Похмельный синдром начал рассеиваться там, где не ожидали.
Не упоминая имен и фамилий, а также названия корпорации, стоит заметить, что фирма работала отнюдь не на массового потребителя. Но тем не менее (даже с учетом факторов вроде ввозных тарифов и прочего) компания эта открыла в России больше полутора десятка магазинов, каждый из которых работал с прибылью, что и не снилась в других странах.
Слова бизнесмена, для которого многомиллиардные обороты — скучная повседневность, а клиенты (во всем мире) принадлежат к кругу тех, кого именуют "очень богатыми", как нельзя лучше иллюстрируют ситуацию, в которой континентальная Европа, вводя или готовясь вводить новый — уже шестой по счету — санкционный антироссийский пакет, стреляет себе по ногам. И стреляет с каждым разом все болезненнее для себя самой.
Торг вокруг эмбарго на покупку и поставку энергоносителей из России длится уже несколько недель, но до желанного (а еще и обязательного для принятия такого рода решений консенсуса) еще очень далеко.
У тех, кто должен произвести контрольный, так сказать, выстрел — на этот раз уже не в ногу, а в висок общеевропейской экономике, — времени мало, а дел много, поэтому именно этот злосчастный консенсус, это вот согласие всех со всеми, и с деталями, и с общим курсом стало главной проблемой брюссельских евробюрократов.
И чтобы эту проблему решить (назвав, правда, не проблемой, а "поиском новой динамики развития"), на помощь призвали Европарламент и его депутатов.
Общеевропейские избранники довольно быстро приняли резолюцию, в которой, в частности, предусматривается, что, когда того потребует жизнь и обстоятельства, от принципа консенсуса следует отказаться.
Ради динамизма и большего соответствия духу времени — так и сказали.
Отныне, как считают европейские депутаты, чтобы быть современными и динамичными, нужные сообществу решения следует принимать квалифицированным большинством.
А Евросовет, в рамках которого обычно происходит голосование, решение, одобренное таким вот квалифицированным большинством и ставшее обязательным для всех стран и органов власти, спустит потом нижестоящим инстанциям. Для учета и контроля.
Если вы до сих пор не поняли, в чем смысл новой затеи, то, наверное, стоит раскрыть этот секрет Полишинеля.
Именно таким образом принимались решения в СССР, который объединенная Европа называет не иначе как "империя зла", а сам принцип управления имел и название — демократический централизм.
В СССР он появился во время военного коммунизма, когда страна сражалась на два фронта — гражданская война и внешняя интервенция, а еще была послереволюционная разруха.
Поддержать идею введения на континенте принципа, который, как многие думали, пропал из политического обихода вместе с Советским Союзом, вызвался и президент Франции.
Макрон на конференции, посвященной будущему развитию сообщества, не просто дал понять, а очень недвусмысленно заявил, что он — целиком и полностью за.
Если для западноевропейских стратегов, которые сами политику и ее приоритеты в ЕС разрабатывают и сами же, естественно, за них намерены голосовать, принцип централизма — полезная прагматика, не связанная ни с какой идеологией (просто так сейчас им удобнее), то их коллеги из Восточной Европы знают о демократическом централизме отнюдь не понаслышке. И не успел Макрон при всем честном народе поддержать идею, как тринадцать государств — членов ЕС практически мгновенно высказались резко против таких нововведений.
Если для западноевропейских стратегов, которые сами политику и ее приоритеты в ЕС разрабатывают и сами же, естественно, за них намерены голосовать, принцип централизма — полезная прагматика, не связанная ни с какой идеологией (просто так сейчас им удобнее), то их коллеги из Восточной Европы знают о демократическом централизме отнюдь не понаслышке. И не успел Макрон при всем честном народе поддержать идею, как тринадцать государств — членов ЕС практически мгновенно высказались резко против таких нововведений.
Они назвали попытки глупыми (зачеркнуто) — непродуманными и суетливыми (зачеркнуто) — поспешными.
Ну и добавили пару ласковых — как не без этого — в адрес своих пока просто партнеров по блоку, которые, если и когда инициативы новые будут приняты к рассмотрению, немедленно станут старшими партнерами. А остальные, со всей очевидностью, станут уже младшими партнерами.
Однако если отвлечься от этой лирической детализации и увидеть широкое полотно нынешней евросоюзовской политики, нетрудно понять, отчего было выбрано и такое место (Страсбург), и такое время — накануне, как грозятся, введения новых ограничительных мер.
Страсбург — потому, что это символ примирения Франции и Германии. То есть чтобы показать пример морального лидерства остальному ЕС.
И накануне принятия новых антироссийских санкций — потому, что обсуждение идет с очень большим скрипом. Не все готовы жертвовать снова и снова довольно уже шатким благополучием собственных стран и народов, чтобы поддержать "борьбу украинцев за свободу и демократию".
Можно только предполагать, как сжимаются в бессильном гневе общеевропейские кулаки на венгерские, мальтийские, греческие и киприотские власти, поскольку руководство этих стран, приводя разные резоны, но проводя одну и ту же идею, с цифрами в руках говорит: отказ от русских энергоносителей приведет к параличу экономики, а последствия паралича будут сопоставимы, по замечанию официального Будапешта, с результатом атомной бомбардировки.
Так чаямый сегодня нынешним неолиберальным Брюсселем советский коммунистический принцип демократического централизма, несомненно, позволил бы на слова правительства Виктора Орбана просто наплевать.
И санкции ввести. Руководствуясь конъюнктурной политической целесообразностью.
Как и принять Украину в Евросоюз было бы можно тоже немедленно, если в основу деятельности ЕС сейчас положить все тот же коммунистический демократический централизм.
Возражающих и скептиков отправили бы в расход (зачеркнуто) — подышать свежим воздухом, пока серьезные парни принимают серьезные решения.
Вы что-нибудь поняли? Вот именно, что не поняли.
Хотя на самом деле все просто как мычание. Французский президент выдвинул предложение, которое четко разделит европейские страны на тех, кто более достоин, и кто достоин менее.
Те, кто более достойны и более равны, будут решать свои проблемы в Брюсселе. Те, кто менее, — в другом месте, но называясь, разумеется, тоже европейским сообществом. И вот там, вероятно, и будут применяться принципы демократического централизма.
Европа, так много лет и так настойчиво говорившая о равенстве, так тщательно следящая за тем, чтобы это равенство соблюдалось, так пристально выискивающая даже намеки на возможную дискриминацию и так сурово за эту (чаще всего гипотетическую) дискриминацию стремящаяся покарать, сегодня во имя химерической целесообразности мечтает возвести и дискриминацию, и сегрегацию в основополагающий политический принцип при принятии важнейших решений.
Параллельно та же объединенная Европа гробит свою экономику, хотя хотела ровно это сделать с экономикой российской.
Русская клиентура знаменитой фирмы, производящей и продающей предметы роскоши, точно обойдется без сумочек, цена которых в среднем пять европейских зарплат, а вот обойдутся ли европейские фермеры без удобрений и дизеля, а европейские рабочие без энергоснабжения — вопрос, остающийся без внятного ответа.
И чем яростнее продвигается идея скинуть консенсус в ЕС с корабля современности, тем очевиднее отчаяние тех, кто, как кажется, начал понимать: не что-то одно с антироссийскими санкциями пошло не так, а все, все принятые решения оказали противоположный ожидавшемуся эффект.
Начавший продвигать методы, которые у любого здравого человека ассоциируются с тоталитаризмом, в недобрую эпоху разрухи и голода, ЕС располагает всеми шансами оказаться там, где тот тоталитаризм сегодня и находится.
А именно — на свалке истории.