Художественный руководитель-директор Мариинского театра Валерий Гергиев в интервью РИА Новости впервые прокомментировал недавнее назначение Николая Цискаридзе и Ульяны Лопаткиной руководителями Академии русского балета им. Вагановой. Маэстро пояснил, почему для Мариинки так важна судьба Вагановской академии и Петербургской консерватории, и рассказал, что идея создания Национального центра академического пения и хореографического искусства на самом деле принадлежит не ему. Интервью подготовили Дмитрий Хитаров и Елена Чишковская.
- Главный вопрос – назначения Цискаридзе и Лопаткиной в Академию имени Вагановой. Как вы их оцениваете, каковы перспективы этого дуэта в таком качестве?
- Вы отдельно упомянули о том, что Цискаридзе — представитель московской балетной школы. Вы считаете, могут возникнуть проблемы в связи с тем, что на пост ректора Вагановской академии назначен "москвич"?
— Я бы не стал представлять это как проблему — педагоги-то его принадлежали к ленинградской школе. Я бы также не стал напрягаться и в связи с тем, что шла достаточно горячая дискуссия по поводу назначений. Кстати, едва ли не единственным, кто не вмешивался в эту дискуссию, был я – человек, которому приписывали идею создания огромного "Центра", который, как говорят, целиком был бы поглощен Мариинским театром и лично мною.
- А разве идея создания единого Центра искусств принадлежала не вам? Преподносится это именно так.
— Решение принималось в недрах министерства культуры. А подавалось все это почему-то как идея Валерия Гергиева. И, естественно же, что Валерий Гергиев хотел захватить все это, ему же мало только Мариинского театра!
На самом деле — что происходило? Более года назад, в июле 2012 года, в преддверии открытия Мариинского театра я был у Владимира Владимировича Путина. Меня поразило то, что через три дня после трагедии в Крымске он меня принял. Встреча происходила очень поздно, за полночь. Меня поразила его человеческая готовность говорить на темы Мариинского театра и российской культуры, когда вся страна и он прежде всего переживали непоправимый, ужасный, страшный характер происшедшего. Для всех нас, для всей страны это был тяжелейший период. Тем не менее наша встреча состоялась.
На его вопрос о том, что меня беспокоит и что может сделать руководство страны, чтобы поддержать нас, чтобы по-настоящему здорово открыть вторую сцену, я сказал ему, что мы будем полностью готовы к открытию, но, подчеркнул тогда я, беспокоит будущее нашей балетной традиции и надо как-то усовершенствовать форму отношений между Академией имени Вагановой и Мариинским театром. Мариинский театр традиционно всегда был не только местом потенциальной работы, а фактически домом для детей, которые начинают обучение и идут к вершинам балетного искусства. Мы предоставляли и свой зал, и оркестр, и декорации, не говоря уже о транспорте и так далее. Это и до меня делалось, и после меня будет делаться. Мы полагаем, что наша человеческая и профессиональная обязанность — максимально помогать особенно Академии балета, да и консерватории, если честно.
Я считаю нужным говорить о том, что волнует меня как руководителя Мариинского театра — театра, который в четыре раза укрупнился, а наши возможности технические, возможно, и в десять раз укрупнились, потому что мы, кажется, стали самым передовым театром мира с точки зрения технических перспектив.
- А что именно было не так в отношениях Академии и театра?
— Не первый год ведущих специалистов балета не могу сказать пугает, но беспокоит будущее нашей балетной школы. У нас нет страха, что эта школа погибнет или потеряет величие, но есть ощущение, что, может быть, не все делается для того, чтобы как 20, 30, 40 лет назад школа Вагановой оставалась лучшей или одной из лучших в мире. Решаются ли те задачи, которые стоят перед Мариинским театром и Вагановкой вместе? Вот вопрос, который должен был дискутироваться. То же самое относится к консерватории. Я публично предложил поднять планку как в Академии, так и в консерватории. И говорил со многими известными людьми, такими как Михаил Барышников, Майя Плисецкая — мне было интересно услышать их мнение. Я использую каждую возможность, чтобы быть в контакте и в общении с людьми, которыми, безусловно, гордится российская балетная традиция. Это слишком большие артисты, чтобы делать что-то вопреки своим устойчивым убеждениям, не опираясь на тот колоссальный жизненный, человеческий, художественный опыт, который у них есть. Я назвал несколько имен, но не хочу сейчас переходить на высокий слог. Сегодня уместно действовать спокойно в творческом и человеческом контакте со всеми, кто будет отвечать за столь важные темы.
- Так разговор о едином Центре искусств возник в том разговоре с Владимиром Путиным?
— Сам я не говорил о создании Центра вообще ни с кем, и термин "Национальный центр" мне не принадлежит. Речь шла о потенциале, который есть у Мариинского театра, о том, что мы можем ежедневно помогать процессу творческой подготовки. У нас работают специалисты очень высокого класса, не воспользоваться их опытом глупо. Консерватория тоже могла бы извлекать из этого пользу. Возьмите скрипачей — лучшие скрипачи мира постоянно выступают у нас: Вадим Репин, Максим Венгеров, Леонидас Кавакос, Анне-Софи Муттер, Николай Цнайдер — все они могли бы оказывать студентам консерватории неоценимую поддержку. Или вот духовики, например. Мы проводим огромные конкурсы в оркестр, и сразу очевидным становится, что преимущество за теми, кто сейчас учится в Швейцарии, Германии, Франции, Австрии. Меня это не может не беспокоить, потому что я не только отвечаю за то, как сегодня театр будет выглядеть и звучать, но и за перспективу этого театра. Придут на смену нам, надеюсь, замечательные специалисты, профессионалы, но я не хочу, чтобы они через 15 лет говорили про меня, что "Валерий Абисалович занимался настолько сиюминутными проблемами", что "валторнисты или фаготисты почти исчезли".
Об этом я и говорил с Владимиром Владимировичем Путиным в июле 2012 года. Но главной задачей тогда для меня было организационное, да и финансовое укрепление Мариинского театра, чтобы мы могли достойно открыть новый театр и достойно провести первый сезон, который я считаю одновременно чрезвычайно важным и очень трудным.
- Кто же все-таки придумал объединить театр, Академию, консерваторию и Институт искусств?
- Как только информация о Центре стала публичной, ее резко осудили многие деятели культуры.
— Но ни один из говорящих не позвонил мне, чтобы узнать мою позицию. Винить Академию и консерваторию трудно. Они, наверное, подумали, что я действительно захотел что-то вырвать у них и стать собственником громадного государственного комплекса. Но это ничего общего с действительностью не имеет. Это просто неумение министерства культуры организовать здравую дискуссию. Не считаю, что было правильным спрашивать мнения Соломина или Дорониной. Если бы я знал, что они ходят в Академию или в Мариинский театр – другое дело. Лев Додин тут работал, правда недолго. И все же говорить об этом должны люди, которые являются до мозга костей профессионалами и большими энтузиастами нашего дела.
А очень многие кинулись в это окошко попиариться. Помните, как в феврале многие ратовали за снос нового здания Мариинского театра? Я связываю одно с другим. Мне кажется, что это было довольно агрессивно все организовано. И мы с этим столкнулись: началось все в конце января и продолжалось весь февраль. Но в марте мы уже готовились к открытию, и я обратил внимание всех, что это организованный процесс. Все здесь, в театре, уверены, что этот процесс проплачен. Как приходят люди с плакатиками? Они что, просто с утра собираются и от нечего делать пишут плакаты? Или, может быть, им кто-то пишет? Это было не очень похоже на искреннее общественное движение, которое обязательно должно было дать блестящий результат. А театр еще стоял в лесах, выглядел не очень хорошо. Мы через это тоже проходили.
- В кулуарах ходят слухи, что в основе идеи слияния Мариинского театра с Академией Вагановой – нехватка репетиционных помещений в самом театре.
— Да, эта тема муссируется достаточно бестолково и неуклюже. Забывают при этом, что у нас одна из самых больших репетиционных сцен в мире. Репетиционные ресурсы в новом Мариинском театре громадные. Я хочу, чтобы об этом знали все, и чтобы никто и никогда больше не спекулировал на этой теме. Ресурсы не большие, не серьезные, а просто громадные! Там пять залов, которые могут одновременно работать и даже принимать публику.
- Возвращаясь к назначению Цискаридзе и Лопаткиной. Ждете ли вы от них прорыва, который может случиться уже в ближайшие два-три года?
— Думаю, что Цискаридзе и Лопаткина – современные люди, способные реально оценивать ситуацию и видеть, какие меры необходимо предпринять. Хотел бы думать, что они будут опираться на бесценный опыт, которым обладают старшие, и, учитывая его, принимать определенные решения. Сегодня я не могу односложно ответить на вопрос, что будет представлять собой Академия через два-три года. Мне кажется, и Николай, и Ульяна должны рассматривать эту работу как дело своей жизни. Уверен, что Ульяна еще будет украшать наши спектакли. Она — балерина Мариинского театра, и я думаю, что ее приход в Академию в большей степени, чем когда-то приход в Академию Алтынай Асылмуратовой, сблизит эти два исторически связанных друг с другом творческих заведения. Желаю успеха им обоим и всей Академии. Подробнее о ситуации вокруг смены руководства Академии русского балета имени Вагановой читайте в сюжете РИА Новости >>
