Алексей Рыбников: выход за рамки жанров – то, чем я занимаюсь всю жизнь

17 июля отмечает свое 75-летие композитор Алексей Рыбников, подаривший миру рок-оперы "Звезда и смерть Хоакина Мурьеты" и "Юнона и Авось", автор узнаваемой музыки к фильмам "Приключения Буратино", "Тот самый Мюнхгаузен", "Остров сокровищ" и многим другим. В интервью РИА Новости он рассказал, почему не любит юбилеи, любит работать в изоляции, а также поделился видением новаторского жанра под рабочим названием "аудиовизуальное пространство". Беседовала Нелли Бондаренко.

— Алексей Львович, ваш юбилей выпал на странное время, когда еще полностью не снято ограничение на проведение концертов и других массовых мероприятий. Вас это не огорчает? Может быть, какие-то планы пришлось отменить?

— Я не люблю юбилеи, потому что считаю, что привлекать внимание к собственной персоне только из-за того, сколько лет исполнилось, это не очень интересно, поэтому чтобы избежать именно юбилейных каких-то вещей, я хотел сделать премьеру оперы "Война и мир" или показать свои фильмы. Я надеюсь, это все удастся сделать осенью и привлечь внимание не просто к юбилею, а к новым творческим событиям. Конечно, я хотел, чтобы до юбилея все это произошло, весной. Но не получилось, и, в принципе, не страшно, что это перенесено на осень. Я всегда говорю, что я оптимист в этом смысле: уже к октябрю мы, я думаю, выйдем абсолютно из рамок пандемии и у нас начнется нормальная жизнь.

— Кстати, о премьерах. У вас запланирован показ оперы по роману Толстого "Война и мир", а также фильма "Дух Соноры". Есть ли точные даты премьер?

— Если точнее – эти премьеры должны состояться в этом сезоне. Одновременно сделать все невозможно, будем делать по очереди в зависимости от обстоятельств. Покажем сначала "Дух Соноры".

— Работа над "Войной и миром" идет уже довольно долго, что изменилось в авторском замысле?

— "Война и мир" была написана уже к 2012 году. Она лежит у меня в трехактном варианте, поэтому ничего я особенно туда и не дописывал, хотя несколько номеров были, конечно, сделаны. Драматургическое было переосмысление некое, потому что это десятилетие очень многое изменило вообще на земном шаре и многое изменило в сознании людей. Даже последняя пандемия изменила отношение ко многому. Конечно, это отразилось. Произведение в таком виде — это новый взгляд, и взгляд этот уже, мне кажется, более современный, соответствующий двадцатым годам. А двадцатые годы нашего столетия много сюрпризов принесли. Предчувствие этих сюрпризов там тоже есть.

— Во время изоляции вам было комфортно работать?

— Я всегда говорю, что композитор – это человек, который обрек себя на самоизоляцию. Ты должен сидеть дома и работать. И чем меньше у тебя контактов, чем меньше тебе мешают, тем лучше идет работа. Понимаете, это режиссер, дирижер, музыкант должен быть всегда связан с публикой и с разными людьми. А композитор, писатель – это люди, условия которых прежде всего — самоизоляция, поэтому для меня не было ничего в этом необычного. И я только считал, лишь бы хватило времени, чтобы эта самоизоляция продлилась, чтобы я успел закончить все, что мне надо.

— Успели?

— Почти. Книжку не совсем успел закончить, но остальные материалы да, успел.

— Раз уж вы заговорили о книге. Первая ваша книга вышла в 2015 году. Когда вы почувствовали потребность снова высказаться на страницах?

— Вторая книга – это никакие не воспоминания, потому что про себя уже неинтересно. Это мои ощущения, взгляд на происходящее, на мир. Пора уже сказать этому миру все, что я о нем думаю. Мне кажется, каждый человек должен это сделать, ведь каждая человеческая жизнь – это некий опыт. Ты начинаешь, смотришь, тебе многое не ясно, а тебе хочется многое открыть, многое узнать. Потом ты проходишь свой жизненный путь, узнаешь, и тебе, наконец, что-то открывается. Книжка-то будет называться "Олень повернул голову". Почему? Потому что есть китайская легенда о том, что юноша охотился на оленя и в момент, когда он хотел уже выстрелить, олень повернул голову и превратился в девушку. То есть истинная суть этого оленя открылась ему, когда он повернул голову. Для меня олень повернул голову вот так, и мне такая истина открылась о своей жизни. И раз мне такие мысли пришли в голову, почему бы ими не поделиться? Но я, конечно, никакой не писатель и не собираюсь претендовать на эту роль, просто это мои записки, мои мысли, моя история, моя жизнь.

© РИА Новости / Владимир Федоренко

Перейти в медиабанк

Композитор Алексей Рыбников в студии звукозаписи, 1996 год

— Что касается ваших фильмов "Дух Соноры" и "Литургия оглашенных". Это произведения так называемых синтетических жанров, правильно?

— Киноопера – это уже синтетический жанр, потому что это музыкальное произведение и кино. А вот то, что будет у нас в театре, это жанр, которому нужно придумать какое-то название. Пока мы назвали это аудиовизуальное пространство.

— Значит, "аудиовизуальное пространство" это новый жанр?

— Я бы мог сказать, что это все-таки жанр, где сплавлены инженерная мысль, творческая мысль и сочетание разных видов воздействия на глаза и на уши. Скажем, "Тишайшие молитвы" – там вообще актеров на сцене не будет. Там будут только проекции, только дым, разного рода зрелищные какие-то элементы и звук. Почему инженерные? Потому что эту систему звука я сам придумал. Я звуком занимаюсь всю свою жизнь. И у меня возникла иная звуковая концепция. То есть я использую не какие-то уже готовые схемы окружающего звука, а свою систему. Это один вид. Другой вид мы сделаем с использованием кино. А дальше мне интересно еще пробовать разное. Может быть, еще какие-то сочетания придумаем. Вся наша жизнь – это аудиовизуальное пространство, потому что все мы воспринимаем ушами и глазами, поэтому есть над чем подумать.

— Сейчас в искусстве это своеобразный тренд: создаются мультимедийные выставки, постановки… Что лежит в основе вашего обращения к "смешиванию"?

— Аудиовизуальное пространство я создал в 1995 году, у меня продавались билеты, есть программки. И то, что я делал тогда "Литургию оглашенных", это тоже было оценено как выход за рамки всех жанров. Да и про "Юнону и Авось" тогда критики говорили: "А что это за жанр? Такого жанра нет!". Для меня выход за рамки всех жанров – это то, чем я занимаюсь всю свою жизнь. А то, что сейчас в этом направлении пошли все остальные за мной потихонечку, гуськом, вряд ли у них так быстро это получится. Все равно формальное сочетание ничего не даст. Должен возникнуть сплав, чтобы из этого получилось настоящее действие. Это очень непросто, и нужно много усилий приложить, а не просто сочетать разнородные элементы. А то, что к этому будет идти, однозначно, потому что такой у нас XXI век, где синтезируется все, что было сделано. Сейчас наша задача собрать все и, отталкиваясь от этого, пойти дальше. Время собирать разные жанры, разные стили.

— Вы ведь возглавляете Совет Союза композиторов России, какие цели и задачи у этой организации на ближайшее время?

— Композитору нужно, чтобы его произведения исполнялись, это самое главное. А для этого нужно финансирование. Это наша главная проблема. Сейчас нас поддерживает Российский музыкальный союз. Но сколько он может поддерживать? Нужна все-таки и государственная поддержка тоже. Не для того, чтобы кормить композиторов и платить им пенсию или стипендию. Нужна поддержка исполнения этих произведений. Проходят конкурсы, фестивали, рождаются произведения, новые имена. Хочется, чтобы это исполнялось, хочется, чтобы композиторам делали заказы, чтобы их музыка циркулировала, чтобы она жила… Мы понимаем: популярными песнями можно зарабатывать, а симфоническая музыка не кормит. Очень небольшие средства получают люди. Это может привести к тому, что вообще перестанет существовать музыка академическая, симфоническая. Этого ни в коем случае нельзя допускать, потому что это визитная карточка любой страны. Когда начинают говорить: что для вас Россия, отвечают, что это Толстой, Достоевский, Чайковский, Рахманинов… Остальное все неинтересно. А сейчас что перечислять-то? Хотелось бы, чтобы все-таки были композиторы, писатели, художники… За это нужно бороться. Мне кажется, что чуть-чуть лед тронулся, уже что-то удалось сделать в этом отношении. Будем еще над этим работать.

— Вы входите в президентский Совет по культуре и искусству. С чем бы вы могли выступить на следующем совете, на что важно обратить внимание?

— Мы должны были 27 марта уже встречаться, у меня есть тема, которую можно поднять на этом Совете, — творчество наших композиторов последней трети XX века, потому что это выпало на 80-90-е годы. В общем, написано-то музыки много, и той, которая может составить наш золотой фонд. И если сейчас все, что создается, имеет шанс очень большой быть услышанным на фестивалях, на конкурсах, которые проводятся на самом разном уровне, то вот тот пласт вообще ушел. Его нет, и про него как бы забыли, никто им сейчас особенно не интересуется. Поэтому я хотел бы поднять вопрос о том, что нужна поддержка, чтобы, естественно, после отбора авторитетной экспертной комиссией самые лучшие произведения были записаны, исполнены и этот пласт музыки не ушел из нашей жизни.