В этом году режиссер Андрей Звягинцев представляет на юбилейном Каннском фестивале свою картину "Нелюбовь". Фильм о разводе молодой супружеской пары из России получил большое количество положительных отзывов иностранной прессы. Более того, его называют одним из главных претендентов на золотую Пальмовую ветвь. За день до оглашения результатов Звягинцев рассказал корреспонденту РИА Новости Тамаре Ходовой о своем фильме, непростых отношениях с министерством культуры и желании быть внимательнее к своим близким.
— Как вам юбилейный фестиваль в этом году? Как вы оцениваете программу?
— Я не могу ее никак оценить, потому что эти фильмы никто еще не видел, кроме создателей.
— Великий Ингмар Бергман снял "Змеиное яйцо", фильм, который сам он считает своим провалом. Так что имя — это не гарантия. Каждый однажды может снять свой не лучший фильм. Своего рода знаком качества может являться сертифицированное мнение отборщиков Канна. Ежегодно подается около трех тысяч фильмов, из этого числа отборщики во главе с арт-директором фестиваля Тьерри Фремо выбирают только 19 картин. Конечно, это уже само по себе победа и знак качества. А дальнейшее — ожидание, как разрешат этот ребус члены жюри. Поэтому никаких страхов или опасений. Ждем их решения и только. Вы же понимаете, что это своего рода случай. Состав жюри может быть один или другой, и в этой связи может победить какой угодно фильм из конкурсной программы. Ведь это лотерея со знаком субъективных предпочтений членов жюри.
— По поводу проката в России и отношения к вашим фильмам — вас не обижает, что министерство культуры и лично министр, продвигая одни российские проекты, ваши фильмы наоборот недолюбливают?
— После "Левиафана" в министерстве даже изменили политику поддержки фильмов. По-вашему, это справедливо?
— Я уже выступал на похожую тему. Могу только повторить: бюджет страны — это не его собственный кошелек, это деньги граждан страны, в том числе и мои тоже. А самое удивительное состоит в том, что за 15 лет работы в кино, снявши пять фильмов, я не использовал ни копейки бюджетных средств, всегда это были частные деньги. И только единственный раз — по иронии судьбы это и был "Левиафан" — мы воспользовались незначительной суммой государственных средств, составивших только треть бюджета картины. Я не боюсь потерять расположение министра пропаганды, потому что пропагандой никогда не занимался и не намерен.
— Еще у меня вопрос к вам по поводу иностранных критиков. Они упорно в своих рецензиях утверждают, что ситуация отсутствия эмпатии, тотальной нелюбви — это исключительно вина современной России. Вы не раз говорили, что эта история универсальная, и все-таки, по-вашему, берет ли Россия часть вины на себя или все-таки нет?
— У вас в фильме кроме политических новостей есть и "Дом-2", и селфи, и все вот эти девочки в ресторанах, и сама героиня, которая постоянно тыкается в телефон. Это можно назвать портретом поколения?
— Ну, в общем, согласитесь, довольно точная передача некоторых наших состояний.
— Вы относитесь к этому отрицательно?
— Сейчас многие говорят об этой нашей всеобщей сосредоточенности на гаджетах как о какой-то болезни, буквально вирусе. Когда люди не общаются, а висят в своих смартфонах, сидя за столом впятером-вшестером, каждый в отдельности в своем виртуальном мире. Я видел не раз, и вы, я думаю, сами видели, как люди "общаются", уткнувшись в свои смартфоны. Можно было бы сказать, что это простая констатация факта, но, конечно, у меня есть к этому отношение. И самое важное, что я ловлю это за собой. Мне мой сын говорит: "Хватит в айфоне сидеть, смотри, что покажу". Я говорю: "Петя, мне очень нужно сейчас ответить, прости". Он вздыхает, уходит, и я понимаю: что же я делаю?! Сейчас, снявши эту картину, буду внимательнее относиться к этому вопросу (смеется). Надеюсь.
