"Новая" Россия превращает "снежинок" в мужчин

Русский человек должен съездить в Донбасс. Сколько ни смотри документальных фильмов, сколько ни читай блогов военкоров, сколько ни говори с волонтерами, которые только что вернулись — ничто не дает понимания более точного, чем собственные глаза и уши.

До поездки можно себя обманывать, что многие и делают: русская версия происходящего в Донбассе, целей и задач СВО — это такая пропаганда, ракурс, в котором видно только то, что в интересах России и в ее пользу, а на самом деле все не так. Донбасс проверяет все теории практикой.

Там становится ясно, почему в Донбасс не едут те, кто обвиняют во всех грехах страну, народ, армию, президента России. Самообман с помощью картинок западных или украинских СМИ после поездки будет невозможен. Хотя, уж поверьте, суровой правды войны там немало и картина выстроится отнюдь не идиллическая. Но вы увидите реальность такой, как она есть. Ситуация в ее правде и боли прикрыта от большинства благополучной реальностью Москвы, спокойствием большей части наших городов и поселений (и это правильно: противостояние с Западом обещает быть долгим — поводов нервничать еще хватит). Пока армия там сражается, мы можем здесь рассуждать о причинах СВО, вариантах развития событий в прошлом, о том, что стоило сделать, а что не сделано, о том, в чем виноваты политики и где они ошибались. Мы можем ходить туда-сюда через линию времени — 1991 год, 2014-й, 1945-й, 1955-й (выпуск бандеровцев из тюрем), но в Донбассе рассуждать об этом поздно и бессмысленно: русская беда там прямо сейчас.

И началась она не в 2022-м и не в 2014-м. Гораздо раньше. Новая беда давно зрела в СССР, и когда случился распад страны, столкновение с проектом неонацистской, ультранационалистической Украины было предопределено. Когда едешь по Донбассу, видишь, во что превратился некогда богатый край. А ведь шахтеры были рабочей элитой в СССР, состоятельными людьми — могли себе позволить новенькие "Волги" и роскошный отдых на море. Донбасс разбит не войной, а нищетой, разрухой, исчезновением советского проекта, индустриальным крушением. У русского человека, который глядит на это, сердце болит, если он живой. Так же разбиты крушением СССР и советской мечты многие и многие места в Большой России.

Донецк — красивый город. Но восхищаться не ко времени. Приехали не для туризма. Русский человек испытывает чувство вины на Аллее ангелов. Трудно сдержать гнев в отношении тех, кто отрицает само ее существование.

Памятник детям весь в игрушках, знакомых русским и советским детям нескольких поколений. Самый заметный — бросается в глаза — лопоухий Чебурашка, где-то ниже примостился Гена, зеленый крокодил, далее везде — мышки, котики, слоники, тигрята. Весь классический набор из нашего мехового детства. Мучителен контраст этих мягких игрушек с черной сталью, из которой сделана траурная арка, и с кладбищенским мрамором скромной плиты с именами погибших детей.

В Донецке постоянно бахает, вдалеке слышны звуки боев — это просто городской фон жизни, такой же как звук проезжающих машин. В любой момент может прилететь, в городе об этом знают все.

Разница между "старой" Россией и "новой" ощущается четко. Здесь — зона проведения специальной военной операции. Люди собранны, внимательны, включены в окружающий мир. Надо слушать и слышать, смотреть и видеть: звуки прилетов на дальнем плане, "птички" вблизи, не дай Бог, лихого человека. Здесь ощущаешь тот самый контраст между мирной жизнью, которой наслаждается Москва (и потому многие в столице уверены: ничего не происходит, можно и дальше кутить и веселиться), и военной обстановкой, когда не всякого прохожего можно подвозить, где надо знать, как накладывать жгуты (40 секунд времени — от кровопотери умирают за этот срок), что есть в тактической аптечке. Тут думаешь: нужно отучиться на курсах первой помощи и подтянуть физподготовку. Вспомним: именно так жили когда-то наши деды и прадеды, готовые к труду и обороне. Никаких "снежинок" с тревожными расстройствами, спускающих всю зарплату на персональных психоаналитиков. В Донбассе сплошь и рядом суровые мужчины, которые выглядят не неженками из ночных клубов и высотных офисов, и очень устойчивые к жизни женщины — спокойные, доброжелательные, терпеливые. Хотя жизнь у них — не московский сахар.

Война учит главному. И многому страшному: где и как отключать геолокацию, как отличить просто разрушенный дом от разрушенного прилетом, где не стоит ездить и ходить, чтобы не нарваться на неразорвавшийся снаряд. Последний раз в жизни я слышала о снарядах, когда с дедом ходила по лесу в Калужской области и он рассказывал, как опознать среди пригорков и оврагов военные аппарели — съезды, по которым загоняли в ямы машины. Они и там сейчас есть. И теоретически там могут быть неразорвавшиеся снаряды. Но они покрыты толстенным слоем земли. В Донбассе ничего не заросло, все по живому.

В Мариуполе — хотя прошло уже почти два года — все помнит бои. Частный сектор разрушен почти весь, в центре зияющие раны окон аккуратно забиты щитами, на окраинах стоит как есть. Если подойти к домам поближе, то слышен запах пепелища. И одновременно слышен повсюду стук молотков и пил: Мариуполь строится и ремонтируется. Дома на площади, где стоит многострадальный оперный театр, — в лесах. Некоторые уже как с иголочки — сияют новой краской. В соседних — следы от пуль, словно куски мяса выбиты куски из стен, двери прострелены насквозь. Лавочка, пробитая автоматными очередями, приглашает сесть и отдохнуть, рядом урна, ею пользуются, и она вся в пулевых дырках. За натянутой тканью с портретами классиков идет стройка мариупольского театра — гудит машина, крутится шейкер с бетоном. Камни-глыбы от старого театра, будто античные раритеты, сложены и ждут своего часа. Рядом новенькая детская площадка, на ней играют ребята, которые вернулись в город, — еще недавно их не было, как говорят местные. Бесплатный вайфай. В кафе на площади, где плитка еще хранит следы прилетов, смузи вам обеспечен. Что? Да. Смузи. Типичная картинка для большого русского города: сидит модная молодежь, смотрит в телефоны, ест свою лапшу с креветками и запивает хорошим кофе.

На набережной у моря продают сладкую вату. Здесь оживает стихотворение поэта Дмитрия Мельникова "Напиши мне письмо". В реальности выглядит так, как написал автор, никогда не бывавший в Мариуполе. Бои, беда, кровь остались там, в городе, — на набережной безмятежно, бесконечное синее море подступает к сапогам. От прежней жизни сохранился пирс, потому что боев непосредственно в гавани не было, и люди гуляют по пирсу — и с колясками, и на велосипедах. Солдат будто видит эту предсказанную поэтом картину после освобождения: лодка плывет, солнце, богатый улов, живые все. Вата, правда, не белая, а розово-ванильная. Дети разбирают влет: сладкий кокон огромного размера — хватит на всю прогулку.

В паре километров отсюда высится громадная махина "Азовстали" — ржавая, пугающая. Здесь будто прошла битва двух цивилизаций. Почему "будто"? Так и есть. Не надо недооценивать противника. Он мощен, силен, зол. На "Азовстали" видно, какой силы была битва. Переломлены, будто палочки, железнодорожные фермы, разбиты танковыми ударами бетонные промышленные заборы, здания разворочены до костей, мосты сброшены в реку, остановлены десятки составов, стоит на вокзале проржавевшая электричка. Столкновение великое и страшное. Здесь понимаешь, что именно сейчас в Донбассе творится русская история и делают ее былинные богатыри.

На фоне "Азовстали" — бывшего советского гиганта, затем ставшего нацистской цитаделью, — белеет похожий на парус памятник. Это памятник работникам завода "Азовсталь", погибшим или пропавшим без вести в годы Великой Отечественной войны. Его донбассцы восстановили первым делом, отпраздновав так победу над анти-Россией.

Донбасс потрясает контрастами. Прекрасная дорога, солнце, вдоль дороги странно обкусанные деревья — опять следы войны? — потом видишь специальную машину-кусторезку. За подстриженными деревьями видна линия Суровикина — белые зубья дракона. За ней — фронт. Это близко.

В Донбассе оцениваешь иначе журналистов. Репортажи российских военкоров, работа операторов и режиссеров вызывает восхищение. Они едут в сторону смертельной опасности, чтобы добыть свидетельства времени. Вообще, люди, которые регулярно работают в зоне проведения СВО — выполняют боевые задания, строят, волонтерят, снимают, пишут, кормят, лечат, возят, заслуживают самого большого уважения — за личное мужество. Халтура на такой работе видна и опасна, лентяи и подлецы на ней не задерживаются. И становится понятно, почему многие постоянно ездят в Донбасс. Тут человек проходит проверку и закалку, из городского инфантила вырастает в личность.

Было бы банальным сказать: приезжайте — и что-то изменится в жизни. Волонтером, сменным водителем на дальнее расстояние, чтобы помочь в восстановлении домов в Мариуполе, — такие отряды добровольцев собирает, например, Русская православная церковь.

В столицах люди живут будто бы бессмертные, захваченные суетой. В Донбассе понятно, что человек смертен — и внезапно смертен. Значит, надо делать дело. Тема выбора и личной ответственности в Донбассе ключевая. Дончане не покорились неумолимому, казалось бы, ходу вещей. У них не было шансов на свою версию истории. Однако шансы даются тому, кто их сам создает. Вот урок Донбасса. Верить и действовать, даже если весь мир против тебя. Таков донбасский характер. Это и есть русский характер.