Андрей Сорокин, для РИА Новости
Как ни удивительно, российское кино состоит не из одной "Матильды". И это хорошо, иначе было бы обидно.
Так, на днях в штатном режиме стартовал в прокате фильм "Салют-7". Причем с неплохими кассовыми показателями первого уик-энда. Но внимания он заслуживает не только как потенциально успешный проект, но и в первую очередь как очередная попытка злободневной художественной и даже пропагандистской, не будем лукавить, экранизации исторических событий.
Пересказывать сюжет нет нужды. Потому что, во-первых, никто не мешает и в кино посмотреть. И во-вторых, с содержанием фильма можно ознакомиться в любом гугле: в основе действительно лежит реальная история аварийно-спасательной операции советских космонавтов Владимира Джанибекова и Виктора Савиных на орбитальной станции "Салют-7" в июне 1985 года.
Реальная-то реальная, но, понятное дело, украшенная творческими изысками и фантазиями — что естественно для кино. Испортили ли историю эти изыски и фантазии? Какие вообще вольности, авторские высказывания и идейные установки уместны в произведениях такого жанра — жанра исторической экранизации?
Если разобрать фильм на запчасти, то множество эпизодов и деталей — лакомая мишень для придирок разной степени недоброжелательности. Причем на помарки указывают не только злобствующие рецензенты, но и сами прототипы главных героев — и по части исторической достоверности, и даже по части здравого смысла.
А вот в сумме остается совсем другое впечатление — сказка-то годная, жизнеутверждающая в конце концов получилась. Имеющиеся неуклюжие моменты полностью растворяются в добротной производственной драме.
Но вот что важно: любая историческая экранизация — это кино не о прошлом. Это кино о настоящем и для настоящего.
Реальная история "Салюта-7" — всего лишь один из тех удачных "гвоздей", на которые вешается расхожий сюжет и которые придают художественной картине убедительность, яркость и достоверность. Именно из-за этих бесспорных свойств жанр исторической экранизации такой распространенный.
Понятно, что история в умелых руках — ценный кладезь фактуры и образцов для ценностной пропаганды, просвещения и воспитания в требуемом духе. Российская же история — и вовсе неиссякаемый источник.
Историческая фактура чем удобна? В ней мы опираемся на общеизвестный результат, к которому привело развитие событий. Еще до похода в кино доподлинно и всенародно известно, что миссия Джанибекова и Савиных на "Салюте" 32 года назад закончилась триумфально. И интрига здесь не в результате, а в том, какая сумма качеств и действий героев триумфальный результат дает — и тот конкретный результат 1985 года, и тот предполагаемый, на который мы хотим нацелить сегодняшнего зрителя.
Конечный продукт в этом жанре — не быль, а былина. Сказка, в которой не ложь, но факты, скомпонованные и акцентированные таким образом, чтобы не нарушить исторической достоверности и при этом наиболее доходчиво задать образец мотивации и поведения, объяснить на языке современных понятий, почему этот образец такой образцовый и зачем тебе, современник, хорошо бы этому образцу соответствовать.
В общем, в былине и приврать не грех. Как бесхитростно подытоживает в финале "28 панфиловцев" один из героев, "Ну, внукам можно и больше сбрехать (про подбитые танки), а фрицам сегодня и 14 хватит".
Кстати, "28 панфиловцев" — самая, пожалуй, успешная в современном нашем кино былина — это вообще экранизация не просто исторического события, а исторической легенды. Причем легенда эта сложилась не "впоследствии", а буквально в режиме живого времени, во время битвы за Москву, в виде газетного очерка — с теми фактами, которые были известны журналисту к моменту публикации и которые многократно уточнялись потом. Факты-то потом уточнялись, но ни много ни мало национальным историко-культурным брендом бой у разъезда Дубосеково стал именно в этом виде, газетно-легендизированном.
А классическая вершина в жанре кинобылины — это, конечно, "Александр Невский". До сих пор ученым-историкам приходится терпеливо (и, кстати, безуспешно, что самое занятное) разъяснять, что Ледовое побоище — это не совсем то, что в фильме. Да уж, с исторической фактурой XIII века там, признаться, скудновато. Зато для внешнеполитических реалий накануне Великой Отечественной — в самый раз. А злободневно узнаваемые образы евроориентированных новгородских барыг — это и вовсе проницательное послание потомкам из 1938 года в XXI век.
Это не к тому, чтобы поставить "Панфиловцев" или "Салют" вровень с фильмом Сергея Эйзенштейна. Это к тому, что в жанре исторической кинобылины есть, в свою очередь, свои образцы и легенды, и современным деятелям киноискусства есть к чему стремиться.
И пускай Владимир Джанибеков смущенно отнекивается: мол, лишнего нам приписали, ничего особо героического в том полете на "Салюте" не было, дело житейское. Это, к слову, дополнительно характеризует личные качества дважды Героя Советского Союза и планку его требований к себе. Но, повторяю, "Салют-7" — не быль о конкретном экипаже, это фильм-былина, фильм-плакат об образцовых людях такого вот типа. А в таком жанре гиперболы и обобщения — дело рядовое и даже обязательное.
Ограничения для творческого разгула метафоричности, конечно, есть. Мы их можем если не сформулировать с математической точностью, то ощутить на конкретных примерах.
Если кино о том, что человек — жертва истории, если человеку противопоставляются страна и общество, как во "Времени первых", то это по-европейски жалостливо, но лукаво и потому как минимум неубедительно. И русской истории, и русской культуре такая логика чужда. Понятно, что в этой чуждой логике на экране появляются истеричный космонавт Леонов и истеричный генеральный конструктор Королев, которых, разумеется, в природе не было и быть не могло.
А если кино о том, что человек — творец истории, как в "Салюте-7", то такому простительно и сигаретку в невесомости выкурить, и историю творить буквально молотом в открытом космосе. И здесь нет "подвига вопреки стране", потому что человек, страна и государство — это одно и то же. В таком кино герой и зритель одинаково понимают смысл задач и обстоятельств. И если внезапные американцы норовят умыкнуть нашу орбитальную станцию, спрятав ее в трюме шаттла, а советское руководство собирается сбить все это хозяйство ракетным залпом, — можно, конечно, упрекать авторов в брутальной прямолинейности. Но суть глобальной конкуренции, хоть и несколько неуклюже выраженная в художественном образе, одинаково и адекватно понимается и 32 года назад, и сегодня.
Иными словами: "не навреди", не представляй историю и людей хуже, чем они были. И, соответственно, зрителя своего учи хорошему, а не плохому.
И самое главное — не мсти прошлому, не воюй с ним, не пытайся его переиначить под свои сегодняшние представления о прекрасном. Кстати, практика показывает, что если кто не приемлет прошлое, то у него и представления о настоящем и будущем затейливо-сомнительные. В киноиндустрии "закон бумеранга" работает максимально прямолинейно: нетрудно заметить, что ритуальный антисоветизм самым роковым образом отражается на кассовых показателях.
Прошлое — это не место для дискуссий и рефлексий. Прошлое — это константа. Только в качестве бесспорной константы оно и становится тем самым источником образцов и легенд, полезных сегодня "юноше, обдумывающему житье". И если в кино прошлое играет именно эту главную роль, — тогда кино получилось.
