Геворг Мирзаян, доцент департамента политологии Финансового университета при Правительстве РФ, для РИА Новости
Новая Турция
В воскресенье, 16 апреля, в Турции проходил важнейший референдум за всю ее современную историю. Население должно было решить, в какой стране оно хочет жить — Турции Ататюрка или Турции Эрдогана.
Основатель Турецкой Республики Мустафа Кемаль Ататюрк смог создать уникальное для исламского мира государство — светскую демократическую республику, ориентирующуюся на западные ценности и западный мир. Да, безусловно, у ататюрковского варианта были свои минусы. Например, в виде армейского предохранителя. Как только исламисты (опирающиеся на свой электорат) честно приходили к власти, армия их свергала и возвращала к власти кемалистов (республиканцев). Это сложно назвать демократией. Поэтому у главы государства было два варианта развития системы: либо заниматься светским просвещением отсталых восточных и центральных провинций страны, либо, наоборот, опираться на них для исламизации всей Турции. Нынешний глава страны Реджеп Эрдоган выбрал второй вариант.
Казалось, он собирается заменить модель Ататюрка на не менее интересный проект — либерально-исламскую демократию. И какое-то время это получалось — до тех пор, пока была демократия среднего класса (на который, собственно, и опирался нынешний президент). Однако эту модель погубил человеческий фактор — жажда личной власти Эрдогана и его авторитарные амбиции. Со временем президент взял под контроль суды, прессу, стал заниматься укреплением личных позиций за счет иных ветвей власти. В результате значительная часть среднего класса разочаровалась в нем и даже встала в оппозицию к президенту. Образованным людям среднего достатка не нравились исламизация страны (от "либерализма" вроде элементарного разрешения носить хиджаб Эрдоган начал переходить к исламизму в виде, например, ограничения на алкоголь), отказ от европейского пути развития, авантюры на Ближнем Востоке, заигрывания с исламистскими боевиками в Сирии. И тогда опорой Эрдогана остались лишь консервативные круги, а также местные националисты, которым нравились неоосманские амбиции президента. А либерально-исламская демократия не может опираться на такие круги электората: она автоматически будет превращаться в авторитарную систему (светскую или исламистскую — в данном случае не так важно).
Собственно, именно эта эволюция произошла в Турции, и на референдуме президент просто предложил закрепить изменение системы законодательно. Так, поправки в конституцию предполагают ликвидацию поста премьер-министра, запрещают бывшим военным (хранителям республиканских традиций Ататюрка) участвовать в выборах, де-факто переводят судебную власть под контроль правительства. По сути, превращают Турцию в султанат с де-факто пожизненным нахождением 63-летнего Эрдогана у власти (формально до 2029 года, однако там президент что-то придумает).
Эрдоган, конечно, шел ва-банк. Если бы он проиграл референдум, то это стало бы настоящим вотумом недоверия, который резко бы усилил давление на президента как со стороны оппонентов, так и со стороны собственных однопартийцев (многим из которых не нравятся султанские амбиции Эрдогана). Именно поэтому власти страны приложили колоссальные усилия для того, чтобы население проголосовало за. Президент взял под контроль суды и большую часть прессы, устроил массовые репрессии против политических соперников и несогласных (под предлогом их участия в прошлогодней неудавшейся попытке переворота). И все-таки сумел на зубах вырвать победу: 16 апреля 51,4% населения Турции похоронили наследие Мустафы Кемаля Ататюрка.
Единства не будет
Вопрос теперь в том, что с этой спорной победой делать. Страна-то разделилась по географическому принципу. Против голосовали крупнейшие города Турции (Анкара, Стамбул, Измир) и наиболее развитые регионы страны — то есть те, в которых у населения превалируют республиканские и светские предпочтения. Также против голосовали курдские регионы юго-востока, не любившие кемалистов, но понимавшие, что только в рамках светской демократической модели у них есть хотя бы какие-то шансы на автономию. В поддержку же референдума выступила небогатая консервативная восточная и центральная Турция. Поэтому Эрдогана призывают к осторожности, однако она ему не свойственна. Скорее, наоборот, столь узкая победа приведет к тому, что президент продолжит действовать в логике "предвыборной кампании".
Для победы на выборах Эрдоган опирался на консервативный исламский элемент, а также на турецких националистов. Необходимостью мобилизовать последних, в частности, и объясняется жесткий клинч президента с европейскими странами. "Эрдоган нуждался в сенсационных, прорывных моментах, где он был бы защитником Турции и турок, а были внешние враги, мешающие консолидации великого турецкого общества под властью великого кормчего", — говорит доцент Дипломатической академии, директор Центра востоковедных исследований Владимир Аватков. Помимо этого, президенту нужно было максимально дискредитировать Евросоюз, ведь идея о том, что "султанат не пустят в Европу", была одним из основных мотивов оппозиции против референдума. По логике сейчас он должен от этих позиций отходить в пользу более центристских. Однако проблема в том, что кемалисты не сдадутся — 49% против референдума дают им возможность не только оспаривать его результаты, но и саботировать процесс эволюции страны в султанат. А значит, Эрдогану нужно: а) продолжать опираться на националистов и действовать в русле их интересов, б) продолжать репрессии в отношении кемалистов. "Наша борьба с внутренними и внешними врагами будет продолжена", — говорит пока еще премьер-министр Бинали Йилдырым. К внутренним врагам, естественно, продолжат относиться и курды. Конфликт в Турецком Курдистане будет продолжаться: Эрдогану нужно сохранять рейтинги среди турецких националистов, следовательно, продолжать давить курдов, требующих даже культурной автономии.
Исходя из этого, крайне маловероятно, что Эрдогану удастся починить отношения с Евросоюзом. Да, президент уже призвал "друзей и союзников" признать результаты референдума, однако ЕС в штыки воспринимает превращение Турции в султанат и отход ее с орбиты европейской цивилизации. "Дверь в Евросоюз для нынешней Турции закрылась окончательно", — заявила представительница ХДС Юлия Клекнер. Отчасти поэтому ЕС будет пытаться вернуть Турцию на кемалистские рельсы, в частности через поддержку антиэрдогановской оппозиции. Время для этого еще есть — конституционные поправки вступят в силу лишь в 2019 году. Собственно, сам президент понимает неизбежность эскалации отношений с ЕС, поэтому даже не пытается их наладить. Например, собирается восстанавливать в стране смертную казнь.
Для российских же интересов последствия референдума неоднозначны. С одной стороны, непонятно, как Эрдоган будет себя вести на нашей периферии — в Средней Азии и на Кавказе. Приведет ли переформатирование Турции в султанат с опорой на националистов к усилению пантюркистских и неоосманских амбиций? На сирийском примере Эрдоган (резко активизировавший критику Асада и давший отмашку протурецким боевикам нарушить режим перемирия) показал, что ради решения внутриполитических задач он легко жертвует любыми достигнутыми договоренностями. Однако, с другой стороны, изоляция Эрдогана Москве выгодна. Если у турецкого президента не будет союзников, то, возможно, он будет более уважительно относиться к друзьям и партнерам, перестанет жертвовать отношениями с ними по поводу и без. Кроме того, возможно, проснется Евросоюз — и поймет, что нужно срочно налаживать отношения с Россией и, вероятно, реанимировать "Южный поток". Москва, в общем-то, только за.