Чрезвычайный и полномочный посол России в Польше Сергей Андреев скоро завершит свою дипломатическую миссию после почти 11 лет работы в Варшаве. В интервью РИА Новости он рассказал о нынешнем положении дел на линии "Москва-Варшава", наступившей в отношениях между странами ясности и нарастающем в Польше неприятии бандеровской идеологии.
– Вы стали послом России в Польше летом 2014 года, как раз в тот момент, когда польско-российские отношения вошли в пике. Стоит ли до сих пор перед российской дипломатической службой задача выйти из этого состояния? Есть ли шанс на какую-то, пускай не дружбу и любовь, но хотя бы на прагматичное взаимодействие?
– Мы не ставим перед собой нереальных задач. Для того, чтобы нормализовать наши отношения, необходима политическая воля обеих сторон. В настоящее время никаких признаков того, чтобы с польской стороны такая воля существовала, чтобы была готовность к нормализации наших отношений, мы не наблюдаем. Дипломатия, как и политика, – это искусство возможного. Мы ставим перед собой и решаем те задачи, которые можно решать в нынешних условиях, которые отвечают интересам нашей страны.
– Какие моменты за почти 11 лет вашего руководства посольством можно назвать поворотными в отношениях с Польшей?
– Я бы не стал выделять каких-то особых ситуаций. Само собой, начало нашей специальной военной операции в феврале 2022 года серьезно повлияло на состояние наших отношений и на условия нашей работы здесь. Но, строго говоря, с 2014 года по инициативе и усилиями польской стороны наши отношения катились по наклонной и в конце концов приблизились к точке полного замерзания. Так что это был, так сказать, "поступательный процесс".
– Одиннадцать лет не выбросить из жизни. У вас в Польше останутся друзья, с которыми вы будете поддерживать отношения после окончания дипломатической миссии?
– Друзей нет, конечно. Люди, с которыми у меня были неплохие контакты, которые настроены доброжелательно к нашей стране, к нам с супругой, конечно, есть, мы им отвечаем взаимностью. И в целом у меня нет каких-то личных предубеждений по отношению к Польше, к полякам. Я исхожу из того, что к людям надо относиться так, как они относятся к тебе.
Думаю, со временем в наших отношениях восстановится какая-то "новая нормальность" на основе прагматизма, взаимной выгоды, но всегда необходимо сохранять реалистическое понимание того, что в наших отношениях может быть достигнуто, а что – нет. Иллюзии недопустимы. Считаю нецелесообразными так называемые "жесты доброй воли", к которым нас постоянно призывают наши польские "непартнеры". Здесь все может строиться только и сугубо на основе взаимности и жесткого отстаивания своих интересов.
Причем, поскольку это польская сторона инициировала резкое обрушение наших отношений, очевидно, нашим польским бывшим партнерам следует и проявлять инициативу в плане их восстановления. Я часто цитирую нашего видного политолога Тимофея Бордачева, который когда-то сказал: "Россия должна быть благодарна Западу за ясность в отношениях". После 2014 года в наших отношениях с Польшей тоже наступила полная ясность, и это как раз благоприятствует тому, чтобы в наших подходах к отношениям с Польшей доминировал сугубый реализм, чтобы никаких иллюзий, самообмана в дальнейшем не возникало.
– Вы упомянули о том, что польская сторона хотела бы видеть с российской стороны какие-то "жесты доброй воли". Чего, например, от нас ожидали?
– Нас постоянно призывали к тому, чтобы мы пошли на уступки, скажем, в вопросах видения нашей общей истории. Такие призывы, случалось, звучали не только с польской стороны, но есть и у нас, в России, сторонники такого подхода, что, мол, надо же понимать наших польских соседей, они от нас столько натерпелись, страдали, мы их обижали, надо относиться к этому с пониманием, идти навстречу и так далее. С этим я категорически не согласен. История наших отношений такая, какая она есть, и нельзя в угоду другой стороне отступать от ее восприятия с позиций наших национальных интересов. Все, что происходило в нашей истории, имеет свои объективные причины. Если Россия в ней добивалась успехов и побеждала своих соперников, то это - заслуга наших предков, а вовсе не вина России.
– Что вы в первую очередь посоветуете своему преемнику? С кем наладить контакты, от кого держаться подальше?
– Меня сменит опытный и высокопрофессиональный дипломат. Если у него будут ко мне вопросы, конечно, с удовольствием отвечу, но уверен в том, что он и сам успешно со своими задачами справится.
– Работая в Польше, вы прониклись в какой-то степени польской культурой, литературой, кинематографом?
– Да, конечно, я и польские фильмы смотрел, и польские книги читал, в театре бывал. Сказать, что я стал большим знатоком польской культуры, не могу, но в основном ориентируюсь.
– Как сейчас функционирует посольство на фоне беспрецедентного сокращения количества дипломатов?
– Действительно, нас стало меньше, но, с другой стороны, и объем отношений с Польшей значительно сократился. Практически полностью ушли задачи, связанные с обеспечением политического диалога, потому что польская сторона от такого диалога отказалась, официальные контакты практически прекратились. Резко упало количество посещений Польши российскими гражданами, потому что польская сторона закрыла въезд российским гражданам с туристическими, культурными, деловыми, спортивными целями, закрыла въезд автомобилям с российскими регистрационными номерами и так далее. С теми задачами, которые остаются, справляемся наличным составом. Хотелось бы, конечно, чтобы нас было побольше, но обходимся тем, что есть.
– Насколько безопасно чувствуют себя в Польше российские дипломаты? Насколько часто происходят различного рода провокации?
– В 2022-2023 годах были известные эпизоды, связанные с неадекватным поведением протестующих против нашей СВО. И краску бросали, и из рогаток стреляли по окнам, и из пневматического оружия. На улицах, бывало, наши сотрудники сталкивались с ситуациями, когда неадекватные люди, видя номера российского посольства, могли по машине ударить. Но в последние полтора-два года ситуация поуспокоилась и каких-то существенных угроз для безопасности сотрудников российских учреждений мы не наблюдаем, хотя правила соблюдения мер предосторожности продолжают действовать, и мы их строго придерживаемся.
– Предпринимают ли польские спецслужбы попытки "наладить контакты" с российскими дипломатами?
– Один такой эпизод в недавнем прошлом был, но успеха не имел. Новых попыток пока не отмечалось, но в том, что продолжают искать возможности, мы не сомневаемся.
– Вас, наверное, десятки раз приглашали в МИД Польши по поводу якобы нарушений воздушной границы российскими ракетами и БПЛА, шпионажа и диверсий, якобы организуемых российскими спецслужбами, и так далее. Вам хоть раз предъявляли какие-то доказательства?
– Никогда и ни разу. Собственно, это манера, которую западники взяли еще до начала специальной военной операции. Так было с делом Скрипалей в Великобритании, с другими ситуациями. Известный принцип highly likely – "весьма вероятно", что русские организовали какую-нибудь подрывную акцию. И этого "весьма вероятно" считается достаточным для вывода, что именно русские виноваты. Когда мы просим предъявить нам какие-нибудь доказательства, от нас просто отмахиваются, мол, вы сами знаете, что вы виноваты, и мы знаем, что вы виноваты, поэтому это есть установленный факт.
Был известный случай, когда здесь упала украинская противоракета, убила двух польских граждан. Это было в 2022 году. Меня тогда в большой спешке вызвали в МИД, где-то около полуночи вручили ноту протеста. А уже той же ночью американцы сообщили, что это была украинская противоракета. Однако ноту протеста, которую мне вручили, отзывать не стали.
Так и в случаях с теми ракетами, которые якобы "залетали и улетали", нам тоже заявляли протесты без доказательств. На днях упал и взорвался дрон где-то в Люблинском воеводстве. Нам прислали очередную ноту протеста, утверждалось, что БПЛА прилетел из Белоруссии. Теперь заместитель министра иностранных дел Бартошевский заявляет, что он вроде бы прилетел с Украины. Вообще-то в таких серьезных вопросах, как у нас говорят, "тщательнее надо".
– Практически каждое обострение в Польше, направленное в сторону России, имеет украинский акцент. Как вы думаете, после прекращения боевых действий на Украине отношения улучшатся так же, как они ухудшились на фоне украинских событий?
– Я не хочу заниматься гаданием на кофейной гуще. У нас есть свои задачи, которые должны быть решены в ходе специальной военной операции. Это очень не нравится нашим западным "непартнерам", в том числе и польским, которые по-прежнему пытаются навязывать нам свои решения с позиции силы, а для этого продолжают накачивать Украину оружием, давать ей деньги, только бы киевский режим продолжал воевать с нами до последнего украинца.
В таких условиях говорить о перспективах наших отношений после завершения специальной военной операции пока рано. Поживем — увидим.
– Недавнее вето президента Навроцкого на закон о помощи Украине и украинцам — это просто нежелание тратить деньги, внутриполитическая борьба, или Варшаве уже реально надоел этот Киев со своими красно-черными флагами?
– Я бы не придавал этой ситуации какого-то чрезмерного значения. Ведь в ходе избирательной кампании и нынешний президент, и оппозиционная партия "Право и справедливость", которая его поддерживала, и кандидат от либеральной коалиции Тшасковский, и премьер-министр Туск соглашались в том, что нужно ограничивать и ужесточать условия предоставления помощи украинским беженцам. Этого не оказалось в законопроекте, который принял польский парламент, и президент на этом основании наложил на него вето. Но никаких принципиальных противоречий между польскими политическими силами в этом плане нет.
Закон, вероятно, спешно примут в уточненной редакции, а Польша и дальше будет истово поддерживать Украину в ее противостоянии с Россией.
Хотя в Польше действительно нарастает неприятие бандеровщины, которая процветает на Украине, в польских политических элитах доминирует ясная установка на то, что главная задача – это нанести поражение России.
– Сегодня, кстати, один депутат Сейма сказал, что на ближайшем заседании примут закон, который анонсировал Навроцкий – чтобы бандеровскую символику приравнять к фашистской. Они начинают о чем-то задумываться?
– Неприятие бандеровской идеологии и культа так называемых украинских "героев" – Бандеры, Шухевича и других, виновных в истреблении польского мирного населения на Западной Украине в 1943-1944 годах, в Польше существовало всегда. Сейчас с учетом настроений в польском обществе эта тема становится предметом все более острых споров и в польских эшелонах власти — вот дошло и до предложения законодательно запретить пропаганду бандеровщины. Парадокс, но сначала вне закона поставили вслед за нацистской коммунистическую идеологию, и только сейчас дошел, наконец, черед и до бандеровской, хотя, казалось бы, кому-кому, а уж полякам должно быть хорошо известно, что такое бандеровщина, и чем она обернулась в истории польского народа.
– Как полякам удается замалчивать свои потери на Украине?
– Я не знаю. Вы видите, что в польском информационном пространстве фактически существует негласный запрет на обсуждение этой темы, как будто ее и нет. Хотя нет никаких сомнений в том, что польские наемники на Украине есть, и их там немало.
