Максим Соколов, для РИА Новости
Известие о том, что множество российских предпринимателей со всем родством своим и свойством общим числом около 700 душ в 2017 году спешно записались в мальтийцы, внеся надлежащий крупный вклад в казну средиземноморского острова, никого особенно не удивило. И в тамплиеры бы записались, когда бы это давало существенные паспортно-визовые, а также хозяйственно-финансовые преимущества.
Не удивило, поскольку жизнь на две страны (а зачастую и на одну, причем не Россию) давно уже стало родовой чертой российского бизнеса. Термин "Лондонград" не вчера появился.
Но это дает ответ на вопрос, почему репутация предпринимательского сословия в современной России оставляет желать лучшего. Можно даже спросить, почему она ниже плинтуса. Ответ содержится в одном слове — "Лондон".
Это, конечно, грубая схема, в реальности может образовываться амальгама из нескольких мотивов.
Главное не в мотивах и не в том, кто прав, кто виноват, а в том факте, что существенная часть российского третьего сословия видит себя вне России, живет вне России и стремится подчиняться нероссийским юрисдикциям.
В этом просматривается существенная черта современного российского капитализма.
Собственно, и литература той эпохи, некогда называемая литературой критического реализма, не очень преуспела в создании привлекательного образа предпринимателя. И даже не слишком старалась в этом деле. "Человеческая комедия" Бальзака и "Ругон-Маккары" Золя, равно как и вся русская литература или, допустим, "Земля обетованная" польского классика Владислава Реймонта, повествовавшая о развитии капитализма в Царстве Польском и послужившая основой для знаменитого фильма Анджея Вайды, никак не могли служить пропагандой предпринимательства. Хотя в 90-е годы XX века прекраснодушные люди и мечтали о том, что задача, с которой не справились гении XIX века, окажется вполне по силам современным литераторам, освобожденным от гнета коммунистической цензуры.
Тем не менее и обострение классовой борьбы, и в общем довольно непривлекательный образ предпринимателя, характерный для духовной культуры той эпохи, не помешали ни развитию капитализма в европейских странах, ни общему ощущению, что именно буржуазия — при всех своих недостатках — олицетворяет энергию и силу нации.
Причина тому довольно проста. Хотя Маркс с Энгельсом еще в 1847 году в своем "Манифесте" писали: "Буржуазия путем эксплуатации всемирного рынка сделала производство и потребление всех стран космополитическим. К великому огорчению реакционеров, она вырвала из-под ног промышленности национальную почву. Исконные национальные отрасли промышленности уничтожены и продолжают уничтожаться с каждым днем", тогда нетерпеливые классики сильно погорячились. Их оценка, вполне пригодная для описания современных дел, в середине-конце XIX века была попросту неверной. Тогдашние капиталисты именно что создавали национальную промышленность и с национальной почвой у Круппа, Тиссена, Сименса, Рябушинского, Путилова etc. все было в полном порядке.
Трудно представить себе, чтобы воротилы германской экономики где-нибудь в 1890 году (да и в 1860-м тоже трудно) собирались на деловые форумы в Париже, обсуждая германские хозяйственные дела. Представить, чтобы Путилов или Крупп имели постоянное жительство в Лондоне, руководя оттуда своими предприятиями по телеграфу, также затруднительно.
Хоть эксплуататор и экспроприатор, но все же свой, здесь живущий и эту страну обустраивающий, — а не олигарх, живущий в стране далекой, все связи которого с исторической родиной ограничиваются распоряжениями. Некоторая национальная солидарность — конечно, не исключающая порой весьма острой классовой борьбы — все же имела место, а классики со своим "У пролетариев нет отечества" тоже погорячились. Эпоха развития капитализма была еще и эпохой развития национализма — и весьма сильного, вплоть до шовинизма.
Теперь действительно все не так. Мы живем в эпоху глобального капитализма и глобального либерализма, когда воротилы живут в Лондоне или других замечательных местах, а их связь с породившей их страной чисто материальная — она их источник дохода. В остальном "он дерзко презирал земли чужой язык и нравы".
Возможно, такой образ современного капитализма неизбежен и другого не будет, но и отношение к Лондону и лондонцам в России останется соответствующим. При таком положении дел позитивного настроя к предпринимательству и предпринимателям придется ждать довольно долго.
