С Ибрагимом мы встречаемся у станции метро «Парк Культуры». Не заметить его сложно — в хорошую погоду он всегда в шортах. Говорит, что первые несколько лет оголить протез было нелегко — замечал каждый взгляд. Потом привык. «Я часто слышу детский шепот за спиной: «Мама, посмотри, у дяди железная нога». Самые маленькие норовят подойти, потрогать. Родители готовы под землю провалиться: ругают их, оттаскивают. Но меня любопытство не ранит. Я спокойно позволяю детям прикоснуться к протезу. Ведь если я хожу в шортах, значит, не стесняюсь».

Бывает, интерес проявляют и взрослые. Самые частые вопросы: подсоединена ли нога к мозгу и сколько «такая штука» стоит.

— И сколько?

— Три с половиной миллиона рублей. Но есть и дешевле: цены на электронные начинаются от миллиона. А про связь с мозгом не спросите? Работает протез при помощи гидравлических насосов, датчиков и микропроцессора, который всем этим управляет. Держится на ноге за счет вакуума. По сути, это большая присоска.

Жизнь Ибрагима круто менялась трижды. Первый раз — когда он начал заниматься кавказскими танцами. В образцово-показательный ансамбль Ставрополя привел друг. До этого Ибрагим больше интересовался футболом. Этот вид спорта обожает его отец.

В местном ДК Ибрагим пропадал семь дней в неделю. Приходил к четырем — и до самого вечера. Помогал проводить репетиции, самостоятельно оттачивал элементы танцев: «Это было как болезнь».

За три года — это очень быстро — Ибрагим выучил практически все сложные акробатические элементы. Он исполнял сольные партии, планировал поступать в колледж искусств на хореографа. «Жизни вне сцены для себя не представлял».

Двадцать шестого мая 2010-го у Дворца культуры и спорта Ставрополя собрался почти весь танцевальный коллектив. Приезжал чеченский ансамбль «Вайнах», а у молодых людей была традиция посещать гастрольные туры групп из соседних республик. Тем более что афиши «Вайнаха» расклеили по всему городу.

Ибрагим с друзьями взяли билеты. До концерта оставалось полчаса, расположились на лавочке перед ДК — в душный зал идти не хотелось. Взрыв прогремел в 18:45. Потом следствие выяснит: самодельное устройство мощностью около 400 граммов в тротиловом эквиваленте с металлическими поражающими элементами замаскировали под пакет сока и установили за кафельной перегородкой кафе — чтобы жертв было больше.

Взрыв Ибрагим не помнит. Сознание вернулось, когда он лежал на асфальте. Из руки сочилась кровь, ноги не слушались, в ушах звенело. «Боли я не чувствовал. Думаю, это защитная реакция организма. Если бы ощущения в тот момент вернулись, точно бы умер. Ведь во мне было больше сорока осколков, ноги переломаны в семи местах».

«Когда звон прекратился, я услышал, что вокруг кричат: «Уходите, может быть второй взрыв». Такова общемировая «практика»: за первой детонацией, когда зеваки и неравнодушные подходили ближе к эпицентру, следовала вторая. По этим крикам я понял, что возле ДК произошел теракт, а я ранен. Но даже позвать на помощь не мог — голос пропал».

Спасли его случайный прохожий Руслан Сулейманов (после теракта они стали друзьями) и отец одной из девушек из ансамбля. Они отнесли танцора ближе к дороге. Ибрагим объясняет: большинство жертв получили легкие ранения и могли сами добежать до трассы. Их тут же увозили скорые. До тяжелораненых, лежащих у крыльца ДК, врачи просто не доходили. «Уверен: если бы меня не оттащили, умер бы от потери крови».

В скорую его взяли минут через сорок. Ибрагим показывает архивные фото — забинтованным, будто мумия, его на каталке везут к реанимобилю.

Через несколько дней Ибрагима бортом МЧС переправили в Москву, в Институт хирургии имени А. В. Вишневского. Он был в сознании, но потом его ввели в медикаментозную кому, так как многочисленные перевязки нужно делать под наркозом.

Всего Ибрагим пробыл в бессознательном состоянии 21 день, в реанимации — три месяца. Потом долго не мог самостоятельно не то что встать — сесть. «Помню, как в первые дни хирург поднимал меня и говорил: «Какой молодец, просидел 20 секунд». Дышать после аппарата ИВЛ тоже учился заново. Сначала его отключали на секунды, чтобы делал несколько вдохов. Затем счет пошел на минуты».

О потере ноги он узнал почти сразу, как пришел в себя. Говорит, в первые дни после теракта врачи предупреждали о возможной ампутации. Но пока был в коме, все забыл: «Получается, заснул с двумя ногами, а очнулся с одной».

Ибрагиму до сих пор сложно вспоминать, как увидел культю. «Мне — 16, планы на карьеру хореографа. И все обрушилось в один миг. Тогда ведь на улицах инвалидов почти не было. И в соцсетях об этом не говорили. Мне казалось, без ноги я обречен годами не выходить из дома — лежать овощем. Либо просить милостыню в переходе».

Сейчас Ибрагиму часто в соцсетях пишут молодые люди, которым предстоит ампутация. Самые популярные вопросы: смогут ли они после водить машину и что будет с личной жизнью?

— И что ты отвечаешь?

— Машину я начал водить уже после потери ноги, поэтому спокойно нажимаю педали левой. Но люди переучиваются — не проблема. Что касается личной жизни, то, как мне кажется, если у вас до этого были трудности, они сохранятся. Если нет, то и после ампутации все будет хорошо. Я не замечал, чтобы кто-то из девушек пугался, узнав, что у меня протез. Как мне кажется, если ведешь себя уверенно, это, наоборот, вызывает восхищение.

Правую ногу ампутировали чуть выше колена. «Со мной все время были родные — они заменили психологов. Помню, как только пришел в себя, отец сказал: «Не нервничай, мы сделаем тебе хороший протез». Сперва даже не мог понять, о чем он: я накрыт простыней, чувствую фантомную ногу. Потом мама все объяснила. Я откинул покрывало — а там справа пустота. Проплакал весь день».

— Не было мыслей, почему именно ты?

— Конечно были. Такой вопрос возникает у любого нормального человека. Но я старался об этом не думать. Ответа ведь все равно не найдешь.

Через год Ибрагима выписали из больницы и выдали протез — простой, механический. Первые шаги дались с трудом. «Непонятно, как это работает, куда можно наступать, куда — нет. Плюс так как ты долго не ходил, элементарно боишься упасть. Я всегда держался рядом с поручнями, стенами. Бывало, падал. Пройти мог максимум километр — потом садился и отдыхал».

Едва покинув стационар, поступил в Ставропольский государственный аграрный университет. Первый год отучился, как он выражается, «на энтузиазме». «На первом протезе самое сложное было — ступеньки. Зимой и вовсе ад, особенно если снег. Дорога превращалась в полосу препятствий. Иногда путь от одного университетского корпуса до другого занимал полчаса, хотя для человека со здоровыми ногами это пять минут».

Еще через год Ибрагим получил первый электронный протез. Причем выдали его по программе реабилитации. «Думал, это связано с тем, что я пострадал в теракте. Но, как оказалось, такой могут поставить всем. Однако добиваться этого нужно на этапе медико-социальной экспертизы».

Современный протез, по сути, — та же нога. Шансы упасть — как у здорового человека. Можно изменять темп ходьбы, кататься на велосипеде, роликах, играть в настольный теннис. Режимы меняются с помощью смартфона. Пройти десяток километров — не вопрос.

«В прошлом году путешествовал с братом и друзьями по Европе. В день проходили по 16-18 километров. Понятно, что к вечеру я уставал — как любой человек. Но если сравнить километр раньше и шестнадцать сейчас — это чудо».

Ибрагим без протеза, лишь когда спит. Объясняет: многие, особенно поначалу, относятся к искусственной конечности как к обуви. Переступают порог квартиры — и снимают. Дальше — на костылях. «Но я сразу решил: только перед сном. Ставлю протез у кровати. Проснулся — надел. Даже когда ночью нужно по естественной нужде.

Единственное — с ним нельзя в душ. Есть специальные купальные протезы, которые можно мочить. Но я научился обходиться без них».

— В аэропорту как проходишь контроль?

— Если в шортах, проблем нет. В брюках — предупреждаю. Обычно он звенит, сотрудники нервничают. Но еще ни разу меня не попросили снять протез. 

Более того, я бы этого не сделал. Только если в специальной комнате для досмотра. Взвешиваюсь тоже с протезом. Я к нему не отношусь как к какой-то железяке. Это моя нога! Почему я должен ее снимать?

На втором курсе Ибрагим пошел на работу: был менеджером по продажам, финансовым аналитиком. Однако быстро понял, что офис не для него. Вспоминает, что тогда впал в отчаяние. «Просто не знал, что делать дальше. Но на очередном протезировании услышал разговор — о конференциях, новых технологиях. И меня осенило: это ведь специальность для меня. Спросил, где можно выучиться. Мне объяснили, что есть два колледжа: в Подмосковье и Санкт-Петербурге. В тот же год поступил».

Ибрагим признается: это как когда-то с танцами — любовь с первого взгляда. «Более того, задался целью устроиться именно в известную немецкую фирму. И вот я здесь».

На курсе он был единственным студентом без конечности.

Хотя, по словам молодого человека, его особенность часто помогает. «Я в шортах на работе всегда. Считаю, при общении с заказчиком моя инвалидность — преимущество. Тебе сразу доверяют: человек знает, что я понимаю его не только как специалист, но и как коллега по несчастью».

— Скучаешь по чему-то из «прошлой жизни»?

— Только по танцам. Иногда пытаюсь исполнить какие-то элементы дома. Но ясно, что для хореографических партий нужно, чтобы двигались пальцы, стопа, колено. Пока этого не позволяет даже самый современный протез.

Многие из его ансамбля сделали карьеру на сцене. Но Ибрагим ни о чем не жалеет. «Меня однажды спросили, хотел бы я вернуть время назад, чтобы избежать теракта. Ответил: «Нет». Я доволен тем, как все сложилось: любимая работа, цель в жизни. Да, протез. Но это отличает меня от других. Что было бы, если бы я остался в Ставрополе, не знаю».