Президиум Научно-технического совета "Роскосмоса" в конце июля объявил о планах разработки новой национальной орбитальной станции на замену российскому сегменту Международной космической станции. О том, зачем нужна Российская орбитальная служебная станция (РОСС), и в чем будет заключаться ее инновационность, во второй части интервью специальному корреспонденту РИА Новости Дмитрию Струговцу рассказал генеральный конструктор Ракетно-космической корпорации "Энергия", руководитель полета российского сегмента МКС, космонавт, дважды Герой Советского Союза Владимир Соловьев.
– По итогам заседания научно-технического совета "Роскосмоса" было предложено создание новой российской орбитальной станции для продолжения пилотируемой программы России. Если представить гипотетическую ситуацию, что эксплуатация МКС завершена, а новой станции нет, насколько серьезно встанет угроза потери в стране компетенций в пилотируемой космонавтике? Означает ли это, что любая, пусть даже посещаемая станция на орбите, необходима как минимум для сохранения пилотируемой космонавтики?
– Скажу даже больше, для сохранения всей космонавтики России в целом. Часто можно слышать доводы, что пилотируемая космонавтика очень затратная, но благодаря пилотируемым космическим полетам мы не только ведем в космосе необходимые стране исследования, но и значительно загружаем мощности космической индустрии России. Благодаря ей удалось сохранить многие космические предприятия, их коллективы и компетенции: создающую космические корабли РКК "Энергия", строящие ракеты "Союз" РКЦ "Прогресс" и ракеты "Протон" Центр Хруничева, Центр подготовки космонавтов, производителя скафандров НПП "Звезда" и так далее. Схема совершенно простая: нет заказов – нет денег – коллектив разбегается. Ракету – это же не табуретку сделать. Я помню начало 1990-х годов, когда посетил цеха в Самаре, где изготавливались блоки для проекта "Энергия-Буран". Все в пыли, в паутине, как в мрачных фильмах ужасов. Входишь в цех – огромные пролеты, стоят ступени ракет, баки, в углу сидит спит охранница, и полная тишина. Все брошено.
– По итогам заседания было рекомендовано начать эскизное проектирование новой орбитальной станции. Почему решили сразу начать с этого уровня, пропустив стадию аванпроекта, в котором должны были бы быть определены: заказчик станции, основные цели ее создания, решаемые задачи?
– Это не совсем так. Мы разработали что-то типа аванпроекта, просто у нас он носит название системный проект. Он был подготовлен в сентябре-октябре прошлого года, прошел несколько обсуждений на научно-технических советах РКК "Энергия" и "Роскосмоса", согласован и поддержан Военно-промышленной комиссией. ЦНИИмашу (головной научный институт "Роскосмоса" – ред.) было поручено подготовить техническое задание, а это уже предтеча эскизного проектирования. При этом хотелось бы отметить, что решение президиума Научно-технического совета носит рекомендательный характер. Поясняю. По итогам заседания создана комиссия под председательством исполнительного директора "Роскосмоса" Сергея Крикалева, которой поручено заняться подготовкой документов для выпуска в конце года постановления правительства по тематике РОСС. В этом случае мы рассчитываем получить средства и начать эскизное проектирование станции с января 2022 года.
– Какие варианты создания новой станции будет рассмотрены в эскизном проекте?
– У меня позиция такая: станция должна быть принципиально новой, и прежде всего, новой по орбитальной широте полета, то есть высокоширотной. Я считаю, что на экваториальных широтах типа орбиты МКС мы сегодня понимаем, что происходит. Новая высокоширотная орбита предполагает массу интересного и неизведанного, особенно для такой северной страны, как наша. Пилотируемых программ на высоких широтах еще не было ни у одной страны мира. Но, как и в любом деле, и это правильно, у проекта есть оппоненты. Они не возражают против новой российской станции, но предлагают, чтобы она летала с обычным наклонением 51 градус (на этом наклонении находится МКС, и работал орбитальный комплекс "Мир" – ред.). В основном, насколько я понимаю, характерное для нас наклонение в 51 градус позволит летать на эту станцию быстрее, с плавным переходом между программой МКС и РОСС, и будет не так затратно. Эти два варианта и будут рассматриваться.
– На основании каких факторов будет в дальнейшем приниматься решение о том, какой из вариантов создания новой станции выбрать? Кто будет принимать такое решение?
– Мы внесем итоги эскизного проектирования на рассмотрение научно-технического совета Военно-промышленной комиссии, затем будет принято решение Военно-промышленной комиссии, которое представят на согласование в правительство и президенту.
– Почему в ракетно-космической отрасли снова вернулись к рассмотрению варианта завершения строительства российского сегмента МКС и его последующего отделения, если весной было презентовано твердое решение о создании новой станции на основе Научно-энергетического модуля?
– Возражений тому, что Научно-энергетический модуль должен стать основой новой российской орбитальной станции особо-то ни у кого и нет. Даже наши оппоненты отчетливо понимают, что запускать его к МКС в 2025-2026 годах, когда речь идет о завершении работы станции, бессмысленно. Но некоторые специалисты предлагает отправить Научно-энергетический модуль к МКС с последующим отделением от базовой станции трех новых модулей российского сегмента – многофункционального лабораторного модуля "Наука", узлового модуля и научно-энергетического. Старую станцию таким образом можно будет в начале 2030-х годов затопить, если мы добьемся согласования завершения работ с международными партнерами, а сформированное "ядро" РОСС из трех модулей продолжит летать. В принципе, это позволит опробовать технологию беспрерывной эксплуатации на орбите.
– Сообщалось, что переделка Научно-энергетического модуля для МКС в базовый модуль новой станции займет три года. Если сейчас будет проводиться эскизное проектирование, соответственно, на этот период все работы с модулем будут приостановлены до тех пор, пока не будет принято решение что с ним делать – запускать к МКС или как самостоятельный модуль? То есть год или более он будет просто лежать в законсервированном состоянии?
– В любом случае, насколько мне известно, в нынешней Федеральной космической программе на 2022-2023 год финансирования на Научно-энергетический модуль не предусмотрено. В настоящее время с НЭМ все работы ведутся в рамках ранее выделенных РКК "Энергия" средств. Я только на прошлой неделе знакомился с ходом работ по модулю: идет прокладка трубопроводов для системы терморегулирования, готовятся динамические макеты для испытаний. Другое дело, что в зависимости от того, куда полетит модуль, придется менять то или иное оборудование. Сергей Павлович Королев говорил: "Не бойтесь остановиться и сказать себе: что-то тут не так".
– Почему вопрос создания новой станции начал активно обсуждаться с прошлого года? Связано ли это с появлением трещин в модуле "Звезда", необходимостью в этом году принять решения о продлении эксплуатации МКС на период после 2024 года, или обосновано другими причинами?
– Это связано со многими вещами. О замене МКС последние несколько лет ведутся достаточно серьезные разговоры. Впервые мы начали говорить об этом на президиуме Академии наук, а позже и на Совете РАН по космосу. Изначально обсуждать, что делать после МКС мы начали еще в 2005 году.
Что касается обоснования, то действительно, текущее состояние российского сегмента МКС вызывает некоторое беспокойство. Все началось даже не с негерметичности, а с отказа всех трех бортовых компьютеров российского сегмента несколько лет назад. Тогда глава программы МКС в НАСА Майк Саффредини звонил и требовал срочной эвакуации экипажа. Я потратил много времени, чтобы успокоить его и убедить не предпринимать резких шагов. В итоге мне пришлось даже подписать присланную из НАСА бумагу с гарантиями работоспособности российского сегмента. А через некоторое время подоспела негерметичность. В сентябре позапрошлого года мы зафиксировали стабильное падение давления, которое не с чем было связать, ни с колебаниям температуры, ни с потерей воздуха во время выходов в открытый космос. Стали разбираться. Нам крупно повезло, что негерметичность оказалась в конечном отсеке, который мы спокойно закрываем. Но перспективы, что аналогичные негерметичности могут возникнуть у других швов конструкции станции, мне, как руководителю полета, явно не нравятся. Второе уязвимое месте – иллюминаторы. На семи из них имеются глубокие каверны, что может сказаться на герметичности. В этой связи мы ввели новую процедуру измерения прогиба стекол иллюминаторов. Их, конечно, можно прикрыть герметичными крышками, но какой смысл летать на станции без иллюминаторов?
Около месяца назад состоялся Совет главных конструкторов, на котором на протяжении четырех часов с детальными докладами выступали все главные конструкторы бортовых систем российского сегмента МКС, их оппоненты. По итогам встречи стало понятно, что около 80 процентов бортовых систем российского сегмента выработали ресурс, а из этого следует, что буквально на следующий день после того, как системы полностью выработают ресурс, могут начаться непоправимые отказы, и разработчики этих систем за это уже никакой ответственности не несут, а несет эксплуатирующая организация, то есть мы – РКК "Энергия". В соответствии с межгосударственными соглашениями до 2025 года включительно мы эксплуатируем станцию, но после 2025 года требуются очень серьезные замены основных бортовых систем.
– Чем интересна концепция высокоширотной станции по сравнению с наклонением орбиты МКС? Ведь это дополнительные радиационные риски для космонавтов, это снижение массы доставляемых грузов? А функции мониторинга Севморпути и съемки территории России могут вполне успешно решать автоматические космические аппараты? Какие задачи и возможности станции на этой орбите перекрывают данные риски и возможности автоматических космических аппаратов?
– Что касается радиационных рисков, то существует два мнения. Одно: никаких особых рисков нет, а те что есть – незначительны. Второе: туда лететь нельзя. Тем не менее нужно исследовать эти высокоширотные орбиты, особенно важные для нашей северной страны. Поэтому нужно обеспечить средства радиационной безопасности экипажа, и такие работы ведутся, проводятся эксперименты по созданию эффективной защиты от радиации. Наше мнение, что такая защита возможна. Нужно понимать, что необходимо научным образом изучать проблему космической радиации, потому что в дальнейшем, когда мы займемся полетом на Луну и другие планеты, нам все равно придется столкнуться с этой проблемой.
Что касается автоматических аппаратов, то их возможности ограничены и в процессе полета практически не видоизменяемы. Нам новая пилотируемая станция нужна для того, чтобы с помощью экипажа на орбите испытывать новую аппаратуру и на основании результатов давать совместно с учеными предложения о создании более совершенной аппаратуры. Вы знаете, какие у нас сейчас в разработке наиболее продуктивные эксперименты? Это те, которые наиболее полно обеспечены запасными частями, инструментами и принадлежностями, те эксперименты, которые каким-то образом расширяют возможности приборов. Ученые на Земле и космонавт на станции начинают приборы варьировать, менять местами. Никакой автоматический аппарат так не сможет сделать. Это преимущество пилотируемой программы перед автоматами. Прислали на грузовом корабле новое оборудование – космонавт его поменял, получилось что-то новое.
– Не станет ли посещаемая высокоширотная станция шагом назад, возвратом к станциям серии "Салют", по сравнению с постоянно обитаемым "Миром" и МКС?
– У нас постоянно экипаж на МКС не потому, что он там все время нужен, а временами от некоей безысходности. Бортовые системы станции созданы таким образом, что требуют постоянного обслуживания и присмотра. Для новой стации мы предлагаем более совершенные автономные системы, которые можно было бы полностью выключить на время отсутствия экипажа, что невозможно сделать сейчас.
Есть еще одно обстоятельство: проанализировав годы беспрерывного присутствия людей на орбите, мы пришли к выводу, что экипаж на борту держать постоянно экономически не выгодно, потому что люди устают, снижается их отдача. После 100-120-х суток экспедиции начинается зона пониженной эффективности работы. Естественно, космонавты начинают уставать. Содержать в космосе людей достаточно дорогое удовольствие. Но экипаж должен присутствовать на борту, когда он там действительно нужен, а в его отсутствие системы жизнеобеспечения и ряд других систем можно выключить. Расходы становятся на несколько порядков меньше. В этом отношении новая станция – это не повторение, а новый шаг. Ведь помимо самой станции, мы хотим, чтобы ее сопровождала целая эскадра свободно летающих научных модулей, которые время от времени будут стыковаться к РОСС для замены научного оборудования, ремонта, дозаправки и необходимого обслуживания. Чем в таком случае в промежутках заниматься экипажу? Правильно, пусть возвращается на Землю, а большую половину бортовых систем, обеспечивающих среду обитания систем можно будет отключить.
– В какие сроки может быть создана новая станция?
– Как я говорил, я сторонник высокоширотной станции. Но такое наклонение орбиты не удобно из-за необходимости большей энергетики ракет-носителей для доставки того же количества грузов по сравнению с их запуском к МКС. Из этого следует, что нужны более мощные носители. Эксплуатация "Протона" в соответствии с межгосударственными решениями завершается в 2024 году. Создается "Ангара", но насколько мне объясняют коллеги, с ее помощью мы новые модули сможем запустить году этак в 2027, когда, как мы надеемся, будет готова инфраструктура на космодроме Восточный. То есть мы должны летать на МКС до 2028-2029 года, чтобы хотя бы два года перекрыть "стык" между завершением работы МКС и началом эксплуатации новой станции.
– Если сейчас ресурс российского сегмента МКС рассчитан до 2024 года, каким образом он может быть продлен до 2028 года?
– Мы составили и в конце прошлого года направили в "Роскосмос" целевую программу по модернизации тех элементов российского сегмента, которые подлежат доработке. Программа оценена в значительные средства. Например, сейчас радиоэлектронные компоненты, которые используются на МКС, уже не выпускаются. Соответственно, нужно запускать единичное производство. Это удлиняет сроки разработки, увеличивает стоимость. После 2025 года российский сегмент можно будет эксплуатировать еще 3-5 лет, но это будет стоить существенных средств.
– Что помимо финансирования требуется для создания станции?
– Потребуются специалисты. Кроме того, чтобы избежать долгостроя, я предлагаю видоизменить организационную структуру работ по станции. Я слежу за деятельностью Илона Маска, есть у него определенные вещи, которые и нам было бы очень неплохо внедрить. Речь о том, что он убедил НАСА позволить ему работать так, как он определил сам, с тем объемом испытаний, которые сам себе прописал. Но и риски взял на себя. За все неудачи платит из своего кармана. По-моему, только американское минобороны не разрешило ему пользоваться новым методом, заставляя работать в полном соответствии со старыми длительными испытательными программами. Я считаю, что нам нужно эту идею Маска взять на вооружение, провести переоценку всей системы создания ракетно-космической техники. Многие наши документы, положения и ГОСТы безнадежно устарели. И как следствие, мы создаем новую аппаратуру десятилетиями.
– Как долго после запуска базового блока, на ваш взгляд, сможет эксплуатироваться РОСС?
– Долго, в каком-то смысле бесконечно. Архитектура у станции открытая и любой модуль можно всегда выключить, свести с орбиты и заменить новым. Это то, что кардинально отличает архитектурную структуру новой станции от орбитального комплекса "Мир" и МКС.
Первую часть интервью читайте здесь >>