Михаил Демурин, для МИА "Россия сегодня"
В воскресенье в соседнем монастыре совершалось архиерейское богослужение. Приехал епископ, с ним свита, было больше обычного прихожан.
Монастырь наш начал восстанавливаться недавно, на моих глазах. Настоятель — подвижник, хочет не только восстановить обитель, но и наладить в ней хозяйственную жизнь. Так здесь было до 1917 года.
Служба была хорошая, душевная. Есть в таких молениях в сельских храмах, особенно деревянных и особенно летом, какая-то свойственная только таким обстоятельствам благодать. Окна открыты, и обращённые к Богу слова и песнопения несутся на сельские просторы, в тишину полей и лесов, к небу, которое здесь, убеждён, ближе, чем в городе. С удвоенной силой ощущаешь себя как Божье творение и своё единство с другими предстоящими в храме людьми, с совершающим службу священником, с созданным Богом миром.
Так было и на этот раз с некоторой поправкой на обилие священнослужителей, которые с трудом вмещались в наш маленький алтарь.
Служба закончилась, и архиерей сказал, что искренне всех благодарит за замечательную совместную молитву, а старший после него священник пригласил всех на трапезу. Рядом с церковью, действительно, был накрыт стол с выпечкой и сельскими фруктами, зазывающе дымился самовар.
Священнослужители вышли из храма, за ними вышли прихожане, но архиерей, его свита и приехавшие на дорогих автомобилях гости направились совсем не к этому столу, а в дом настоятеля, где, видимо, для них был накрыта другая еда. Прихожане помялись-потолкались и стали расходиться. Разве что две-три старушки подошли к столу и взяли по пряничку. Единство закончилось.
Если бы я впервые столкнулся с такой историей, я не стал бы писать об этом. Просто поговорил бы с настоятелем, хотя он по понятным причинам мало что мог в той ситуации исправить. Пишу же потому, что сталкиваюсь с таким разделением не в первый раз. Когда служба заканчивается, рядом с архиереями, как правило, оказываются не неблагополучные, не плачущие и кроткие, не нищие духом и тем более не алчущие и жаждущие правды, не те, за заботу о которых Господь поставит праведников по Свою правую сторону, а гордые, приближённые к власти, стремящиеся к богатству и силе. Или это священнослужители оказываются рядом с ними? Рассудком понимаешь, что ничего с этим не поделаешь, а по сердцу режет.
И всё же архиерею, удалявшемуся от тех, кого он только что благодарил за совместную молитву, должно было прийти в голову оставить с прихожанами хотя бы одного из сопровождавших его священников. Но не пришло. А свита — она и есть свита: все хотят быть рядом с начальством, ближе к приехавшим вместе с ним потенциальным спонсорам. Естественной тяги быть ближе к простому люду не наблюдается.
Не в этом проблема. Проблема в том, что большевики, а до них социалисты-демократы, а до них народники, а до них Пугачёв появлялись в уже разделённом обществе. А также в том, что по мере строительства всё новых и новых монастырей и церквей, их устроения и украшения это разделение среди русских только усиливалось и углублялось. Не по этому ли пути мы движемся вновь?
Мой вывод из этой истории простой и даже банальный, но от него не уйти: у нас может быть сколько угодно новых и восстановленных старых монастырей и церквей, но главное заключается не в этом, а в том, какие в них будут служить священники, насколько они будут близки простому народу и насколько народ будет воспринимать их как часть себя.
