Книга музыкального продюсера и журналиста Александра Кушнира "Сергей Курёхин: Безумная механика русского рока" о жизни и творчестве культового музыканта-авангардиста, наконец, появится в продаже 30 ноября после пяти лет сложнейшей исследовательской работы. В преддверии выхода книги автор рассказал в интервью РИА Новости о том, почему решил написать о лидере группы "Поп-механика", как собирал материал для работы и открыл массу неизвестных фактов о Курёхине, а также о том, как нашел в его записной книжке телефон Путина и почему считает музыканта человеком из будущего. Беседовала Ирина Гордон.
— Курёхин, бесспорно, гений, но почему вы решили писать книгу именно о нем?
— Самая главная причина, по которой я взялся за эту книгу, — это пустота, которую я почувствовал, пересматривая концертные видеозаписи "Поп-механики". Я понял, что хочу узнать о Курёхине значительно больше, прочитать что-то, но неоткуда — везде была пустота. Я был ошарашен, что про этого авангардиста, который уже в 1983-м году делал вещи, актуальные для 2013 года, практически ничего неизвестно. Знаете, у меня словно какой-то тумблер переключился — мы же все его предали, забыли. В конце "Безумной механики русского рока" вместо эпилога я написал фразу, которая все объясняет: "Не очевидная и не декларируемая цель этой книги — напомнить о Курёхине тем, кто подзабыл, рассказать, тем, кто не знал… Но в первую очередь, напомнить нам самим".
— Что лежит в основе этой книги — творческий путь музыканта, какая-то отдельная история, анализ?
— Это биография гения авангардного искусства, который родился в семье военных офицеров в Мурманске, провел детство в Москве, закончил школу в Евпатории, а в 17 лет переехал вПитер, где наступила его взлетная полоса и выход в полет. Он устраивал безумные акции в Европе, Америке, Японии, поставил на уши всю нашу музыкальную субкультуру, буквально мистически предвидел будущее и внезапно умер от практически несуществующей болезни в 42 года. Это книга по жанру — биография в режиме 3D — она очень объемная. Я бы даже сказал, что это "боевик". Жизнь Курёхина — это такое минное поле, где правила минирования меняются каждые три часа, причем никто не знает, когда это случится снова. И вообще, в дуэте "читатель-Курёхин" порой непонятно, кто сапер, а кто — минер, настолько там все время меняются орбиты и обороты.
— Как построена книга?
Она состоит из четырех частей. В первой рассказано о детстве и юности Курёхина, начале его диверсионной деятельности в Питере — это жизнь до создания "Поп-механики". Она называется "Белые пятна истории", и это правда. Очень много всего того, о чем там написано, было практически неизвестно или прочно забыто.
Вторая часть, "Поп-механика": обстрел ракетами", посвящена именно "Поп-механике" — зарождению, развитию, эволюции и предкризисному состоянию этой идеи, когда Капитан Курёхин стал переключаться на другие сферы жизни, на искусство бытия.
В третьей части, "Вопреки законам механики", рассказывается о том, что же было в жизни Сергея помимо "Поп-механики", — и тут появляется Курёхин-философ, Курёхин-библиофил, Курёхин-кинокомпозитор, Курёхин-актер, Курёхин-ученый, Курёхин, который активно участвует в жизни Ленинградского телеканала и берет интервью у Зюганова.
И четвертая часть, "Механика судьбы" — это последние два года жизни, отважное приключение под названием "Национал-большевистская партия"… Это неистовое желание Капитана радикально изменить жизнь России. Это некоторое разочарование от искусства в целом и вера в то, что только экстремальная политика сможет навести в этой бардачной стране хоть какой-то порядок. И в конце — трагическая смерть в 42 года от практически несуществующей болезни. От рака сердца.
Вот эти четыре части. И еще есть предисловие, где описан один из самых безумных жестких перфомансов на "Фестивале искусств" в Хельсинки, где "Поп-механика" чуть не подпалила финскую столицу. Таким образом, когда человек читает предисловие, он сразу понимает, продолжать ему знакомиться с героем дальше или нет. Тут два варианта. Или читателю сразу становится тошно, или он понимает, что всю жизнь прожил неправильно, а надо-то жить так, как жил Курёхин.
— Где вы брали информацию для книги?
— Работа над ней велась пять лет, на основе архивной работы и многих десятков интервью, которые являли собой фактуру и живую ткань. Некоторых людей, которые давали интервью для книги, сейчас уже нет в живых, например, ближайшего друга Курёхина поэта, писателя и философа Аркадия Драгомощенко. Или саксофониста "Поп-механики" и "Аквариума" Володи Болучевского. Или лидера группы "Большой железный колокол" Николая Корзинина.
Есть воспоминания людей, которые впервые в жизни согласились говорить на диктофон. Моя гордость — это интервью с 83-летней матерью Курёхина Зинаидой Леонтьевной, которая согласилась дать мне интервью. До этого она ни разу в жизни с журналистами не общалась. Я это интервью пробивал несколько лет, мне все вокруг говорили, что шансов у меня ноль. Я ответил: "Ага!" и все-таки сделал его. Мама Курёхина ведет замкнутый образ жизни, живет под Питером. Я приехал к ней на целый день, весь стол был завален архивными фотографиями, бумагами, вырезками. Ну, знаете, как мамы с любовью собирают школьные тетради, папки, какие-то грамоты и дипломы своих детей… Я полужадным-полупечальным взглядом на это все посмотрел, и она отдала мне все это для работы. Я тогда уехал из Питера абсолютно счастливый и с тяжелейшим рюкзаком этого бесценного архива. В дальнейшем он оказался важным подспорьем для работы.
— Со сколькими людьми в общей сложности вы поговорили за эти годы?
— В книге использовано около двухсот интервью. Но это не сборник интервью, а авторский текст, пропущенный через себя за все эти годы. Например, из двухчасового интервью в текст могло войти две-три минуты. Просто тут отобраны самые яркие фрагменты из рассказов множества людей. Делились эти люди на шесть категорий. Первая категория — это родственники: мама, сестра, первая жена Татьяна, о которой вообще мало кто знал. Ее дочка Юля, дальние родственники, в том числе и мурманские, ведь родился-то Курёхин в Мурманске, и, конечно, вторая жена Настя Курёхина, которая очень помогла в работе над книгой.
Как-то мы сидели у нее дома на Большой Морской, который был куплен еще при жизни Курёхина, но в котором он не успел пожить. И Настя принесла мне ежедневники Курёхина. У меня аж крыша поехала: я их листаю, а там на одной странице состав "Поп-механики" на Royal Festival Hall в Лондоне, где перечислены Ринго Старр, Джордж Харрисон, Кит Ричардс, Марк Алмонд и так далее. Или, например, показала мне Настя телефонную книгу, где на букву "П", в частности, записано два телефона — Путин и Пугачева. Я своими глазами видел — домашний и рабочий. Курёхин — он точно из будущего. Я в этом не сомневаюсь. Потому что так просто не бывает.
— А с кем еще вы общались?
— Вторая категория интервьюируемых — это именно музыканты, а точнее — музыканты "Поп-механики", куда, допустим, у меня попадает и Борис Гребенщиков. Третья — люди джазового периода Курёхина. Четвертая — это киношники, поскольку Курёхин является автором музыки к 25-30 фильмам. Пятая — это мощный круг его знакомых ученых, культурологов и коллекционеров антикварной литературы. И последняя категория — его друзья дозвездного периода, когда он жил где-то на краю Питера в Сосновой поляне. Этих друзей детства тоже удалось найти. В основном все интервьюируемые — питерские, ну и немного московских — Липницкий, Троицкий, Сергей Летов, Александр "Фагот" Александров, Сергей Жариков из "ДК".
— А был кто-нибудь, кто все-таки отказался с вами разговаривать?
— Вот насколько я далекий от мистики человек, но облачко Курёхина летает над всеми нами. У меня не было ни одного отказа по интервью. Были координационные проблемы, но отказов — нет. Более того, все разговаривали с удовольствием. Часто даже вопросы задавать практически не приходилось: начинаешь общаться, у людей глаза вспыхивают аки новогодние лампочки и пошло. И очень часто, когда я говорил "все, хватит, спасибо, отличная концовка", случалось самое интересное — люди начинали советовать поговорить с другими, давали их контакты или, если контактов не было, пытались найти их сами. Я понял, что всем этим людям эта книжка очень важна и память эта нужна. Этот человек что-то такое оставил, что до сих пор бередит и греет.
— Вы сами были знакомы с Курёхиным?
— Я брал у него интервью, не до конца понимая, как и многие мои современники, масштаб гения Курёхина. Мы беседовали для очередного интервью — для книги "100 магнитоальбомов советского рока", поскольку это был самый великий клавишник, оставивший свои отпечатки на всех золотых альбомах "Аквариума", дебютном альбоме "Алисы", "Начальнике Камчатки" Цоя. Но эта встреча, эти прикосновения глазами остались. Какая-то это очень тонкая материя.
— Вам не кажется странным, что писать книгу о Курёхине пришлось вам — человеку, который не часто пересекался с ним, а не его близким, талантливым, как вы сами говорите, друзьям?
— Крайне неправильно, что книга эта написана не его земляками и друзьями. Потому что мне приходилось врываться в эту сферу извне. А Курёхин в силу его нечеловеческой коммуникабельностью был персоной, у которой было много сотен друзей. И то, что прошло 17 лет после смерти и фактически никто из них даже не рыпнулся, — это ужасно. Я встречал огромное количество людей, которые говорили мне такую чисто питерскую фразу: "Я тоже когда-то пытался начать писать о нем книгу". Ее просто можно выносить в эпиграф.
— В книге очень много фотографий. Часть, я так понимаю, — из архива семьи, часть — опубликована раньше, но там есть какие-то совсем неизвестные кадры. Откуда они?
— Помимо семейных архивов и профессиональных фотографий, было задействовано безумное количество каких-то полубезымянных фанов, которые где-то случайно оказывались с каким-то фотоаппаратом "Зенит" или "ФЭД". Эти фотографии попадали ко мне по каналам сарафанного радио: либо люди узнавали, что есть такой странный журналист, который, как крот, роет все, связанное с Курёхиным, либо я их находил. Мне очень помог питерский архивариус Сергей Чубраев, который собрал большую коллекцию артефактов, связанных с Курёхиным, — начиная его виниловым проигрывателем и заканчивая его письмами, которые собираются по всей стране. Они тоже есть в книге. Всего около трехсот иллюстраций, подавляющее большинство которых публикуется впервые. Наверное, если не сильно запариваться по форме, то можно назвать эту книгу "Неизвестный Курёхин". Да и по содержанию процентов 80 того, что написано в книге, не было обнародовано вообще.
— Но вы "запарились"?
— Да, я этого очень хотел. Был альбом "Безумные соловьи русского леса" — это совместная пластинка Курёхина и Гребенщикова, которые частенько бухали вместе, но не приземленно глушили синьку, а рассуждали о древних китайских философах, к примеру. Один раз они нажрались так, что, когда им в четыре часа ночи предложили поиграть на органе в Мариинском театре, они, не задумываясь, согласились. Тогда Гергиева еще не было, а друг БГ служил хранителем органов.
Дальше все происходило абсолютно в духе супрематизма любимого Курёхиным Эль Лисицкого. Гребенщиков находится в радиорубке с воткнутой гитарой и очень отдаленно слышит Курёхина, а Курёхин сидит за органом и Гребенщикова не слышит вообще. Так они провели незабываемые семь часов до утреннего открытия театра, а их друг писал все, что они вытворяли, на один единственный микрофон — "звук с воздуха", как пишет DeutscheGrammophon.
И все бы ничего, если бы лондонский лейбл Leo Records не выпустил на основе этой сессии несколько виниловых альбомов. Как раз один из них и назывался "Безумные соловьи русского леса". Англичане обалдели от того, что услышали. Они пытались понять, что это вообще такое, называли это "двумя потоками сознания, параллельно существующими в одной реальности". Вот за основу я и взял название этого альбома, как квази-типичную историю для Курёхина: безумные русские всю ночь хреначат вМариинке, серьезные англичане выпускают это на крутом лейбле, критики сходят с ума, какие-то опытные эксперты даже улавливают в этом новый джаз, а для Курёхина это нормально. Но я поменял в названии слова, поскольку многое в книге крутится вокруг "Поп-механики", а "рок" здесь можно трактовать как стиль музыки, но скорее как "судьба". В книге вообще много таких замаскированных штучек.
— А что с оформлением? Это же тоже должно быть что-то необычное?
— Было много издательств, которых очень заинтересовала эта книга. Я остановился на крупном европейском издательстве "Бертельсманн Медиа", для восточной Европы — "Бертельсманн Медиа Москау". Я понял, что они хотят выпустить эту книгу больше других и готовы сделать что-то для вечности. В первую очередь мне было важно, чтобы книга стала артефактом, то есть большой по объему и качественной — по примеру лучших западных образцов с точки зрения полиграфии, качества бумаги и дизайна. У безумной книги и дизайн должен быть абсолютно безумный. Сейчас подобные книги выпускаются либо как фотоальбомы, либо с вкладками по несколько цветных страниц, а я видел это как лучшие образцы традиционной английской и американской школы рок-журналистики. Однако все эти книжные и пластиночные бизнесы в упадке, никто себе такую роскошь позволить не может. Так что, возможно, моя книга — это последний из могикан, где все вручную до последней страницы.
— Это уже ваша седьмая по счету книга. Были какие-то особенности в работе над ней?
— Написание этой книги в корне отличалось от написания любой другой из моих книг, будь то "100 магнитоальбомов советского рока", "Хедлайнеры" и так далее. Во-первых, потому что в ней автора значительно меньше, чем в других моих книгах. Потому что здесь есть главный герой Курёхин, и вот эти все "мне кажется", "я так думаю", "мне показалось" не нужны. Во-вторых, потому что работа над книгой все время сопровождалась просветительской деятельностью, потому что сама эта книга — акт просветительский. За эти пять лет было проведено огромное количество круглых столов, лекций, дискуссий и эфиров. Так, на канале "Ностальгия" я пришел в эфир с Сергеем Летовым, где мы упоминаем считающийся утерянным телемост Лондон-Ленинград, в котором принимали участие с английской стороны малоизвестные люди Брайан Ино и Питер Гэбриэл, а с нашей стороны — Курёхин, Гребенщиков, Троицкий, Адасинский, Липницкий и Агузарова. И так этот эфир понравился начальству канала, что дают команду "фас" и этот телемост находят спустя сутки в архивах НТВ. И в эфире "Ностальгии" врубают этот телемост шесть дней подряд!.
Это я к тому, что книга и писалась вот ради таких вот вещей. Чтобы пошли волны. Пять лет назад было полное забвение Курёхина, а сейчас пошло движение. И когда я вижу, как в модных изданиях типа "Сноба" или "Афиши" начинает мелькать фамилия Курёхина, я думаю, что это и моя заслуга. Я впервые увидел, как один человек может раскачать ситуацию.
— Я видела обложку, на которой написано "18+". Это что — шутка?
— Надо сразу заявить, что "18+" — это не температура по Цельсию или Фаренгейту. Тут зависит от отношения: друзья считают, что по Цельсию, а враги — что по Фаренгейту. Как написано от редакции, в книге прямая речь дается без искажений и сохраняет атмосферу эпохи, которая была драйвовой, атомной, ядерной, а не сонной, как сейчас. Поэтому, пожалуй, людям, надо дождаться, пока им исполнится 18 лет, и тогда им откроются невиданные красоты.
— Проще говоря, там есть нецензурная лексика?
— Там жизнь есть. В этой книге можно придираться к чему угодно — к субъективности авторской позиции, к самолюбованию, говорить о том, есть ли там литература или ее нет, но то, что там есть жизнь, — я гарантирую. Жизни там просто ложками черпай, грузовиками эту жизнь вывози из книги. Артистам, вместо того, чтобы виски бухать перед концертами, лучше бы главу из этой книги прочитать. Больше пользы будет. Потому что она написана и для развития внутренней храбрости тоже
— В следующем году будет праздноваться 60-летие со дня рождения Курёхина. Почему вы решили выпустить книгу сейчас, а не подгадать под юбилей, как под информационный повод?
— Все потому же — дело же не в том, как книга будет продаваться, а в том, чтобы о Курёхине узнали. И книга эта — подготовка к грядущему юбилею. И мы обращаемся к Первому каналу, ведущим радиостанциям и музыкальным изданиям… (смеется) В общем, чтобы о нем наконец вспомнили. Например, Константин Эрнст очень любил Курёхина и на заре своей карьеры на канале ОРТ всячески помогал ему. У Курёхина была устная договоренность с Эрнстом, что вместе с друзьями по питерской рок-тусовке Сережей Дебижевым и Дмитрием Месхиевым они будут вести околоджазовую программу, и уже даже Курёхиным были придуманы первые 30 тем. Самая невинная из тем звучала так: "Рок и КГБ: любовь с первого взгляда", или еще вот — "Хасиды и зарождение мирового джаза", "Терроризм и джазовый мейнстрим". К сожалению, смерть Капитана оборвала этот проект. После этого телевизор можно вырубать, потому что если 20 лет назад у человека мысль работала так, как сейчас ни у кого не работает, о чем можно вообще говорить?
— Если вспомнить "Ленин-гриб", то даже сложно представить, насколько гениальными должны были бы стать это программы…
— Вот про "Ленин-гриб" (телевизионный сюжет-мистификация, создатели которого с серьезным видом подали как истину некий миф, согласно которому Ленин в больших количествах употреблял галлюциногенные грибы и сам в результате превратился в гриб) тоже надо поговорить. У всех есть неподдельное ощущение, что это прямой эфир музыканта Сергея Курёхина и журналиста Сергея Шолохова. На самом деле это была запись. И их смелость и их талант в том, что в конце, когда они заржали, это было не вырезано, что создало впечатление реального прямого эфира. Еще это ощущение добавляли такие микродетали, как звонящий на столе телефон, трубку которого снимал Курёхин и говорил "Да, занят, перезвоните". Мистификатор! В книге есть целая глава, посвященная реакции общественности на "Ленин-гриб", с публикацией статей в федеральной прессе, где были шедевральные заголовки типа "Ленин не был грибом".
В архивах сохранились два любопытных видеосюжета, в одном из которых Константин Райкин говорил, что остро чувствует розыгрыш, но в ситуации с "Ленин-гриб" все принимал за чистую монету до тех пор, пока в телевизоре не заржали. А во втором сюжете Пугачева в интервью Сергею Шолохову признается, что ненавидит розыгрыши, но этот сюжет настолько изящный, что она не просто поверила, но, возможно, эта передача изменила ее жизнь. Легендарные люди — от Энди Уорхола и Пугачевой до Эдуарда Лимонова и Филиппа Киркорова — все они так или иначе прошли через жизнь Курёхина чередой людских судеб. А Курёхин вошел в судьбы всех, кто хоть раз видел или слышал его.
— Ожидаете критики со стороны поклонников, музыковедов, в конце концов, тех, на чьих рассказах вы основывались при написании книги?
— Уж после первых шести книг я должен был бы привыкнуть к критике. Но все, что было, думаю, было детским садом по сравнению с тем, что будет с этой книгой. Почему? Да потому что как у каждого человека свой Пушкин, свой Довлатов, так у каждого жителя Петербурга есть сакральный символ — это Курёхин. Каждый пил с ним чай или курил рядом, или был на его концерте, или видел передачу "Ленин-гриб". И поэтому когда на твое "святое" смотрят по-другому, естественно, реакция бывает болезненной. Ну, в принципе, я вполне себе готов. Самое важное я уже сделал, а дальше это живет уже своей жизнью. Эта книга — кирпичик в выстраивании монумента памяти, которого он заслужил вместо деревянного креста, до сих пор стоящего у него на могиле. А какие дожди будут обливать этот монумент — дело десятое. Главное его возвести.
