На фоне санкций российские компании начали осваивать новые экспортные рынки, в том числе, обратили внимание в сторону Африки. Однако формат сотрудничества с ними с советских времен безнадежно устарел и утерян, а новый еще предстоит построить. О наиболее востребованной экспортной продукции, вариантах по взаиморасчетам со странами континента, а также параллельном импорте и возможном лидерстве РФ на рынке беспилотников, рассказал в интервью РИА Новости первый замглавы Минпромторга Василий Осьмаков. Беседовала Наталия Мирошниченко.
– Василий Сергеевич, вы говорили, что наше непростое время – трамплин для развития беспилотия, в том числе в плане гражданских дронов. Какова на данный момент их зависимость от комплектующих из Китая?
– С учетом того, что отрасль беспилотных авиационных систем (БАС) в России новая, то, конечно, на рынке используются и импортные комплектующие. Но это не говорит о том, что у нас недостаточно компетенций и производителей. Сейчас ведем как раз комплексную работу по снижению импортозависимости в отрасли.
– Нужна ли нам тут 100% технологическая независимость? Когда сможем достичь ее?
– Думаю, да, нужна. Учитывая инвестиции в мощности по производству беспилотников и уже довольно высокий уровень компетенций, мы действительно можем стать серьезным глобальным игроком на рынке гражданского беспилотия.
Вообще, гражданские беспилотники — это не просто летающие "железки". Есть БПЛА – беспилотный летательный аппарат, а есть БАС – беспилотная авиационная система, которая может представлять собой и низкоорбитальный спутник, и беспилотник, и софт.
Сейчас как раз такой момент, когда желания игроков рынка и государства совпадают. Благодаря слаженной совместной работе мы сможем создать высокоразвитую отрасль БАС. Что касается сроков по локализации производства дронов, то они будут утверждены к осени в соответствующем нацпроекте.
– Недавно была громкая история с возможным включением популярных контактных линз Acuvue в список параллельного импорта, в итоге компания наладила поставки и в перечень не попала. К качеству отечественных линз россияне пока относятся скептически, разделяете их мнение?
– У нас сейчас девять производителей контактных линз, включая тех, кто поставляет свою продукцию в страны ближнего зарубежья – например, фирма "Конкор". Кто-то делает мягкие линзы, кто-то жесткие, а некоторые компании – линзы сразу двух видов. Что касается их качества, то для системы государственного регулирования обращения медицинских изделий оно заключается в следующем: если продукция допущена к обороту, то она априори качественная. Хуже или лучше импортного – это решает сам потребитель.
В первом квартале 2023 года объем производства контактных линз в стране вырос на 10,5%, то есть спрос есть. Поскольку на российского производителя стали обращать внимание и использовать его продукцию, значит качество постепенно будет расти в соответствии с требованиями клиентов.
Также важно, что на российских предприятиях есть свободные мощности по производству интраокулярных линз, которые преимущественно закупают государственные медицинские организации. При необходимости спрос на них будет закрыт.
– Давайте перейдем к международным темам, обсуждаются ли сейчас со странами Африки совместные производственные проекты и в каких сферах?
– Да, обсуждаются, по широкому спектру отраслей. Например, "Русал", "АвтоВАЗ", "Росатом" давно сотрудничают с африканскими коллегами и сейчас расширяют присутствие на этом рынке. Некоторые наши металлургические компании прорабатывают вопрос по созданию транспортной грузовой компании в Западной Африке. Есть еще большой проект, связанный с российской промышленной зоной в Египте. Там большой список потенциальных участников: от пищевых компаний до предприятий машиностроения и производителей климатического оборудования.
Перспективным является наращивание экспортных возможностей наших компаний в сегменте минеральных удобрений, металлургии, лесопромышленного комплекса, а также по целому ряду других направлений обрабатывающей промышленности, в том числе автопрома, сельскохозяйственной и дорожной техники, нефтегазового машиностроения, фармы. Спектр сотрудничества широкий, но масштабность проектов упирается прежде всего в спрос.
Считаю, что нужно думать о создании чего-то похожего на российско-африканскую торговую компанию. Чем больше об этом думаем, тем яснее становится, что Африка – это про комплексный подход. Нужен некий проектный государственный офис по работе с континентом для того, чтобы эта экспансия носила скоординированный характер.
– То есть в Минпромторге уже обсуждается создание таких механизмов?
– Конечно. Сейчас в целом актуализируется и переосмысливается подход к внешнеэкономической деятельности. Думаю, что мы с коллегами из Минэкономразвития и других министерств попробуем работать с Африкой именно в таком ключе. Здесь предстоит многое сделать, поэтому что это большой вызов. Я бы даже назвал эту работу внешнеэкономическим стартапом. Планируем адаптировать меры поддержки под международный транспортный коридор "Север-Юг" и работать над созданием в Африке логистических хабов.
– Вы говорили, что одной из причин, по которой ранее освоение африканских рынков шло очень медленно и не вызывало энтузиазма, была инертность бизнеса. Сейчас ситуация меняется?
– Теперь у многих предприятий вариантов просто нет: санкционный режим отрезал ряд рынков. Но многие очень успешно и эффективно перестроились. Например, металлурги экспортируют в Африку строительную сталь, а оттуда могут привозить фрукты. Чтобы бизнес-кейсы были успешными, нужно двустороннее движение. Сейчас это единичные случаи, и тут мы опять возвращаемся к вопросу создания условной торговой компании – нужна точка консолидации. Практики развивать такие проекты у нас пока еще не было: это нечто новое, что предстоит освоить.
– Ранее вы озвучили интересный тезис: Африка – это большие риски, но и большие деньги. Почему?
– В части больших рисков имелись в виду, в частности, оценки международных рейтингов, которые не всегда высокие. Лично я искренне считаю, что реальные риски не так страшны. При этом нам очень подходят рынки Африки с точки зрения специфики поставляемой российской продукции. Там востребованы, например, наши автомобили повышенной проходимости, адаптированная к местным условиям техника. Население растет – и растет соответствующий спрос. Если научиться с этим работать, можно получить большие преимущества на африканском рынке.
– По вашему прогнозу, насколько вырастет экспорт российской продукции в Африку по итогам 2023 года?
– Есть шанс нарастить экспорт в Африку на 40% по сравнению с прошлым годом. На самом деле это гигантский показатель, который наглядно характеризует тот разворот, который сейчас происходит. При этом потенциал дальнейшего роста – кратный, даже в среднесрочной перспективе.
– Как можно решить проблему дисбаланса?
– Либо переходить на юани, дирхамы и другие независимые валюты, либо наращивать импорт какой-либо продукции в Россию. Есть еще другой вариант: конвертировать задолженность за поставки в африканские активы.
– Для упрощения взаиморасчетов с зарубежными странами президент "АвтоВАЗа" Максим Соколов недавно предложил создать в РФ некий государственный расчетный центр для платежей в нацвалютах. Как Минпромторг относится к такой идее?
– У нас он уже есть – Центральный банк Российской Федерации. Это компетенция ЦБ, и коллеги сейчас работают над данным вопросом. Все хотят, чтобы кто-то стерилизовал навес невостребованной валюты. Пример: обменяла компания условные 100 денежных единиц, востребованными оказались 20, а остальные 80 – куда? С такими проблемами сейчас сталкиваются наши компании. Иногда они решаются форматом бартера.
– В Египте продолжает развиваться проект Российской промышленной зоны (РПЗ). По актуальным данным, какие компании намерены разместить там свои производства? Когда там может начаться выпуск продукции?
– Главное в таких проектах для бизнеса – наличие инфраструктуры с понятной ценовой политикой по аренде. Диапазон компаний, которые хотели бы работать в РПЗ, большой. Мы убедились в этом в рамках последних бизнес-миссий потенциальных резидентов в Египет. Регулярно поступают соответствующие запросы со стороны российских компаний.
Обычно подобные проекты делаются под одного якорного резидента, но в данном конкретном случае его нет. Модели, построенные на ГЧП (государственно-частное партнерство), здесь не будут работать, так как у Египта жесткие регуляторные требования о том, чтобы это был именно государственный проект.
За последний год нам многое удалось сделать совместно с египетской стороной по согласованию изменений в межправсоглашение о РПЗ. Сейчас четко определены наши государственные интересы и положения, которые позволят уже в ближайшее время приступить к началу строительных работ. По итогам строительства первого браунфилда на площадке в Айн-Сохне мы начнем привлекать заинтересованных резидентов для размещения там своих производств. При этом важно учитывать, что РПЗ – это первый проект российского промышленного кластера за рубежом с привлечением средств федерального бюджета. Успех этого проекта даст позитивный импульс для создания аналогичных площадок в других странах.
Предприятия получают ряд преференций, локализуя свое производство в Египте. Так, при выполнении условий локализации в 30%, произведенная на территории промзоны продукция получит статус Made in Egypt, что освобождает от уплаты таможенных пошлин при экспорте продукции в страны Африки, Ближнего Востока, Европы, Латинской Америки и других государств, входящих в торговые соглашения с Египтом (всего их более 70).
Кроме того, резидентам промзоны не надо платить налог на имущество. Есть возможность получить вычет и по налогу на прибыль. Кроме того, предприниматели освобождаются от уплаты НДС, акцизов и пошлин, если продают товар за пределы Египта.