События 3-6 июля 1917 года в Петрограде неопределенно именуются "Июльскими днями". Притом что события были вполне серьезными. Вооруженный майдан в столице унес жизни четырех "небесных сотен" — около 400 погибших, магазины и частные квартиры в центре были разграблены революционными солдатами и матросами.
Когда же Временное правительство все-таки проявило волю к сопротивлению (впрочем, это был первый и последний раз, когда оно его проявило), решительность была велика. Доселе вольготно чувствовавшие себя большевики подверглись суровым мерам. Дом Кшесинской у них отобрали, газету "Правда" закрыли, попутно погромив редакцию, некоторое количество вождей, включая Троцкого, на два месяца присело (их освободили в начале сентября в дни Корниловского мятежа), а сам Ленин бежал в Финляндию, где поселился в шалаше с верным Личардой и будущим злейшим врагом народа Г. Е. Зиновьевым — там они жили под видом финских батраков, косящих травы.
По драматизму бегство в Разлив сравнимо разве что с бегством Геринга в Австрию после Пивного путча 1923 года.
Тогда он бежал через расположенный чуть южнее Гермиш-Партенкирхена пограничный Миттенвальд и, вероятно, тоже изображал из себя тирольского батрака. Но не все помнят, что скрываться пришлось после неудавшейся попытки государственного переворота, когда цитируется хрестоматийное:
Смотри, Светлана, — я сказал, —
Картина на стене,
А на картине той шалаш
У финских берегов,
В котором вождь любимый наш
Скрывался от врагов.
Хотя, конечно, попытка была до невозможности сумбурная.
Общее недовольство положением дел — с момента свержения самодержавия прошло уже четыре месяца, а жизнь почему-то лучше не стала, скорее наоборот — усугубилось провалом июньского наступления. На Юго-Западном фронте в окрестностях Тернополя разложившиеся войска постыдно бежали. В командовании стали говорить о необходимости ввести загранотряды и только что не о приказе №227 — когда припечет, о таких мерах, оказывается, думал не только тиран Сталин, но и архилиберальное Временное правительство. Естественно, что революционные воинские части, которыми был наводнен Петроград, совершенно не желали отправляться на фронт (да еще и с заградотрядами в тылу) и были готовы на самые решительные противоправительственные акции.
Вопрос, занимающий историков: в какой мере большевики были готовы возглавить вооруженный протест, выступив его авангардом?
Свидетельства тут различны, сама позиция большевиков менялась час от часу. Скорее всего, не они управляли событиями, а события ими управляли, тем более что в большевицкой верхушке не было единомыслия, а вожди успешно изображали лебедя, рака и щуку. В последующие годы, когда переписывание истории было поставлено на поток, показания тем более двоились и троились.
Простой пример. В 1935 году большим тиражом была издана книга Анри Барбюса "Сталин", где руководящая и подстрекательская роль Сталина в "Июльских днях" была описана вполне восторженно: "Сталин очень охотно выражает свои мысли в забавной или насмешливой форме. Любопытную историю рассказывает Демьян Бедный. "Накануне июльского выступления, в 1917 году; в редакции "Правды" днем сидим мы двое: Сталин и я. Трещит телефон. Сталина вызывают матросы, кронштадтские братишки. Братишки ставят вопрос в упор: выходить им на демонстрацию с винтовками или без них? Я не свожу глаз со Сталина… Меня разбирает любопытство: как Сталин будет отвечать — о винтовках! По телефону!…
— Винтовки?… Вам, товарищи, виднее!… Вот мы, писаки, так свое оружие, карандаш, всегда таскаем с собою… А как там вы со своим оружием, вам виднее!…
Ясное дело, что все братишки вышли на демонстрацию со своими "карандашами"!".
Кажется, понятно. Но уже спустя три года в "Кратком курсе истории ВКП(б)" узнаем, что я не я и лошадь не моя — "Отдельные демонстрации разрослись в общую грандиозную вооруженную демонстрацию под лозунгом перехода власти к Советам. Большевистская партия была против вооруженного выступления в этот момент, так как она считала, что революционный кризис еще не назрел, что армия и провинция еще не готовы для поддержания восстания в столице, что изолированное и преждевременное восстание в столице может лишь облегчить контрреволюции разгром авангарда революции. Но когда стало видно, что удержать массы от демонстрации невозможно, партия постановила принять участие в демонстрации, с тем, чтобы придать ей мирный и организованный характер. Партии большевиков это удалось, и сотни тысяч демонстрантов направились к Петроградскому Совету и ВЦИК Советов, где требовали от Советов взять власть в свои руки, порвать с империалистической буржуазией и провести активную политику мира".
То есть не виноватая я, массы сами произвели гевалт. Вот и рассказывай ладком да порядком про "Июльские дни".
Главная причина того, что коммунисты были сильно невнятны при описании событий Июля Семнадцатого, заключается в том, что был явный их провал, о котором говорить не слишком хотелось. Ибо наделала синица славы, а море не зажгла.
Парадоксально против большевиков сыграла массовость выступлений. Обыкновенно массовость считается весьма желанной у революционных вождей — смотрите неистовое накручивание численности протестных акций. Но "Июльские дни" показали, что массовость — палка о двух концах. Большевики оказались в положении всадника, пытающегося удержаться за хвост лошади.
Толпа вышла из-под всякого контроля и действовала стихийно, не повинуясь вообще никому, пока либеральное Временное правительство не успокоило ее свинцовым дождем.
Всем действующим лицам гордиться тут было совершенно нечем — отсюда и туманная формулировка "Июльские дни".
Тем не менее был ненулевой шанс на то, чтобы фраза "Товарищи! Рабоче-крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, совершилась!" была произнесена еще в начале июля. Но общий бардак все испортил.
Впрочем, рабоче-крестьянская революция, победив-таки в октябре, сохранила признательность деятелям "Июльских дней".
С 1923 по 1944 год Садовая улица называлась улицей Третьего июля, а Невский — проспектом Двадцать пятого октября.
В том смысле, что в битве великой не сгинут бесследно павшие с честью во имя идей. А также винных погребов.
