"В зоне риска каждый".
"Раньше спокойно жила в режиме многозадачности: работала, проходила курсы, тренинги, участвовала в корпоративах, — рассказывает Алина. — Уже через полгода не могла ничего. Из головы все вылетало, постепенно отвалились все клиенты, потеряла бизнес. Даже простые домашние дела давались с трудом. Утром не могла встать с кровати. Боялась уходить далеко от дома, думала, по дороге упаду".
"Знакомый попросил проконсультировать больную, которой никак не мог помочь, — вспоминает иммунолог. — Молодая женщина преподавала в консерватории, гастролировала по миру, была активной. На прием ко мне пришла совершенно разбитая".
"Оценивая распространенность недуга в России, мы пользуемся международными цифрами, — говорит Наталия Гаврилова, врач-невролог и ассистент кафедры факультетской терапии СПбГУ. — По данным австралийских коллег, синдром встречается у сорока на 100 тысяч человек. Думаю, у нас картина такая же".
"Конечно, все выступают дружным фронтом, говорят, как важно это изучать. Но у "врачей на земле" хватает работы. Не хотят возлагать на себя дополнительные обязанности, — считает доктор биологических наук Анча Баранова. — Им проще заниматься тем, для чего есть протокол и понятная схема лечения".
"Врач, глядя на мои анализы, сказал, что я просто обленилась и не хочу работать. Советовал больше ходить и тренироваться, убеждал родственников, что я здорова, просто начиталась ерунды в интернете".
"Я занимался фигурным катанием, футболом, ходил в музыкальную школу, а летом 2016-го простыл и слег. Первые месяцы думал, что переутомился из-за учебы. Мне рекомендовали соблюдать режим, правильно питаться и не бросать спорт".
"К тому же у разных пациентов совершенно разный набор симптомов. Поэтому вряд ли изобретут одну таблетку для всех случаев", — отмечает биохимик Анча Баранова.