В сентябре 1917-го поезд революции уже сошел с рельсов и летел под откос. Хотя в поезде по инерции все еще разносили жидкий чай, а пассажиры читали газеты, обсуждали политические новости и спорили.
Скажем, о том, нужно ли было Временному правительству 1 сентября, не дожидаясь Учредительного собрания, объявлять Россию республикой. Из постановления: "Считая нужным положить предел внешней неопределенности государственного строя, памятуя единодушное и восторженное признание республиканской идеи, которое сказалось на московском государственном совещании, Временное правительство объявляет, что государственный порядок, которым управляется Российское государство, есть порядок республиканский, и провозглашает Российскую республику".
Многие аналитики позже объясняли Октябрь тем, что Временное правительство затянуло с выборами в Учредительное собрание.
В качестве аналогии они напоминали, что во Франции 1848 года Учредительное собрание было созвано через два месяца после падения монархии, в 1918 году после революции в Германии — через четыре, а в России, в условиях нарастающего хаоса, выборы прошли лишь в ноябре. То есть вдогонку уже совершившемуся Октябрьскому перевороту.
Определенная логика здесь есть, но подобные параллели все же ущербны: слишком разные обстоятельства. Некоторые партии, в первую очередь кадеты, выборы в Учредительное собрание действительно тормозили, поскольку понимали, что проиграют, но хватало и других проблем. Провести первые в российской истории всеобщие демократические выборы в условиях, когда немалая часть территории оккупирована противником, а народ полуграмотен и возбужден революцией, не так-то просто. Наконец, не надо забывать о чисто организационных трудностях. Как любили говорить в советские времена, одна Якутия больше Франции, Германии, Италии, Англии, Австрии, Швеции, Финляндии и Греции вместе взятых! Между тем в истощенной войной и исковерканной революцией России толком в ту пору не работал даже транспорт.
Да и сама эта формула "если бы раньше", даже если забыть о сослагательном наклонении, выглядит куцей. Сюда следовало бы добавить как минимум еще десяток других "если бы".
Если бы не провалы на фронте и разложение армии: за февраль-ноябрь 1917 года дезертировали до 1,5 миллиона человек. Если бы не катастрофическая ситуация в экономике: нормы хлеба в Петрограде и Москве уменьшены до 0,5 фунта на человека в сутки. Если бы не выступление Корнилова, которое вывело из игры правых и реанимировало амбиции большевиков. Если бы Ленин был Плехановым…
Ни одна из партий, существовавших на тот момент в России, уже не была способна противостоять радикализации масс. К сентябрю резко увеличилось забастовочное движение, а в деревне стремительно нарастал стихийный самозахват помещичьих земель. Не у дел могли оказаться и большевики, которые хотя и качнулись в сторону ленинских "апрельских тезисов", однако все еще колебались. Однако в их рядах были два мощных тарана — Ленин и Троцкий.
Когда ЦК в сентябре получил письма Ленина из Финляндии ("Большевики должны взять власть", "Марксизм и восстание"), то, по словам Николая Бухарина, "все ахнули, никто не знал, что делать. Все недоумевали". И в этом недоумении ЦК единогласно (!) принял беспрецедентное решение: письма вождя сжечь. Оставили для истории по одному экземпляру. Настолько ЦК РСДРП(б) боялся, что письма с призывом к немедленному восстанию могут попасть в руки к питерским рабочим.
Ленинские слова, что массы на тот момент были во сто крат радикальнее большевиков, справедливы. Поэтому он настойчиво и объяснял своим товарищам: "Восстание должно опираться на такой переломный пункт в истории нарастающей революции, когда активность передовых рядов народа наибольшая, когда всего сильнее колебания в рядах врагов и в рядах слабых половинчатых нерешительных друзей революции".
Ленин этот момент уловил точно, а вот его партия в сентябре все еще сомневалась.
По сути, Ленин и Троцкий взяли тогда на вооружение ту же тактику, что используют коневоды, когда возбужденный табун несется, очертя голову и все круша на своем пути. Самый эффективный способ в такой ситуации табун обогнать, возглавить и повернуть… в загон. Следовательно, партии надо было стать радикальнее масс.
В сентябре, как видим, с этим соглашались далеко не все большевики. С подобной тактикой не соглашались другие марксисты. Известный автор "Записок о революции" Николай Суханов писал: "Ленин, "немедленно предоставляя" землю крестьянам и проповедуя захват, фактически подписался под анархистской тактикой и под эсеровской программой. То и другое было любезно и понятно мужичку, который отнюдь не был фанатическим сторонником марксизма. Но то и другое, по меньшей мере 15 лет, поедом ел марксист Ленин. Теперь это было брошено…
Троцкий же так разрешал одним духом все продовольственные затруднения, что небу становилось жарко… В каждую деревню Советская власть пошлет солдата, матроса и работницу (на десятках митингов Троцкий говорил почему-то именно работницу); они осмотрят запасы у зажиточных, оставят им сколько надо, а остальное бесплатно — в город или на фронт… Понятно, что всякая "конфискация" и всякая "бесплатность", рассыпаемые направо и налево с царской щедростью, были пленительны и неотразимы… Все это ежедневно слышали сотни тысяч голодных, усталых и озлобленных".
"Но возникает деликатный вопрос, — язвительно заключает Суханов, — был ли социализм в этой "платформе"? Не пропустил ли я социализма"?
Впрочем, не вполне соглашаясь со своим вождем в отношении точности избранного для восстания момента и в методах борьбы, ЦК вместе с тем нисколько не сомневался, что да, Ленин прав — настал час большевиков. Временное правительство царствует, но уже не правит. Правые после провала Корнилова дезорганизованы. Влияние партии среди солдат неуклонно растет. Наконец, меньшевики власть в Советах упустили: к началу ноября большевики занимают до 90 % мест в Петросовете и до 60 % в Моссовете. В сентябре эти цифры несколько меньше, но Троцкий уже возглавляет Петросовет, а большевик Ногин – Моссовет. Оставалось, правда, крестьянство, где все еще доминировали эсеры, но главное, как считал Ленин, взять власть в двух столицах.
В то же время Всероссийское демократическое совещание, созванное в сентябре умеренными политиками, чтобы объединить свои силы и сформировать однородное демократическое правительство (т.е. без министров-капиталистов), провалилось. Как писал видный деятель меньшевизма Федор Дан, "в результате мы получили даже не коалиционное правительство, а какой-то коалиционный недоносок: ни один из сколько-нибудь видных вождей социалистических партий в правительстве не участвовал; но и министры-капиталисты не принадлежали к руководящим буржуазным партиям, а были сплошь "дикими".
Еще не взяв реально власть в свои руки, большевики уже чувствуют себя победителями.
Им не интересны какие-либо коалиции с умеренными, поэтому они демонстративно покидают все совещания с участием других социалистических партий. Их оппоненты, все еще не понимая, насколько изменилась ситуация, провожают их криками "скатертью дорога!" И только опытный Павел Милюков оценивает новый расклад сил верно:"Они (большевики) говорили и действовали как люди, чувствующие за собой силу, знающие, что завтрашний день принадлежит им".
Так оно и было. Политически большевики уже выиграли, а Временное правительство проиграло: позиция на шахматной доске указывала на мат в два хода. Ленину оставалось лишь технически оформить свою победу.
