Максим Соколов, для РИА Новости
Согласного мнения насчет события, происшедшего сто лет назад, как не было, так и нет. Непонятно, когда оно вообще установится — уж точно не на нашем веку. Слишком резкими (очень мягко говоря) были изменения, случившиеся с нашей страной, слишком сильным — до братоубийства — был общественный раскол. Выработать единую взаимоприемлемую точку зрения — оставим эту задачу грядущим поколениям.
Да что столетие — даже сегодня, два с лишним века спустя, во французской провинции порой бытует самое негативное отношение к якобинскому террору, да и к революции вообще. Для многих провинциалов 14 июля — "это их парижский праздник". В смысле — не наш.
В России все оригинальнее. Еще в советские времена были выработаны две точки зрения на 1917 год — господствующая официальная и неформально-вольнодумная.
Согласно первой точке зрения, подлинно великой революцией была та, что случилась 25 октября/7 ноября 1917 года — событие всемирно-исторического значения, новая эра в истории человечества, etc. Тогда как Февраль семнадцатого таких масштабных определений не удостаивался, и о нем говорили кратко и скомкано. Все затмевал Великий Октябрь.
Их можно понять. Сторонникам Великого Октября всегда был неудобен тот факт, что свержение монархии и ряд весьма важных событий марта семнадцатого вообще происходили без участия руководящей и направляющей силы. Ленин еще был в Швейцарии, Троцкий — в США. Да и последующие события до взятия большевиками власти выглядят весьма хаотично — скорее, как поток, несущий Ленина, Троцкого, Керенского, Милюкова, Корнилова, чем проявление сознательной воли и сознательного плана. Действительно, удобнее вести летопись великих свершений с 25 октября на основе "Краткого курса". Он хоть и не вполне точен, зато прост и понятен, как семинарский катехизис.
Февралистам же совершенно неприемлема та мысль, что Великий Октябрь был во многом (если не во всем) предопределен уже в феврале-марте, то есть в то время, когда общественные деятели наконец-то дорвались до руля — и таки славно порулили. Последствия руления сказываются вплоть до сего дня. Вспоминать об этом им не хочется.
Тут наличествует непонимание (или нежелание признать), что свободная воля человека, даже если этот человек является общественным деятелем прогрессивных убеждений, в историческом процессе ограничена. Человек может своей волей снять защиту с реактора и тем самым запустить неуправляемую цепную реакцию, но потом уже не сможет своей волей включить защиту обратно. Цепная реакция будет идти, пока все не выгорит. От Февраля к Октябрю, а затем в незабываемый 1919-й, и столь же незабываемый 1920-й, и даже как бы и не 1937-й. Техника исторической безопасности вольного обращения с собой не прощает.
В принципе, не сказать, чтобы понимание единства и неделимости революционного процесса не встречалось и раньше. "Очерки русской смуты" генерала Деникина и "Окаянные дни" Ивана Бунина рисуют нам именно такую единую и неделимую революцию. Но по труднодоступности таких книг при советской власти они не смогли оказать должного влияния на общественную мысль русской метрополии.
Перевороту в умах (конечно, пока еще частичному и неполному) мы, скорее, обязаны Солженицыну. В "Красном колесе" узлы, выписанные с чрезвычайной точностью и подробностью, вдруг обрываются на Узле IV — "Апреле Семнадцатого". В главке "На обрыве повествования" автор сообщает, что далее обстановка меняется, скорее, не качественно, а количественно, и с апреля октябрьский переворот вырисовывается как неизбежный. Или, как писал Владимир Соловьев: "Hy, eщe мнoгo бyдeт бoлтoвни и cyeтни нa cцeнe, нo дpaмa-тo yжe дaвнo нaпиcaнa вcя дo кoнцa, и ни зpитeлям, ни aктepaм ничeгo в нeй пepeмeнять нe пoзвoлeнo".
При неоднозначном отношении к Солженцыну вообще и к "Красному колесу" в частности этот художественный прием — внезапный обрыв повествования — оказал чаемое действие. В обиход вошел термин "Великая русская революция", то есть единая и неделимая. Совершенно как во Франции.
Соответственно, и мечтателям о новой революции полезно помнить "La Révolution est un bloc", но остановиться на приятной части, избежав последующей и менее приятной, не всегда получается. И цветочки, и ягодки выдаются в общем комплекте.
