Белла Адцеева
Отношение к режиссеру Андрею Звягинцеву, каннскому и венецианскому лауреату, в российском кино и около него неоднозначное — одни считают его достойным преемником великих советских авторов, другие ругают за открытое подражание им. В день рождения режиссера проект Weekend разобрал три снятых им фильма на составляющие.
Семейный конфликт
В центре каждого из фильмов Звягинцева находится семья и внутренний конфликт. В "Возвращении" после многолетнего отсутствия к жене и двум сыновьям возвращается авторитарный отец, который по-своему начинает выстраивать связь с не доверяющими ему детьми. В "Изгнании" жена сообщает мужу, что ждет ребенка от другого — на протяжении всего фильма герой Константина Лавроненко пытается решить, что с этим делать и как жить дальше. Главная героиня ленты "Елена" разрывается между комфортабельной квартирой мужа-бизнесмена в центре города и контрастным спальным районом, где живет ее безработный пьющий сын с постоянно увеличивающейся семьей.
"Я думаю, что человек везде одинаков, поэтому во всем мире в семьях творится примерно одно и то же…Просто так сложилось, что в трех фильмах у нас разрушенные семьи. Мы такие истории не искали специально… Вокруг себя я настолько редко вижу счастливые семьи, что мне они кажутся мифом. Человек одинок, эгоистичен, сосредоточен на себе и использует другого для достижения своих целей", — говорит Звягинцев.
И все же, как замечали журналисты после выхода каждой из трех картин режиссера, в фильмах речь идет не о конкретных проблемах отдельно взятой семьи, а в принципе о человеческой сущности. Сделав своими героями мать, отца и детей, Звягинцев пытается говорить о вечных вещах, и персонажи у него становятся совсем не похожими на реальных людей — скорее, на носителей идей самого режиссера. Так, Звягинцев изображает скорее архетип Женщины, чем испытывающую отчуждение Веру в "Изгнании" (чья мотивация стала предметом не одного спора в сети), архетип Мужчины, а не страдающего от неверности жены конкретного Алекса. Даже имена у его героев универсальные, не говорящие о принадлежности к той или иной стране.
Такую точку зрения поддерживает и Константин Лавроненко, который считает, что пренебрежение психологией отдельного человека ради "обобщения" образа делает фильм глубже.
"Когда актер плачет, это делает ситуацию очень конкретной, определенной. Если же все ведет к тому, чтобы он плакал, а он не плачет, в этот момент в кадр начинает входить намного больше, чем определяющая его эмоция. Реальность расширяется. Неопределенность какого-то персонажа дает зрителю возможность видеть разные варианты его судьбы", — говорит актер.
Метафоры и отсылки
Символичность, которую отмечали после выхода "Возвращения", в "Изгнании" стала еще более настойчивой, а религиозные аллюзии считываются на протяжении всего фильма — в самом начале Алекс в исполнении Константина Лавроненко смывает с рук кровь брата, позже девочку Еву просят подать яблоко, а дети собирают пазл с "Благовещением" Боттичелли. Даже в "Елене", которая отличается от первых двух фильмов, ближе к концу появляется белая лошадь, которую видит героиня из окна электрички. И хотя, по утверждению Звягинцева, никаких скрытых смыслов здесь нет, большинство зрителей увидели в этом кадре присущую режиссеру символичность — так Елена начинает осознавать произошедшее и неминуемую расплату.
Часто Звягинцева обвиняли не столько в чрезмерном увлечении аллюзиями, сколько в том, что в погоне за метафорами и символами он забывает о психологии героев, поведение и даже детали быта которых становятся трудно объяснимыми. Так было с простынями, на которых лежал отец в фильме "Возвращение" — несмотря на то что речь идет о небогатой семье, простыни режиссеру важно было сделать именно шелковыми. В "Изгнании" неправдоподобными кажутся разговоры мужчин за праздничным столом — таких мелочей, которые, однако, бросаются в глаза, в трех фильмах Звягинцева можно найти немало.
"Знаете, мне кто-то однажды задал такой вопрос после "Возвращения": "Вы хотите сказать, что в русской деревне мужик вернулся откуда-то, пришел и поставил на стол вино, а не водку? Где вы такое видели?". Если вы сейчас говорите о таких житейских, бытовых решениях, то да, — я ими пренебрегаю, потому что точно знаю, тут должно быть вино, и точка… Я показываю жизнеустройство. Причем не на бытовом уровне, а на метафизическом, возможно, даже мистическом. Примерно так и было с "Возвращением": там отец был не просто конкретным человеком, а определенной функцией. Я так устроен: у меня интерес возбуждается, если я не столько открываю человека, сколько нахожу ключ к его роли, его функции, его способности делать выбор", — объясняет Звягинцев.
Интерес к творчеству, а не прибыли
Все три фильма Звягинцева попали в зарубежный прокат, что само по себе успех для российской картины, и, кроме того, собрали множество призов на международных фестивалях, не говоря уже об интересе российских зрителей. Звягинцев, который, по собственному признанию, в течение десяти лет до момента съемок своего первого фильма жил в неопределенности и чуть ли не в депрессии, уже после "Возвращения" стал едва ли не главной фигурой российского кино на Западе.
Тем не менее, почти в каждом интервью режиссер подчеркивает свою вовлеченность лишь в творческий, но не в бизнес-процесс.
"Поверьте, я не думаю об окупаемости фильмов и считаю эту позицию правильной. Уверен, мой продюсер с пониманием отнесся бы к таким словам и не счел бы это иждивенчеством. Мне кажется, автор должен думать о честности, правде, подлинности и качестве фильма, а не о том, насколько он будет коммерчески успешным", — говорил Звягинцев после выхода "Елены".
Несмотря на такую четко обозначенную позицию автора, некоторые журналисты считают, что Звягинцев, если и не ориентируется на вкусы российского зрителя, то уж точно думает о запросах фестивальных жюри и о том, каких тем в Европе ждут от российского кино. Отсюда, по мнению критиков, и аллюзии на Тарковского, и неизменный пессимизм фильмов Звягинцева. Сам же режиссер, напротив, считает, что за пределами России его картины остаются не до конца понятыми.
"Тот же "Матч-пойнт", про который многие вспоминают (в связи с "Еленой" — ред.), — это чистое рацио, никакой рефлексии, исключительно юридические понятия: пойман человек за руку или нет, свезло ему или нет. Пойман — виновен, не пойман — живи дальше. Это, наверное, европейский взгляд на вещи — совершенно очищенный от мук совести. Мы же в другом мире живем, мы предполагаем все-таки, что кто-то там есть и кара не за горами… Иностранцы, посмотрев историю "Елены", выразили мнение, что её надо "развивать". Что тут скажешь? Мы им про душу – они нам про коммерцию", — рассказывал режиссер.
"Незвездные" актеры
Единственный на сегодняшний день российский актер-обладатель награды Каннского кинофестиваля за лучшую мужскую роль Константин Лавроненко до съемок в "Возвращении" сыграл в трех фильмах с перерывами между ними в несколько лет. Андрей Звягинцев заметил 40-летнего актера на театральной сцене и пригласил на роль блудного отца в свою первую картину. После громкого дебюта и гран-при Венецианского фестиваля режиссер не планировал продолжать работу в новом проекте с актерами из предыдущего фильма, однако Константин Лавроненко, прочитав сценарий "Изгнания", понял, что роль Алекса – "его".
"Он дал мне почитать сценарий, хотя ему было ясно, что снимать он меня не будет. Я его понимаю, потому что новый фильм кино — это новая реальность, новый мир. Когда человек входит в кадр, за ним тянется какой-то шлейф, облако его предыдущих работ. Именно поэтому Андрей и продюсер Дмитрий Лисневский сознательно отказывались от меня. Но я, как только прочел сценарий, понял, что это мое. В принципе это история про нас всех. Но про меня конкретно. Мне ее надо было пройти. В итоге нескольких начальных проб Звягинцев остановился на мне", — рассказывал актер.
Роль Алекса в "Изгнании" принесла Лавроненко приз Каннского фестиваля и востребованность в кино — теперь актер каждый год занят в нескольких проектах.
Партнершей Лавроненко по "Изгнанию" стала шведская актриса Мария Бонневи, артистка Стокгольмского Королевского театра, никогда раньше не снимавшаяся в России. По словам режиссера, ему было важно взять на роль Веры иностранку – по замыслу Звягинцева, на экране это должно было подчеркнуть отчуждение между супругами и отстраненность самой Веры от сложившегося вокруг нее мира. Хотя на съемочной площадке именно это порой становилось причиной непонимания между режиссером и его актрисой.
"Она сценарием заинтересовалась, и мы с ней очень много о нем говорили. Но, конечно, разность языков и мировосприятия создавала свои трудности. В ее роли есть фразы, которые относятся к категориям чисто метафизическим. А европейское сознание — конкретно. И преодолеть это очень трудно", — признавался Звягинцев.
В последнем на сегодняшний день фильме Андрея Звягинцева "Елена" заняты известные актеры Андрей Смирнов и Елена Лядова, но главная роль жены богатого мужа досталась актрисе Надежде Маркиной, которая до этого играла в театре и снималась во второстепенных ролях в кино.
"…Когда мы с Олегом (Негиным, сценарист и соавтор Звягинцева – ред.) сели "чистить" сценарий, я случайно вспомнил о ней. В последний раз я ее видел лет 15 назад. В театре у Сергея Женовача в "Короле Лире" и потом — в спектакле "Идиот" по Достоевскому, он шел в Театре на Малой Бронной. Она играла, кажется, одну из сестер Аглаи. Мне показалось, что в ней есть удивительное сочетание "тамбовщины" (она сама из Тамбова), эдакая русопятая Родина-мать, и благородства, тонкости и достоинства, что-то, кстати, скандинавское: нордическая стать", — рассказывал Звягинцев.
Несмотря на то, что фильм изначально назывался "Хелен", а действие должно было происходить в Лондоне, получившийся в результате образ Елены многие критики сочли столь удачным как раз из-за того, что актриса в фильме – не просто "бесправная" жена пожилого бизнесмена, а сама "Родина-мать", как назвал ее и режиссер.
Сравнения с другими режиссерами
"Вечные" темы, нарочито серьезная, порой напряженная игра актеров, религиозные аллюзии, сами названия фильмов, иногда прямые цитаты из картин прославленных режиссеров сделали ленты Звягинцева мишенью для критики со стороны одних и предметом восхищения со стороны других зрителей. Сравнения с Андреем Тарковским — а его влияния здесь трудно не заметить — по словам Звягинцева, не удалось бы избежать ни одному режиссеру, который решился бы говорить о серьезном в сегодняшнем российском кино.
"Дорога и дерево? (первый кадр "Изгнания" — ред.) Это пришло во сне. Мы исколесили весь север Франции, месяц искали подходящее дерево у дороги. А в результате нашли его в Молдавии, где снималось "Изгнание". Это было оно, то самое, что я видел во сне! И с пучком волос у Веры в том же фильме меня замучили. "Зеркало" и Маргарита Терехова здесь ни при чём. Есть картина Эндрю Уайета (американский художник-реалист — ред.) "Мир Кристины". Оттуда и цвет платья моей Веры, и этот пучок волос", — объясняет Звягинцев.
Режиссер признается, что главным фильмом в его жизни стало не "Зеркало" Тарковского, которому, по мнению многих, он подражает, а "Приключение" Микеланджело Антониони — здесь Звягинцева еще в юности поразило, как точно итальянский мастер передал отчуждение героев.
Помимо параллелей с Тарковским, Звягинцеву часто приписывают желание быть похожим на Ингмара Бергмана.
"Да, разумеется, что-то черпаешь отовсюду. Ты видел фильмы Тарковского, Бергмана, Антониони, Брессона или Ромера, они вошли в тебя и стали тобой, – это не заимствование, а жизнь от одного корня", — говорит режиссер.
После выхода второго фильма Звягинцева "Изгнание", полного религиозных отсылок и метафор, большинство критиков сошлись в том, что увлечение символами и аллюзиями помешало режиссеру сказать что-то внятное лично зрителю, а не жюри Венецианского фестиваля.
Картинка
И российские, и зарубежные критики, и поклонники Звягинцева, и те, кто относится к нему сдержанно, безотносительно драматургии и смыслов восторженно пишут о том, как его фильмы сняты – деревенская природа, озеро и столичные пейзажи выглядят так, что сама картинка располагает к поиску символов и трактовок. Долгие планы, игра цвета и тени, интенсивные цвета – по одному изображению почти всегда можно отличить картину Звягинцева от фильма любого другого российского режиссера. "Виной" тому – сложившийся дуэт режиссера Звягинцева и оператора Михаила Кричмана, который снял все три фильма и также будет работать над "Левиафаном" (Кричман среди прочего снял еще и "Овсянки" Алексея Федорченко).
У обладателя приза "Озелла" Венецианского фестиваля, премий "Золотой орел" и "Ника" нет операторского образования – по специальности он инженер-технолог, а в кино попал практически случайно. По словам Звягинцева, мастерству и собственной манере Кричман учился, изучая журнал для операторов American Cinematographer. К началу работы над первым совместным со Звягинцевым фильмом "Возвращение" Кричман уже снял фильм "Небо. Самолет. Девушка" Веры Сторожевой и "Теорию запоя" Натальи Погоничевой. По собственному признанию, завораживающих пейзажей он добивается при минимуме освещения, стараясь снимать природу лишь при солнечном свете.
"На съемках "Возвращения" была идея минимизации цвета, не хотелось буйной зелени, хотелось северных тонов, приглушенных, холодных. С позитивов фильма не удаляли серебро, которое обычно смывают, чтобы проступил цвет, – оно приглушало красный, делало синий похожим на серый, уменьшало яркость зелени", — рассказывал Кричман.
Если Звягинцев и хотел создать собственную мифологию, в каждом фильме говоря не о конкретных мужчине или женщине, а об архетипах, то получилось это во многом именно благодаря таланту Михаила Кричмана, который сумел сделать бессобытийные долгие планы самодостаточными и говорящими сами за себя.
