Корреспондент РИА Новости отправилась в Дагестан, чтобы узнать, как живет поселок.

— Назовите ваш номер.

— Сто девяносто семь.

Полицейский одобрительно кивает и указывает рукой в сторону самого длинного в России автодорожного тоннеля, ведущего в Гимры. Усиленный блокпост тут с конца нулевых. 

Раньше на въезде у каждого жителя проверяли документы. Затем всем присвоили порядковый номер, чтобы быстрее сверить паспортные данные. «Могут осмотреть салон, багажник, попросить открыть капот», — перечисляет глава поселковой администрации Магомед Магомедов. 

Людей в Гимры все больше: сейчас более пяти тысяч человек. После тоннеля — крутой серпантин, на склонах — одноэтажные дома с плоскими крышами, на деревьях золотом сверкают плоды хурмы. Ярко светит солнце. Днем скалы накаляются, а ночью отдают тепло — и зимой не замерзнешь.

Рабочий день еще не начался, а у порога администрации уже стоит женщина, нервно теребит хиджаб. Рядом сын, подросток. Увидев начальника, она бросается к нему и спешно что-то объясняет на аварском.

«Говорит, что сын оставил какой-то комментарий в соцсетях. Теперь полицейские проверяют. Видимо, есть повод. Мать попросила характеристику от администрации. Мальчик вроде хороший», — вздыхает Магомедов.

Столь пристальное внимание силовиков к местным жителям понятно. В конце 1990-х тут было очень неспокойно. Особенно ситуация накалилась после ботлихских событий — вторжения боевиков Шамиля Басаева и Хаттаба в Дагестан. Террористы обосновались в Унцукульском районе, чтобы контролировать огромные денежные потоки, хлынувшие сюда с открытием тоннеля и запуском Ирганайской ГЭС.

В Гимры родились известные имамы — Шамиль и Гази-Мухаммад. Население очень религиозное. Однако боевики распространяли среди молодежи псевдоисламские идеи: тем, кто вступит в их ряды, обещали «рай на земле». Деньги, оружие и экипировку присылали из-за границы.

В 2007-м о себе заявила группировка «Имарат Кавказ»* Доку Умарова. Ее ячейки были повсюду. «Практически захватили власть — вопросы решали не чиновники, а они. Начали убивать. Устроили даже взрыв в ГЭС», — рассказывает секретарь Антитеррористической комиссии (АТК) и замглавы Унцукульского района Магомед Гамзатов.

Экстремисты поставили на поток так называемый флешечный бизнес — подкидывали аудио и видео с угрозами чиновникам, бизнесменам и требованием внушительных сумм. За неповиновение — смерть.

Отец Магомеда поплатился жизнью за попытку противостоять бандитам: в 2010-м его убили в собственном доме. «Он был мировым судьей, планировал баллотироваться на пост главы района. Террористам это не понравилось, главными они считали себя. Кого убить, решали их идеологи — Магомед Сулейманов и Ибрагим Гаджидадаев, по «шариатскому» суду. Но с теми, кто работал на государство, расправлялись даже без их отмашки», — говорит Гамзатов.

Молодые люди, вступающие в ряды «Имарат Кавказ»*, не вникали в религиозные тонкости. «Кого-то заманивали деньгами, другим предлагали, к примеру, машину. Мне было достаточно просто находиться в их команде. То есть быть в авторитете», — объясняет Ибрагим. Он примкнул к группировке в 2012-м, после срочной службы в армии. Через пять лет сдался властям.

Некоторые родственники считают его предателем. Мы встретились с ним в одном из селений Унцукульского района. Попросил не называть настоящего имени и места, откуда родом.

«Отправился на Ближний Восток на «тренировочную базу» боевиков. Там были представители разных группировок. От «Имарат Кавказ»* 30 человек из разных уголков Дагестана. Некоторые практиковались в Алеппо, где шли ожесточенные бои, — мы были всего в нескольких часах езды», — вспоминает он.

Через полгода вернулся в Дагестан. В 2012-м его официально приняли в «Имарат Кавказ»*. Лидеры не поручали ему серьезных заданий — не доверяли. По их «шариату» служба в армии — предательство.

Ибрагим копал блиндажи, закупал продукты, перевозил оружие для прятавшихся в лесах. «Одного «лесного» содержали несколько таких, как я. Пока они скрывались, мы жили обычной жизнью среди всех. Система налажена: кто-то готовит взрывчатку, кто-то вербует, кто-то воюет».

ФСБ и МВД регулярно проводили спецоперации по ликвидации бандформирований. Пик противостояния пришелся на 2013-2015 годы. Жителей Гимры дважды эвакуировали. Многие пережидали режим контртеррористической операции (КТО) у родственников в соседних районах. МЧС предоставляло временное жилье.

«Мы спрятались в лесу, — говорит Ибрагим. — Думали, через год-два все вернется в прежнее русло. Тогда меня повысили — дали оружие. Список моих целей уже составили».

Силовики в Гимры действовали настойчиво: находили и взрывали блиндажи с самодельными взрывными устройствами (СВУ), которые были спрятаны под жилыми и брошенными домами, а также в оврагах вблизи проезжей части и лесополосы.

Магомед Махулаев, сотрудник пожарно-спасательной части МЧС, не пропустил ни одной спецоперации. «Наша задача — тушить пожар по команде. Если боевиков застали дома, а те отказывались сложить оружие и открывали огонь по силовикам — стреляли в упор на поражение. Шансов выжить никаких», — отмечает он.

Весной 2013-го один из сыновей Махулаева, Ахмед, уехал в Турцию. Уверял, что поступил на религиоведа: учился арабскому и основам ислама. Как только об этом зашла речь, Магомед принялся сворачивать самокрутку. «Обещал вернуться через полгода. Но с тех пор я видел его только по видео», — тяжело вздыхает он.

Последние годы у него тяжелые: жена умерла от болезни, дочь — при родах. И вот еще удар — гибель Ахмеда. По данным АТК, учеба не задалась — примкнул к «Джебхат ан-Нусра»*. Погиб в стычке с боевиками ИГ*. «Остались жена и дети», — Махулаев показывает фото внуков. На глаза навернулись слезы: «Говорил, работал на мебельной фабрике. Откуда я мог знать, чем он занимается на самом деле?»

Силовики обнаружили в Гимры 16 бункеров. Схроны с оружием и СВУ уничтожали накладными зарядами. В процессе разминирования пострадали частные дома. Ущерб оценивала и фиксировала спецкомиссия. В качестве компенсаций местным уже выплатили почти 60 миллионов рублей, осталось примерно столько же.

«Я живу с дочкой, у нее ДЦП. За себя получила, за дочку — нет», — рассказывает Халимат Магомедова. Пенсионерка прикована к постели из-за болезни. Осенью 2014-го ее двухэтажный дом, сад с виноградом, абрикосами и персиками сровняли с землей. Там был блиндаж, в котором прятался боевик Дарбишгаджи Газимагомедов и шестеро членов его банды. В ходе спецоперации они оказали сопротивление и тяжело ранили двоих силовиков. Пришлось применить тяжелую военную технику. Халимат уверяет, что ничего не знала о бункере.

Силовики нагрянули не просто так: Магомед Сулейманов — ее племянник. На террориста вышли в августе 2015-го — он уже возглавлял «Имарат Кавказ»* и с подельниками прятался в лесах. Банду накрыли ударом с воздуха — главаря ликвидировали.

Через несколько дней вычислили и ячейку, в которой состоял Ибрагим. «Честно, мне очень стыдно. Верил всему, что мне внушали. Якобы вот-вот Россия падет, и тогда мы возьмем власть», — признается он.

К счастью, убить никого не успел. По статье 208 добровольно покинувшие НВФ и сдавшие оружие освобождаются от уголовной ответственности. Ибрагима включили в программу адаптации к мирной жизни. Работает на стройке, пытается восстановить отношения с женой и детьми.

«Всего в Унцукульском районе 68 человек, осужденных и отбывших наказание за пособничество. Только в этом году с трудоустройством помогли тринадцати гимринцам, — уточняет Магомед Гамзатов. — Более 200 — под особым контролем: их близкие родственники — ликвидированные и сбежавшие за границу боевики. Проводим профилактические встречи, подключаем духовенство».

На данный момент 65 уроженцев Унцукульского района, из которых 45 жили в Гимры, — в международном розыске по линии Интерпола. Беглецы прячутся в Турции, Сирии, на Украине. Их жены регулярно приезжают в поселок навестить родственников, за медпомощью и выплатами на детей. АТК с ними плотно работает, но пока ни одна не отказалась от радикальных идей.

На днях к родителям Магомеда Сулейманова — Али и Асият — приехала из Турции одна из его трех жен, с детьми. Пенсионеры тоже время от времени выбираются за границу к внукам и второму сыну Имангазали. «У него небольшой бизнес — продает оливковое масло», — утверждают они. Но он в розыске уже больше десяти лет. По данным АТК, Имангазали — один из самых мощных вербовщиков, действует через соцсети и мессенджеры.

Али и Асият живут скромно. Занимаются садоводством, пекут хлеб. Во время спецопераций их дом не пострадал. В антитеррористической комиссии указывают: Магомед ни за что бы не стал подвергать опасности родителей. Его дом был по соседству. Теперь тут пустырь. Али и Асият уверены, что сыновья не сделали ничего плохого: «Магомед просто учил «правильной жизни».

«Идеологи даже не скрывают имен, работают в открытую. Ролики в соцсетях набирают сотни тысяч просмотров, — отмечает Магомед Гамзатов. — Мы обращаемся в Роскомнадзор — экстремистские каналы блокируют. Но открываются другие. Нужны инструменты для более оперативной реакции. Пока мы тратим время на бюрократию, радикалы расширяют влияние».

Последняя крупная спецоперация в Гимры была в 2015-м. С тех пор тихо — появилась возможность заняться другими проблемами. А их немало.

«После развала колхоза жители разделили землю между собой. Часть отдали под гидроэлектростанцию и тоннель. В итоге на одно хозяйство — несколько соток. Это крайне мало. Ведь садоводство и животноводство — основной источник дохода для большинства», — подчеркивает гимринец Юсуп Баширович.

Благоустроить поселок непросто — не хватает свободного места. «Пустых квадратных метров попросту нет, — сетует Магомед Магомедов. — У ГЭС есть 131 гектар с бесхозными помещениями. Будем требовать, чтобы участок нам вернули, раз не используют. Еще вариант — выкупать у частников. Но так расходовать бюджетные деньги мы не имеем права».

Чтобы освоить горные склоны по максимуму, делают каменные подпорные стенки, похожие на лестничные площадки. «Мы будто сидим на головах друг у друга. Сложно, но приспособились. Выращивать что-то на таких террасах тяжело: климат жаркий, почва быстро сохнет», — объясняет местный житель Газимагомед Камиллович.

Тем не менее сад есть у каждого. В уникальном микроклимате фрукты созревают на 10-15 дней раньше, чем в других южных регионах. Яблоки, персики, абрикосы и виноград продают в соседнем Буйнакске.

«Нынче хороший урожай. У меня больше тонны хурмы. Хранить можно в подвале, гараже и прямо на улице, застелив сверху брезентом. Созревает хурма месяц», — рассказывает Газимагомед.

Хотя рядом крупная ГЭС, в поселке частые перебои с электричеством: сети обветшали. С водой тоже трудности: на всех не хватает, из-за чего случаются конфликты. Недавно утвердили проект нового почти пятикилометрового водопровода из деривационного тоннеля ГЭС прямо к центру поселка.

Обстановка в Гимры стабильная — запрета на въезд туристам нет, но надо связаться с кем-то из местных. Те предупредят о госте дежурных на КПП. «В этом году к нам забрела группа велосипедистов. Спортсмены. У нас первый раз, никого не знают. Впустили, только паспорта проверили», — приводит пример Юсуп Баширович.

Даже турбазу оборудовали: отсюда открываются живописные виды на реку Аварское Койсу.

И все же Гимры отличаются от остального Дагестана. Здесь не встретишь женщину с непокрытой головой. Некоторые носят никабы. Жители других районов признаются: будто попали в чужую страну. Но и общего много: гимринцы так же гостеприимны, никого не оставят без крова.

*Террористическая организация, запрещенная в России.