтингам, это лучшее место для работы дипломатов. Австрийские власти гостеприимны и стараются создавать благоприятные условия для работы сотрудников международных организаций и дипломатических представительств, добиваясь закрепления за Веной статуса одного из ведущих международных центров.

— Как и когда вы приняли решение пойти на дипломатическую службу? Насколько мне известно, вы заканчивали Московский историко-архивный институт.

— Мой отец после фронта и учебы более тридцати лет проработал в системе МИД и хотел, чтобы я пошел по его стопам. Дипломатическая стезя была для меня привлекательна. Однако путь в МГИМО был для меня закрыт. Там от абитуриентов требовался комсомольский стаж, а его у меня не было. Отец посоветовал подумать о том, чтобы поступить в Московский государственный историко-архивный институт в расчете на возможное трудоустройство при благоприятном стечении обстоятельств в Архив МИД. Так и получилось. По окончании института первые два с половиной года я проработал в Архиве внешней политики СССР, а затем еще три с лишним года в научно-исследовательском отделе Историко-дипломатического управления советского МИД, где занимался подготовкой третьего издания Дипломатического словаря. Тепло вспоминаю тот период. Работа была очень познавательной. Добавлю, что отсутствие профильного образования специалиста-международника ни разу не создавало мне каких-либо непреодолимых трудностей. Имевшиеся пробелы в знаниях и подготовке постепенно восполнялись и продолжают восполняться в ходе практической работы.

Кстати, вопреки распространенному мнению, и в советском, и в российском МИД было и есть немало людей, получивших базовое образование не в МГИМО. В минус им это никогда не засчитывалось. В этом смысле МИД всегда был и остается достаточно демократичным учреждением.