Если бы мы жили в идеальном мире, то Марин Ле Пен и Эрик Земмур в какой-то момент избирательной кампании нашли бы в себе силы, чтобы объединить усилия, и сегодня лидер "Национального объединения" по итогам первого тура была бы чемпионкой, опередившей как минимум на три процента действующего президента Эммануэля Макрона.
И тогда нынешний французский лидер вертелся бы ужом на сковородке, чтобы ликвидировать не слишком лестный для него разрыв.
Но реальность соткана не только из идеального и романтичного, но и из эгоистических амбиций и себялюбия.
В первую очередь это касается самих избирателей — каждый четвертый из них отказался выполнить свой гражданский долг. Пасхальные каникулы для одних, воскресные хлопоты для других, развлечения для третьих. И для всех отсутствующих — абсолютное равнодушие к происходящему в стране, если эта страна находится за закрытой дверью жилища или за садовой калиткой.
Отсутствующий на выборах гражданин (или гражданка) не только эгоист, он разочарованный в политике эгоист. Не желающий вникать в детали происходящего эгоист. Эгоист, который хочет больше всего, чтобы государство от него отстало, при этом чтобы все тоже донимающее его государство исправно ему бы помогало и поддерживало.
Этому отсутствующему гражданину хуже горькой редьки надоело, что от его волеизъявления ничего не зависит, что его голос власть предержащие не слышат, но при этом та же власть постоянно требует — то солидарности (и денег) с нелегалами, то ту же солидарность власть хочет распространить и на украинцев (зря, что ли, супруга президента фотографировалась с детьми беженцев?) и опять взять с гражданина новую порцию денег.
Поэтому, чтобы не нести ответственность за собственный выбор, сегодняшний француз (и француженка) , каждый четвертый (повторим это еще раз) послал политическую активность куда подальше, решил провести время иначе.
Кстати, а была ли эта самая политическая активность, столь ранее ценимый политический "движ", во Франции накануне первого тура голосования?
Нет, ее не было. Как не было, по большому счету, и самой кампании.
Не было — в привычном смысле — дебатов кандидатов. Макрон отказался участвовать: потому что, как пояснили его сторонники, "не президентское это дело — стоять и слушать, как его ругают, не имея возможности толком возразить".
Желающие поругать Макрона даже, когда им предоставлялась такая возможность, делали это и без огонька, и без души, вяло отбывая номер.
Сонное шапито, в которое не без участия Макрона за последние пять лет превратилась французская внутренняя политика, так бы и длило свое бесконечное представление, если бы не два персонажа.
Не любящие друг друга — и это еще мягко сказано — Ле Пен и Земмур.
Ее иначе как фашисткой добродетельная пресса не называет, а его, не сумев уничтожить, как только журналист Земмур переквалифицировался в политика, сделали жупелом страха и ненависти, символизирующим "Францию, вышедшую из моды".
Правая партия, та, что сегодня носит название "Республиканцы", основанная еще де Голлем, была оттеснена на обочину, в результате ее представитель Валери Пекресс набрала маргинальные пять процентов.
Но в дно, которое практически пробила мадам Пекресс, постучали снизу. У социалистки Анн Идальго, парижской градоначальницы, показатель симпатий избирателей оказался еще ниже, практически в четыре раза — 1,75 процента.
Сегодняшняя политическая конфигурация Франции, текущего председателя (пусть и временного) Евросоюза, выглядит так: Макрон, играющий роль центриста (изящный эвфемизм для глобалиста) и получивший по итогам первого тура без малого 28 процентов, а дальше — ультраправая Марин Ле Пен (чуть больше 23 процентов ) и ультралевый Жан-Люк Меланшон (почти 22 процента).
Для прежней традиционной Европы подобный расклад стал бы и позором, и символом капитуляции.
Но для нынешней Европы, презревшей и продавшей свои идеи за бесценок, живущей от одной макабрической политтехнологии до другой, такой триптих может оказаться в некоторой степени спасительным.
Вот и Меланшон, забросив чепец за мельницу и забыв, как он поносил политику действующего президента и его самого, уже успел заявить, что его сторонники не могут голосовать за Ле Пен (бывший учитель словесности выразился более витиевато, но суть не в формулировке, а в содержании).
Для Меланшона оказалось неважным все то, против чего он выступал много лет подряд.
Ему оказалось неважным, что Макрон лгал о своих заработках при заполнении налоговых деклараций. Когда фискальное ведомство ложь заметило и заставило нынешнего президента в казну отдать недостачу, Макрон опять оказался "соврамши", заявив на голубом глазу — "А что тут такого?"
Для Меланшона перестало иметь значение и то обстоятельство, что не платил налоги не только сам Макрон, но и его присные.
То, что стоило в результате и в практически аналогичной ситуации пять лет назад политической карьеры Франсуа Фийону, а до него — Николя Саркози, для Макрона оказалось не более угрожающим, чем жужжание мухи, а Меланшон, так не любящий на словах крупные транснациональные корпорации, фактически выписал нынешнему хозяину Елисейского дворца политическую индульгенцию для возможной победы через две недели во финальном туре выборов.
Внутренний торгашеский расклад перед финальным голосованием, все эти ужимки и прыжки, все эти заявления под камеру и в радиоэфире — и есть главная причина того, что французы перестали ходить на выборы. Они, пусть и не с первого раза, но поняли, что как бы они ни голосовали, какие бы симпатии к кандидату тому или иному ни испытывали, как бы позитивно они ни оценивали ту или иную программу или заложенные в ней идеи, но руководить страной будет тот, чья кандидатура получила одобрение. Не избирателей, но политических элит.
Не на скромных деревенских участках решается судьба того, кто встанет у штурвала Франции на следующие пять лет, а в дизайнерски оформленных офисах Брюсселя. И в не менее элегантных кабинетах Вашингтона.
Не французская бабушка-пенсионерка берет на себя ответственность за выбор президента, а еврочиновник или американский лоббист.
Потому что если отдать все на откуп условных бабушек, то они такого наголосуют, что самим президентом самой Франции может стать Марин Ле Пен. И тогда — прости и прощай вся сегодняшняя политическая архитектура. Что в Евросоюзе. Что в НАТО.
Позволить себе, чтобы рухнул глобалистский проект и дальнейшая его экспансия в Европу, сегодня, даже если не брать в расчет российско-украинский кризис, те, кто в результате этой экспансии получают многомиллиардные барыши, не могут.
Поэтому бывший учитель словесности и философии будет призывать к тому, чтобы не давать ни одного голоса Ле Пен, Макрон за этими ораторскими экзерсисами будет с удовольствием наблюдать, а французы, не желающие, чтобы к ним относились как к пешкам, и вовсе перестанут ходить на выборы.
В этой фаталистском сюжете учтено все, кроме фактора неожиданности. Или, если хотите, фактора бунтующей бабушки. Которая может сказать — "Какого черта!" и прийти на избирательный участок через две недели.
Так или иначе, но одна против всех элит и систем, от Парижа до Брюсселя и до Вашингтона, Марин Ле Пен сегодня может рассчитывать (раз уж с Земмуром у нее толком не получилось) на свои силы и на принципы бабушки-избирательницы. Та в состоянии, если, конечно, захочет, сделать лидера "Национального объединения" следующим президентом Франции.