Андрей Фурсенко был назначен на должность министра образования и науки России 9 марта 2004 года. С его именем часто связывают введение ЕГЭ, новых образовательных стандартов, нормативно-подушевого финансирования. Реже - не менее знаковое создание национальных исследовательских университетов, выделение мега-грантов для ведущих учёных, существенное расширение конкурсных процедур в научной сфере. В преддверии формирования нового кабинета правительства РФ глава Минобрнауки России в интервью специальному корреспонденту РИА Новости Ирине Горюновой подвел итоги своей работы, а также рассказал о том, стоит ли делить министерство и есть ли пределы совершенства ЕГЭ.
- Андрей Александрович, вы не раз отмечали, что восемь лет на посту министра образования - это серьезный и долгий период. Что вам удалось сделать за это время?
- Самое главное - появилось больше системности в развитии образования и науки. Это выражается и в организационных, и в финансовых, и в содержательных решениях.
Удалось из области экспериментов перевести в повседневную жизнь то, что было начато до меня: ЕГЭ, Болонский процесс, новые образовательные стандарты. Удалось структурировать высшую школу и осуществить переход к системе финансирования, при которой есть возможность спросить за результат, а не за процесс. Благодаря этим мерам в сфере образования в целом повысился уровень ответственности.
Система начала меняться. Это небыстрый процесс, что неплохо: в таких социально значимых сферах как образование стремительные перемены опасны. Но, если мы вернемся к тому, что было 8 лет назад, то увидим, что изменения очень большие.
- Назовите самые важные...
- В школах качественно изменились условия обучения. Растёт престиж учительской профессии. Сегодня на работу в школу не так просто попасть, практически нет вакансий.
Понемногу начала меняться ситуация в вузах - уменьшается средний возраст профессорско-преподавательского состава.
В этом году впервые в конкурсе на бюджетные места для абитуриентов приняли участие негосударственные вузы - это революционный шаг.
- А в науке?
- За последние годы резко увеличилось использование конкурсных процедур, усилилась конкуренция. Причём реальными конкурентами академическим институтам стали ведущие университеты.
У нас появились новые структурные решения для лидеров. Наряду с национальными исследовательскими университетами возникли национальные исследовательские центры, первым из которых стал Курчатовский институт.
Мы гораздо активнее стали взаимодействовать с международным сообществом. Изменилась наша роль - сегодня мы равноправные партнёры в крупных международных проектах, таких как CERN, XFEL, ITER.
Последние два-три года ведущие мировые ученые считают интересным и привлекательным принять участие в наших проектах, это касается и создания лабораторий мирового уровня за счёт выделения мега-грантов, и возвращения целого ряда наших соотечественников на работу в ведущие российские научно-образовательные центры.
- В социальной сфере, в частности в области усыновления детей, тоже есть что отметить?
- Несмотря на то, что еще много проблем, сегодня больше ребят находят семьи, чем их теряют. Причём в корне изменилась тенденция - превалирующим сейчас является российское усыновление, а не иностранное. Мы по-прежнему считаем, что каждый ребенок должен найти семью. Если это не получается в России, то тогда надо дать возможность найти семью в другой стране. Но у нас сегодня система усыновления простроена таким образом, что нет нужды пристраивать ребят в семьи по всему миру. Я думаю, что такого больше не будет никогда.
- А что не удалось сделать или не успели?
- Почти все наши проекты требовали для реализации больше времени, чем планировалось.
Мы больше успели в образовании и меньше в научной сфере. Считаю, что изменения в Академии наук могли быть более масштабными. Недооценен и не до конца использован её образовательный потенциал. Она должна брать на себя больше ответственности за подготовку кадров. Мы должны, так же как и в образовании, жестче подходить к оценке результатов научных институтов и на этой основе проводить структуризацию.
Образование - та сфера деятельности, которая касается каждого, и поэтому считаю важным найти понимание у каждого гражданина. Этого в полной мере не удалось. Хотя, полагаю, что зачастую наши оппоненты не хотели слышать нас, но в этом есть и наша недоработка - не смогли убедить и найти слова, которые были бы приняты и поняты. Это, пожалуй, вопрос, который у меня вызывает самые большие сожаления.
- Андрей Александрович, что ждет систему высшего образования? Как считаете, вашу идею введения ЕГЭ для бакалавров так же придется проталкивать, как и ЕГЭ для школьников, или все пройдет гораздо легче?
- Может, не стоит называть это ЕГЭ, потому что само слово вызывает определенную реакцию независимо от того, что за ним стоит. Вопрос единой оценки качества подготовки выпускников вузов уже давно на повестке дня. Я думаю, что он будет решен, потому что даже те представители высшей школы и работодатели, которые выступали против ЕГЭ, согласны, что должна быть независимая оценка, причем независимая от тех, кто учит.
В любом случае в настоящее время мы должны готовить проверочные материалы, оказывать помощь вузам, которые готовы участвовать в независимой оценке. Мне представляется, что введение оценки для бакалавров займет меньше времени, чем внедрение ЕГЭ.
- Как считаете, есть ли пределы совершенства ЕГЭ? Когда можно будет сказать, что идея воплощена и оправдывает себя?
- ЕГЭ оправдывает себя на 100%. Я абсолютно убежден, если бы не было ЕГЭ, наша высшая школа рухнула бы. Однозначно, у нас не были бы обеспечены квалифицированными и подготовленными абитуриентами технические вузы, ведь сегодня в ведущих университетах 2/3 - иногородние студенты. Это достижение ЕГЭ. Кроме того, многие учителя поддерживают ЕГЭ, потому что повысилась значимость школы. Также это идея более демократичного подхода, когда абитуриент и вуз на равных: и вуз выбирает абитуриента, и абитуриент - вуз.
Возможности идеи ЕГЭ - независимой проверки знаний от тех, кто учит - еще не исчерпаны, их надо расширять. Переходить к учету достижений не только в ходе выпускных экзаменов, а, может быть, в течение всего срока обучения. Наверное, будут реализовываться идеи, когда экзамен можно будет сдавать после окончания школьного курса по предмету. Возможно, придут разноуровневые экзамены: один - для тех, кто хочет получить аттестат и не планирует поступать в вуз, а другой - для тех школьников, которые хотят продолжить свое образование и определились с профилем. Также необходимо изменять систему проверки и техническую оснащенность. Например, информатику следует сдавать сразу на компьютере.
- Еще одно из ваших предложений - сократить количество бюджетных мест в вузах. По-вашему, как это скажется на качестве высшего образования?
- Я никогда не говорил о сокращении бюджетных мест как о самоцели. Но выступал за то, что количество бюджетных мест должно соответствовать количеству людей, которые могут и хотят учиться. Чтобы высшая школа не превращалась в камеру хранения, чтобы она была не только благом, но и институтом социального и экономического развития, чтобы люди шли в высшую школу не для времяпрепровождения, а для самореализации.
Бюджетных мест должно быть столько, сколько необходимо, чтобы обеспечивать возможность учебы мотивированным людям. С другой стороны, количество обучающихся за счёт государства должно соответствовать нуждам экономики и общества. У нас сегодня обучение за бюджетный счет воспринимается, как серьезное основание считать, что если государство вложило в тебя деньги, то оно потом воспользуется твоими знаниями. Я не раз слышал претензии, что вот меня за счёт государства научили, а на работу не взяли, зачем тогда учили?
- Оправдала ли себя система федеральных университетов? Все ли они подтверждают свой статус?
- Благодаря созданию федеральных университетов удалось консолидировать научные и образовательные силы, которые были в регионах. В том же Владивостоке одни и те же преподаватели работали в нескольких вузах, а поскольку они бегали между университетами, то нигде толком не преподавали. Объединение позволило структурировать работу, сосредоточиться на более сильных и востребованных направлениях. В результате возникли крупные научно-образовательные центры, способные играть ведущую роль в социально-экономическом развитии регионов.
В некоторых случаях этот вопрос был спорным. Например, в Екатеринбурге было несколько сильных вузов. По предложению руководства региона два из них объединились в федеральный университет, но реальной консолидации не произошло. До сих пор есть проблемы с полноценным объединением в Ростове. При этом везде есть положительные результаты, но, на мой взгляд, их могло быть больше. Причины и в том, что не во всех университетах в нужное время оказался сильный лидер.
То же самое с исследовательскими университетами. Не могу сказать, что устраивает на 100%, как работают и выполняют взятые на себя обязательства все 29 вузов, но нет ни одного провала. Просто всегда хочется большего.
- Можете предположить, какие задачи будут поставлены перед ведомством после обновления кабинета министров?
- Обновление в любом случае приведёт к каким-то изменениям. О задачах надо будет спросить у преемника, но я думаю, главные тренды сохранятся. И президент, и председатель правительства достаточно четко сказали, что основное направление в развитии образования и науки - правильное.
- Как полагаете, будет ли обсуждаться вопрос разделение министерства на несколько ведомств?
- Думаю, что какие-то структурные изменения будут происходить, но считаю, что высшую школу и науку разделять не стоит, потому что не может быть наука отдельно, а вузы отдельно.
Не знаю, какие решения будут приняты по поводу школьного образования, но мне представляется, что в таком делении тоже есть свои минусы. Непрерывное образование сегодня не фигура речи, а жизненная необходимость: граница между школой и профессиональным образованием будет все больше стираться. Административный барьер может замедлить этот процесс.
- Каким вы видите своего преемника?
- Могут быть разные варианты, но это должна быть личность, которая видит систему развития человеческого потенциала в целом, куда входит и образование, и наука. Он должен это рассматривать как единое целое и понимать насколько это важно для общества. Он должен быть не столько генератором идей, сколько организатором. Это очень тяжело, зачастую приходится подавлять свои идеи для того, чтобы находить оптимальные среди предложенных экспертным сообществом, поддерживать их, даже в тех случаях, когда идеи не в полной мере соответствуют личным взглядам.
- Все-таки, ряд идей были предложены именно вами. Какие из них для вас самые важные?
- Например, переориентация образовательной системы на тех, кто учится. В центре любой образовательной системы должен стоять обучающийся. Ученик - ради которого работает учитель, студент - ради которого работает преподаватель. А не наоборот.
Кроме того, ориентация на результат и поддержка лидеров. Переход к программным методам стимулирования лучших - гранты для учителей, школ и вузов. Создание национальных исследовательских университетов и выделение мега-грантов для ведущих ученых. Этот список не закрыт.
- Андрей Александрович, чем планируете заняться, когда оставите кресло министра?
- Пойду в отпуск, а дальше увидим.
