Российская экономика уже прошла пик перегрева, но до достижения инфляцией цели еще далеко, считает экс-министр финансов РФ, банкир и экономист Михаил Задорнов. В интервью РИА Новости он рассказал, почему только ключевой ставкой Банк России не сможет замедлить рост цен, и есть ли "предел жесткости" для регулятора, зачем нужно сворачивать массовые меры поддержки отраслей, снизятся ли цены на жилье, а также назвал причины рекордно низкой безработицы и дал прогноз, какой будет экономика страны после завершения СВО. Беседовали Анастасия Сапрыкина и Диляра Солнцева.
– Многие экономисты и ЦБ говорят о перегреве российской экономики. Действительно ли это так, какие основные признаки перегрева вы видите?
– У экономики есть фактические темпы роста и потенциал. Давайте начнем с потенциала: он состоит из трех основных факторов. Это, прежде всего, трудовые ресурсы. Это капитал – как самих компаний, так и внешний, – который приходит через инвестиции. И это производственные мощности. При сложившейся нехватке трудовых ресурсов и свободных производственных мощностей потенциальный рост внутреннего производства ограничен.
Производственные мощности уже с четвертого квартала 2023 года вышли на предел использования: в некоторых отраслях – до 90%. Также впервые за много лет вернулся двухсменный и даже трехсменный график работы в ряде предприятий промышленности и сферы услуг. Такие темпы роста говорят о нехватке предложения на активный спрос населения. Если платежеспособный спрос не встречает соответствующего предложения товаров и услуг, разрыв "закрывается" ростом цен. До начала СВО он частично заполнялся импортом потребительских товаров, автомобилей, туристических услуг, оборудования для промышленности. В 2023 году было некоторое восстановление импорта, но из текущей статистики мы видим, что он сократился за первое полугодие на 10%. Кроме того, за два последних года бюджетные вливания в экономику на поддержание спроса составили 2% ВВП ежегодно, что сопоставимо с поддержкой промышленности и населения во время пандемии. Поэтому перегрев экономики безусловно есть.
– Когда будет его пик?
– Этот перегрев начался в середине 2023 года, и, судя по всему, первый квартал 2024 года был пиковым, темпы роста это показывают. Во втором началось замедление. Соответственно, в первом полугодии будет около 5% прирост ВВП. В третьем квартале замедление роста ВВП продолжится. То есть постепенно этот импульс замедляется.
– На какие темпы роста ВВП мы выйдем в четвертом квартале?
– Думаю, в четвертом квартале увидим замедление до 2,5-3,5%, и по итогам 2024 года рост ВВП будет в районе 3,5-3,7%. То есть будет заметное замедление во втором полугодии в силу ограниченности мощностей и трудовых ресурсов. Будет ли темп роста больше или меньше – во многом зависит от сельского хозяйства и урожая, поскольку их вклад в общий ВВП значителен. Если случится хороший урожай, даже не такой хороший, как в прошлом году, мы можем рассчитывать на нулевую инфляцию в августе-первые две недели сентября. Если нет, продовольствие свою дефляционную роль не сыграет.
– В следующем году в стагфляцию не скатимся?
– В 2025 году рост экономики должен замедлиться до 2-2,5%. Эта динамика для последних десяти лет может быть и неплоха, но Россия нуждается в 3,5% экономического роста в год просто для того, чтобы обеспечивать нормальные бюджетные расходы и рост доходов населения. При этом рост доходов, который происходит сейчас, – это одна из причин перегрева экономики и факторов инфляции.
– Получается, что это догоняющие темпы роста доходов, ведь в предыдущие годы они почти не росли?
– Вы абсолютно правы. У нас с 2013 по 2020 год реальные доходы населения упали примерно на 15% именно в силу стагнации экономики, из-за отсутствия экономического роста. Поэтому с точки зрения восприятия это, безусловно, компенсирующий рост. В том и проблема. Хорошо, что сейчас большие слои населения получили дополнительные доходы, но этой тенденции надо быть устойчивой – они должны поддерживаться предложением товаров и услуг.
– Получается, текущую инфляцию только ставкой ЦБ не побороть?
– Согласен, только ставкой ничего не сделаешь. Почему? Потому что Центральный банк оказался ограниченным в инструментах, которые может использовать.
Раньше был плавающий обменный курс рубля, который выступал в роли определенного баланса: при росте импорта курс рубля ослаблялся и покупка товаров из-за рубежа становилась невыгодной. Также ЦБ мог влиять на ситуацию с помощью ограничения кредитования, резервов, эффективно работало бюджетное правило. Теперь надо признать, что, хотя обменный курс является по-прежнему плавающим, его балансирующее действие крайне искажено, как и бюджетное правило. Таким образом, связь денежной политики и фискальной через бюджетное правило тоже существенно нарушена. Остается ставка и инструменты воздействия на банки, количественные ограничения в потребительском кредитовании, а также рост ставок резервирования по кредитам.
Но посмотрим на ставку. Ряд отраслей из-за льготных программ и субсидий выведены из-под действия ставки. ЦБ оказывает влияние лишь на часть рынка кредитования, а часть экономики не чувствует этого – всю разницу на себя берет бюджет. Поэтому ЦБ не справится с инфляцией в одиночку.
– Что же делать?
– Сократить бюджетный стимул, поскольку эти дополнительные вливания идут по замкнутому кругу. То есть даже не сами размеры расходов, а их структура должна быть изменена.
Программы, которые искажают нормальную экономическую мотивацию населения и компаний, должны быть сжаты. Без поддержки Минфина ЦБ успеха в борьбе с инфляцией не добьется.
– Как выбрать отрасли, которым помогать, которым нет?
– В этом как раз искусство экономической политики. Россия накопила большой опыт именно антикризисных мер за последние три кризиса. Это льготная ипотека, которую мы впервые разработали в кризис еще 2008-2009 годов, льготное автокредитование в 2013-2014 годах.
То есть правительство и банки научились взаимодействовать тогда, когда спрос резко падал. Эти программы были достаточно хорошо отработаны и дальше в ковид расширены, целый ряд мер поддержки населения и борьбы с бедностью был принят в пандемию. Многие из них отработали, их пора сворачивать, оставив адресные.
Как только начинаешь в какой-то сфере делать исключение, это искажает поведение остальных участников рынка. Так как ты борешься не за производство продукта, а за то, чтобы получить это исключение. По собственной практике бизнеса я не раз убеждался: часто льготы получает тот, кто ближе к правительству и понимает инструменты его работы, нежели тот, кто действительно в этом нуждается.
Сейчас у страны новые потребности: нужны свои, отечественного производства, самолеты, суда, автомобили. Совершенно очевидно, никакой бюджет, в том числе России, не может одновременно заниматься таким количеством задач. Придется выбирать. Хотя есть попытки одновременно финансировать все направления.
– Есть, на ваш взгляд, красная линия для величины ключевой ставки Банка России?
– Ее не существует. Банк России смотрит на инфляцию текущую, на инфляционные ожидания населения и рынка и действует соответственно.
Кроме того, далеко не только ставка сейчас применяется ЦБ для охлаждения кредитования. Оно замедляется, но не так быстро, как рассчитывал регулятор. Тем не менее, кредитование замедляться будет, мы это увидим и в августе, и в сентябре. Это станет одним из факторов замедления темпов экономического роста.
– Каков ваш прогноз по инфляции на этот год, получится ли у ЦБ вернуться к 4% в следующем?
– По итогам года жду 7-7,5%, пока ситуация развивается так. В следующем году, думаю, инфляция будет выше 5%. К сожалению, есть два встроенных фактора инфляции: стоимость труда, которая все равно будет расти, и бюджетный стимул тоже будет подтягиваться. Второй фактор – это логистические издержки, они из-за санкций остаются очень высокими.
– То есть и ставку ЦБ не начнет в следующем году снижать?
– Нет, ставку снижать будут. Но когда инфляция зафиксируется на уровне примерно 7%, когда ее замедление будет устойчивым, и инфляционные ожидания людей тоже начнут снижаться.
– Вы упоминали ипотеку. Ожидаете жесткой просадки рынка недвижимости с отменой льготной ипотеки?
– Жесткой просадки не ожидаю. Если говорить кратко, значительного падения цен на жилье не будет, хотя возможно снижение примерно на 10%. Оно помогло бы быстрее сбалансировать рынок, потому что стоимость жилья перегрета.
Скорее всего, падения номинальной цены не произойдет, она будет заморожена. Прежде всего, это касается пяти регионов: Москва и область, Краснодарский край, Санкт-Петербург и Ленобласть. При этом в регионах с малым вводом жилья цены могут расти и дальше.
При сохранении номинальных цен на жилье и при такой инфляции за два года произойдет реальное снижение стоимости квадратного метра. Будет неизбежно сокращаться ценовой разрыв между вторичным рынком жилья и ценой квадратного метра в новостройках.
– Получается, людям сейчас лучше не брать ипотеку?
– Да, это невыгодно, сейчас лучше арендовать. Если есть свободные деньги, стоит положить их на депозит под 19-20%, посмотреть, как изменится рынок, куда он будет двигаться.
– Безработица в июне побила очередной исторический минимум в 2,4%. Это зло или добро для экономики?
– Это ключевая проблема, ключевое ограничение, даже большее, чем санкции для российской экономики. Здесь сработали одновременно три проблемных фактора. Во-первых, завершился эффект от повышения пенсионного возраста 2018 года. Сейчас образовалась демографическая яма: на пенсию выходят примерно на 700-800 тысяч человек больше, чем заканчивают школу и начинают трудовую жизнь. То есть каждый год из трудоспособного населения "вычитается" 700-800 тысяч человек. Это будет продолжаться еще три-четыре года. Хорошо, что вернулись к индексации пенсий работающим пенсионерам – часть ушедших с работы вернется. Второе. На СВО, как говорил президент, задействовано почти 700 тысяч военных. Вместе с теми, кто уехал за границу с 2022 года, выпадает около 1,5% от всего трудоспособного населения страны, которое составляет 75 миллионов человек. И третье – это трудовые мигранты, число которых последние годы тоже падает. Мы заинтересованы в позитивном миграционном приросте, но нужна внятная политика в этой сфере.
– Откуда тогда брать кадры?
– В России есть ресурсы на высвобождение, но для этого необходима социальная политика. У нас из трудоспособных женщин работают 70%, остальные ухаживают за детьми, ведут хозяйство. Этот процент можно увеличить, если увеличивать количество детских садов, школ и адаптацию на рабочих местах. Это касается также людей с инвалидностью и пенсионеров.
– Какой будет экономика России после завершения СВО?
– Будут серьезные изменения, их надо не только просчитывать, но и готовиться к ним. Конечно, это возврат в экономику трудовых ресурсов. Рискну сказать, что и миграционный прирост тоже увеличится.
Плюс резкое сокращение бюджетных расходов на оборону. С другой стороны, понадобятся большие средства на создание институтов адаптации, работы с инвалидами, средств малой мобильности для инвалидов – это отдельная большая работа.
– Есть какие-то очевидные риски для экономики с завершением СВО?
– Что касается экономики в целом – фронтального обвала не будет, хотя возможно замедление производства в ОПК, в агрокомплексе южных регионов и металлургии. Вместо экспорта, который у них ограничен, металлурги получили два новых рынка. Первый – это внутренняя инфраструктура, которая активно строится сейчас, второе – металл для оборонной продукции.
Мой вывод в том, что для экономики окончание военного конфликта – безусловный плюс. Но для того, чтобы это стало плюсом, надо подготовиться.
– А санкции после завершения СВО сохранятся?
– Санкции сохранятся даже после урегулирования конфликта, они надолго. Новые санкции, скорее всего, не появятся, но действующие никто быстро снимать не станет. Каждая отмена санкций будет каким-то политико-экономическим разменом.
– На полное изъятие не решится, но и обратно мы эти резервы очень долго не получим. Это зависший вопрос. На эти резервы мы, к сожалению, рассчитывать не можем. Но бороться за их юридический статус, бороться против конфискации, имеет смысл.
– Ситуация не нова: что американский долг наращивается очень быстро, было понятно еще пять-шесть лет назад. В ковид огромные расходы, за два года составившие 18% ВВП, были профинансированы за счет госдолга. Сейчас уже дефицит бюджета США 7% ВВП при росте экономики на 2,5%. С точки зрения экономики это неуправляемый рост долга. Главное, ни одна администрация США – действующая или будущая – не собирается эту проблему решать. В программах и Демократической, и Республиканской партий США нет какого-либо стремления сократить объемы долга. Напротив, они соревнуются в больших расходах. Среднесрочные перспективы делают эту проблему нерешаемой, ясно, что уже сейчас надо предпринимать непопулярные меры по сокращению бюджетного дефицита США.
Однако доллар остается основной резервной валютой, значит, американский минфин легко может финансировать дефицит бюджета, продавая свой госдолг всему миру. Ситуация изменится, только если нацбанки и инвесторы почувствуют угрозу обслуживания долга.
– Когда это может случиться?
– Небыстро, на горизонте пяти-десяти лет, и тогда будут большие проблемы. Будет резкое удорожание стоимости американского долга, что приведет к потерям для его держателей. Но эту проблему сознательно отодвигают для будущих поколений, потому что у мира пока нет альтернативы доллару.
– Могут ли США отказаться платить и объявить дефолт?
– Не могут пока, хотя могут пойти на реструктуризацию долга, ведь большую часть держат сами американцы, а не внешние кредиторы. Так что исключать это нельзя, такой сценарий, как я сказал выше, вполне вероятен на горизонте пяти-десяти лет.
– Как обстоит ситуация с госдолгом в других крупных экономиках?
– Самый большой долг к ВВП – у Японии, больше 250%. После повышения ключевой ставки с 0,1% до 0,25%, что в целом смешная величина, очень резко увеличились расходы на обслуживание госдолга страны. Это прямо влияет на способность японского правительства проводить бюджетную политику. Налицо самый яркий пример резкого роста долговой нагрузки государства.
Здесь есть еще интересные последствия: сейчас на американском фондовом рынке коррекция во многом из-за того, что раньше в Японии занимали иены, а после ее ослабления конвертировали в доллары и вкладывали в акции США. С ужесточением денежно-кредитной политики в Японии, иена начала укрепляться и сделала такие операции невыгодными, что повлекло отток средств с американского рынка.
– Может ли долговая угроза прийти из Европы?
– В Европе есть минимум две страны – Италия и Греция – у которых долг серьезно превышает 100% ВВП. Но ни в одной из них нет угрозы долгового кризиса, потому что реформы последних лет, хоть и болезненные, привели к позитивным изменениям в их экономике.
– Как вы оцениваете ситуацию с украинским госдолгом?
– На Украине 1 августа должен был случиться дефолт, но ей удалось договориться с частными кредиторами о реструктуризации и частичном списании долга. Украина имеет огромный госдолг, но в ближайшие пять лет частным инвесторам платить ничего не будет. При этом основная часть долга принадлежит международным организациям. То есть, это теоретически возвратные деньги. Это к вопросу о том, что реструктуризация долга – вполне себе реальность, а не теория.
– В начале недели мировые фондовые рынки испытали сильную турбулентность, хотя затем большую часть потерь отыграли. На ваш взгляд, чем это было вызвано?
– Две причины произошедшего в понедельник: это закрытие carry trade между иеной и долларом после роста ставки Банка Японии и укрепления иены, иена прошла путь от 160 за доллар до 140 буквально за две недели. Вторая причина – ухудшение макроэкономических данных США. Пятница показала заметный рост безработицы. Китай также не особо радует мировые рынки. Эти причины привели к коррекции явно перекупленных рынков акций – как в Японии, так и в США. Также все обращают внимание на продажи крупными домами, прежде всего, Berkshire Hathaway Баффета, крупных пакетов как американских, так и японских акций.
– Что будет дальше?
– Коррекция на фондовом рынке, в первую очередь, рынке США и, прежде всего, технологических компаний, неизбежна, поскольку сегодняшние их значения явно превышают возможности зарабатывания прибыли крупнейшими американскими компаниями. В том числе технологическими, в том числе банками и некоторыми производственными компаниями. Но снижение ставки ФРС в сентябре – сейчас рынок ожидает ее снижение на 0,5 процентного пункта – может облегчить это падение фондовых рынков.
Мы будем надеяться, что, хотя финансовые рынки останутся турбулентными до конца года, это не вызовет замедления самих экономик США и Европы. Потому что для России самое главное, чтобы цены на сырье, прежде всего, на нефть, сохранялись на сегодняшних уровнях.