Федор Конюхов: коронавирус – это не божья кара

Федор Конюхов – один из самых известных русских путешественников, 12 декабря ему исполнится 70 лет, но вряд ли он будет отмечать день рождения дома. Планы его путешествий расписаны на год вперед. Но кроме этого, Конюхов художник и священник. В начале 2022 года Федор должен был совершить переход из Чили в Австралию на катамаране на солнечных батареях, но старт был перенесен из-за пандемии. О том, можно ли считать коронавирус божьей карой, о пластике в океане, деньгах на путешествие и правнуке Федор Конюхов рассказал специальным корреспондентам РИА Новости Сергею Сафронову и Наталье Парамоновой. В процессе интервью Конюхов не слезал со стремянки и продолжал работать над очередной картиной.

– Федор, сейчас на ВДНХ проходит ваша персональная художественная выставка. Скажите, кто вы в первую очередь: художник или путешественник?

– Если вы меня попросите представиться, то я могу сказать, что я – Федор Конюхов, художник, а могу, что я – Федор Конюхов, путешественник. На самом деле я художник, это моя профессия, но чтобы написать некоторые картины мне пришлось семь раз обойти вокруг света. Между прочем, это мой единственный заработок – деньги я получаю только за картины, а на экспедиции я их трачу. У меня около трех тысяч картин. Мои работы есть даже у Билла Клинтона и многих других коллекционеров.

По художественной специальности я изначально график, член Союза художников с 1962 года. В молодости я состоял в секции "Художник сурового стиля". Там же был и космонавт Алексей Леонов.

– Количество картин выяснили, а сколько километров у вас пройдено за время путешествий?

– Я прошел около 300 тысяч километров за время своих путешествий, если перевести километры – это почти расстояние от Земли до Луны. Самое большое путешествие – 508 дней, потом 224 дня, потом 180 дней и так далее.

– Такие долгие путешествия, что никаких запасов продуктов не хватит. Чем вы питаетесь в пути?

– На первые дни беру свежие фрукты и овощи. Если делать запасы на более долгий срок, то они пропадут. Есть мнение, что по пути можно рыбу ловить и есть, но я этого не делаю. За путешествие в 154 дня я поймал две рыбки и 12 кальмарчиков. У меня специальный рацион. Его основу составляют сублимированные продукты, как у альпинистов. Заливаешь сублиматы водой, и получается блюдо. Воду я получаю из океана. У меня с собой опреснитель, и между прочим океанская вода самая чистая, вкусная и насыщена минералами.

– Недавно вы отправились на Северный полюс, причем с точностью определили, где он находится, и высадились. Почему так критично было отыскать именно точку полюса, и зачем вы поехали в это путешествие?

– На Северном полюсе я был всего две недели. Я даже не считаю это за путешествие. Остаться одному на Северном полюсе – это сложно. Пять стран контролируют (Канада, США, Россия, Норвегия, Дания) эту территорию совместно. Я поплыл на атомном ледоколе "50 лет Победы", который вез туристов. Меня высадили, а они пошли дальше, я остался. Кажется, что на Земле в любую точку можно добраться, но это иллюзия. Если что-то случилось бы со мной на полюсе, то никто меня оттуда не забрал. Ледокол идет своим курсом, и развернуть его невозможно. Самолет тоже туда не долетит, вертолет тоже, подводная лодка тоже не дойдет. Меня забросили с одной партией, а со второй партией меня забрали. Ледокол делает всего два рейса, он идет в нейтральных водах. То есть оставить человека где-то немыслимо. Вышло в плавание сто человек, а пришло 99 человек, как это? У пограничников будет вопрос, где остался человек. Мне было интересно это пройти. Что такое две недели? Совсем ничего. Я видел, как ледокол возвращается, и думал: куда ты прешься? На Северном полюсе так тихо-тихо, аж в ушах звенит. Я еще хотел побыть в тишине. Ради этой тишины стоило добиваться этого. Я видел и слышал эту тишину.

– В путешествиях по океану не бывает тишины?

– В океане не бывает так тихо. Там волны, ветер. Представляете, если я бы умер и никогда не слышал тишину. Но я услышал.

– Федор, вот сейчас мы про это напишем, и выстроится очередь за тишиной. Что вы об этом думаете?

– Это красиво. Если человек романтик и стремится к этому, то он не сделает подлости. На полюсе еще снег чистый. Такой чистоты снега больше нигде нет.

– Бывает ли вам страшно?

– Страшно бывает. Человек должен обладать чувствами. Если человек потерял чувство страха, любви, боли, то это уже не человек. Надо беречь чувства. Уметь принимать, терпеть боль, преодолевать страх. В океане от меня все зависит, от меня, от моей лодки. Мой учитель-капитан говорил: все от тебя зависит. Когда я только начинал, то жаловался ему, что лодку мне плохо построили, потому что денег не было. А он отвечал, что значит ты недостаточно хорош, поэтому денег не дали, а потом ты где-то сам не досмотрел при строительстве.

– Федор, вас ведь можно назвать и отец Федор, вы же священник. Скажите, что вы думаете о коронавирусе, можно ли считать коронавирус карой для человечества?

– Коронавирус – это уже навсегда. Я давно вакцинировался, и я переболел. Я приходил в больницу, сдавать ПЦР. Там все налажено. Я думаю, что это уже на всю жизнь, такая система построена, ее не сломать.

Нельзя воспринимать божью кару в прямом смысле. Господь Бог – это только любовь. Он не может наказывать человека, потому что человек создан по образу и подобию Бога. Человек идет к разгадке божественной. Сейчас мы хотим клонировать человека. В библии говорится, что Бог вылепил человека из глины, вдохнул жизнь, сейчас вместо глины пробирка. Процессы сравнимые.

Человек не может остановиться, он идет к разгадке. Человек создан свободным, с правом выбора. Можешь быть на стороне Бога или на стороне Сатаны. Если мы отвернулись от Бога, то пустоты быть не может, значит место Бога занял Сатана или темные силы. Как хотите, назовите. Если ты обращаешься к Богу, то он отвечает тебе, а если не обращаешься, то не замечает. Это только бабушки в храме и мы – священники – ругаемся и кричим, а Бог нет.

– Вы очень давно путешествуете, замечаете ли вы, что в мире становится больше мусора?

– Я с 1992 года состою в организации "Очистим планету от полиэтилена", и, конечно, мне хочется, чтобы мир был чистым. Но, когда люди отправляются на край земли, то это такие люди, которые не могут мусорить. Столько сил вложено в то, чтобы увидеть этот уголок, куда уж тут мусорить. Возьмем Эверест, туда не ходят плохие люди. До шести-семи тысяч метров там стоят специальные палатки, чтобы в туалет можно было сходить, а выше уже ничего нет. Там уже и не хочется. В палатке стоит бочка, потом бочка закрывается и носильщики выносят эту бочку. За то, что ты ходишь в туалет, платишь. За мусор также платишь. Фантики, еду и прочее ссыпаем в контейнер, и носильщики вывозят. Поэтому так дорого и стоит экспедиция. Сейчас стоит около 75 тысяч евро с человека за восхождение. Туда входит туалет, повесить и снять веревки после восхождения, экипировка стоит около семи тысяч евро. Еще в 1992 году мы сами вешали веревки, а сейчас ты сам уже не можешь повесить веревки. Повар также китайский, ты не можешь привезти своего или сказать, что ты можешь сам приготовить. Еще офицер связи или наблюдатель, который следит за порядком.

– Каждая экспедиция у вас – это еще и научная часть. Что вас просят делать, есть ли что-то необычное?

– У меня все необычное. Такое, что никто другой не сделает. На Северный полюс мне дали специальный прибор, который может помочь выяснить происхождение волн-убийц. Волны-убийцы в океане ломают корабли, но самый большой урон они наносят побережью. Никто не может сказать, а были ли такие волны во времена Магеллана. Непонятно, откуда берутся эти волны: от ветра, от воздействия Луны, от приливов и отливов, от цунами. В самом океане волну-убийцу можно не заметить. Я попал в 2000-м году в такую волну. Океан поднялся, и я только на приборе почувствовал, что давление изменилось. Волна рядом с берегом становится опасной. Я шел где-то в 1200 милях от Тасмании. Я иду, рядом волны в 1,5 метра. Я оглянулся и увидел, как сзади поднялась волна на девять метров. Она идет, как стена. Ударила меня, положила яхту и пошла дальше. Сейчас ученые считают, путем моделирования выясняют, что происходит. Ученые сделали прибор, чтобы определять эти волны-убийцы. Мне дали такой прибор, просили беречь, как зеницу ока.

– А какое предположение должен был проверить прибор?

– Считается, что наша Земля – как юла. Она раскручена. Допустим, мы к этой юле прилепим кусочек пластилина. Тогда юла будет крутиться, но и шататься при этом. Ученые предположили, что мы столько всего выкачали из земли, а закачиваем вместо нефти обратно что-то другое, например, воду. Но это разные вещества. Нефть в природе находится на километр ниже воды. Человек силой закачивает воду на глубину залегания нефти. А сколько угля добыто? Он же не улетел в космос. Мы его вывозим и сжигаем. Остаются карьеры. После добычи камня остаются пустоты. Если взять Москву, то раньше были деревянные дома и деревья, а теперь небоскребы, дороги, машины. Какая нагрузка на земную кору? Мы меняем баланс Земли. Земля наша устала. Ученые считают, что если Землю не трогать, то она восстановила бы баланс. Но мы так интенсивно осваиваем планету, что Земля "не успевает". Мне говорят, какая тебе разница – она еще проживет тысячу лет, как подшипник в машине. А мне важно! Поэтому на Северном полюсе в полной тишине мы поставили прибор и начали измерять, как вращается планета. В итоге они возьмут у меня показатели прибора, полгода будут изучать, потом какую-то статью напишут.

– Вас может вернее лаборантом назвать? Какие еще вы опыты проводите?

– Еще я полечу в стратосферу на 25 километров, там тоже проведу опыты. Представьте, что мы сейчас сидим, а Земля опоясана молниями, которых мы не видим. Мы видим молнии только между облаками во время грозы. Молнии "лечат" планету от озоновых дыр, зашивают их. Ученые-теоретики считают, можно зашить озоновую дыру над Австралией, если запустить 19 спутников, которые будут вырабатывать молнии. Мы настолько далеко зашли, что, если Бог или природа предусмотрели какое-то количество молний для планеты, то человеку уже их не хватает. Мне строят воздушный шар, и когда я поднимусь в стратосферу, то побью рекорд, но что же я там буду делать? У меня есть маленький прибор, который будет имитировать молнии. Я его включу в стратосфере три раза и покажу, что будет происходить. Чтобы стало понятно, можно ли самим лечить планету. Потом уже спутники можно запускать.

– Молнии же всем нужны, а озоновая дыра – над Австралией, вы думаете, что Россия должна 19 спутников запустить?

– Почему Россия должна эти спутники запускать? А почему не США или Австралия? Это же нужно всем, поэтому надо объединиться, а мы в ближайшее время не сможем. Я считаю, что объединиться придется. Может через 100-150 лет, но придется.

– Федор, а где вы находите таких ученых?

– Ученые на меня выходят сами и предлагают провести опыты. Еще был один эксперимент. Я хотел подняться на воздушном шаре на 110 километров, потом шар остановится, Земля три раза покрутится подо мной, и я начну приземляться. К чему это? Мы сейчас летаем на самолетах из точки А в точку Б. Мы летаем со скоростью 800-1000 километров в час. Хотели на сверхзвуковых самолетах летать, но оказалось слишком опасно. Может быть, вернее подняться и подождать, пока нужная точка Земли сама к тебе прилетит, то есть планета под тобой провернется? Это другое мышление. В принципе, все есть разработки для этого. Одна только проблема при приземлении. Воздушные течения могут срезать шар при приземлении – это опасно. Подняться – никаких проблем, но и со спуском можно разобраться. Подняться на 110 километров займет 20 минут.

– Вы еще говорили, что будете изучать микропластик во время перехода из Чили в Австралию.

– Да, я буду заниматься микропластиком – это глобальная проблема. Поля пластика есть на Байкале, на Тургояке. В 2001 году еще можно было воду пить из Байкала, а теперь уже нет. Построили много санаториев, дач, катеров много ходит, поэтому уже пить не хочется. Я был на Байкале при советской власти, и было чисто, а сейчас на Байкале валяются бутылки и сети. Но про пластик уже все знают, встал вопрос о микропластике. В каждой бутылке есть частички микропластика. Он образуется, когда выдувают бутылку пластика и промывают ее. Микропластик вымывается из организма, но не весь. Сейчас микропластик везде. Человечество давно выпускает пластик, и он не разлагается в воде, на солнце или в почве. Мне надо будет этот микропластик изучить. У меня будет типа лейки, а также колбы и фильтры. Я буду брать пробы воды, подписывать пробы, потом привезу ученым для анализа. Потом я пойду через Индийский океан, по северу, в Черное море, Каспийское море и там тоже проведу такие измерения.

– Сейчас идет активное развитие туризма на заповедных территориях, вас не пугает, что люди будут везде, и не останется мест для дикой природы?

– В 1947 году Сталин подписал указ о создании Заокского биосферного заповедника. Это нужно, чтобы растения чистили воздух. Там нельзя было ничего делать. Нельзя деревья рубить, нельзя вывозить, чтобы все гнило там и чистило воздух. И это работает. Сейчас же разрешили в биосферном заповеднике что-то делать – охоту какую-то, туризм, что-то вырубать. В итоге это уже не биосферный заповедник, он уже хуже воздух чистит. Понятно, что хочется, чтобы заповедник как-то себя окупал, но воздух чистый тоже нужен. Одна сосна может за сутки погасить дым только одной сигареты. Когда я вижу, как много людей курит, я думаю, сколько же сосен понадобится, чтобы компенсировать эти выкуренные сигареты?

– Федор, у вас в октябре родился правнук. Как ощущения?

– Мальчик. По нашей православной вере, если ты дожил до внука, то тебе грехи все списываются. Старший сын у меня женился в 18 лет. Был 1994 год, и я вернулся из путешествия. Возвращаюсь, а мне с пристани кричат: "дедушка, дедушка". Я подумал: что я так долго в море был, что так постарел? Мне 43 года тогда было. Оказалось, что у меня за это время внук родился Филипп. Какие ощущения? Я – прадед!