Автор "Петровых в гриппе": жду, что читатели меня побьют

МОСКВА, 5 фев — РИА Новости, Ирина Овчинникова. История обычной семьи, живущей в хрущевке в провинции и подхватившей какое-то уж очень скучное заболевание — грипп. Нет, скорее хоррор про библиотекаршу-маньячку. Или детектив про ребенка-убийцу. А может, миф о путешествии с Аидом?

Роман "Петровы в гриппе и вокруг него", получивший премию "Национальный бестселлер" в 2016 году, снова обсуждают. В "Гоголь-центре" идут премьерные спектакли по этой книге, а на днях закончились съемки экранизации.

Автор, Алексей Сальников, рассказал в интервью РИА Новости о рассерженных отцах малолетних читательниц, временах, когда его собака была более знаменита, и пасхалках в новом романе.

— Видели ли вы постановку в "Гоголь-центре"?

— Еще нет. Правда, мне попалось несколько фото с премьеры. Вижу: Петров, Петрова и в профиль сидит, как мне показалось, травести. Думаю — как удачно, как похожа на ребенка. А оказалось, что там действительно дети играют. У меня в голове не укладывается — роман-то "18+". Вообще, удивляет, когда на встречу с читателями приходит какая-нибудь девочка лет десяти и говорит: понравилась, мол, ваша книга. Аж страшно, начинаю вспоминать, что же там понаписал. Кажется, сейчас папа ее подойдет с бейсбольной битой и начнет меня мутузить.

© Фото : из личного архива Алексея Сальникова

Алексей Сальников

— А вы задумывались, почему книга многих зацепила?

— Это очень приятно, но с чем это связано, понятия не имею. Может, просто раньше не писали о людях, которые живут в хрущевках, в глубинке. Возможно, сыграло и то, что вокруг Петровых при этом не клоака какая-то, а вполне благополучная обстановка. Что, несмотря на свои заморочки, они остаются людьми.

— А может ли быть дело в форме? Сейчас модно говорить о кризисе русской описательной литературы. Вы его ощущаете?

— Знаете, если в античные источники заглянуть, то там тоже прослеживаются жалобы на кризис литературы. Ее хоронят, а она никак не похоронится. По-моему, вся критика — высказывания людей, которые в этом году еще не получили понравившуюся книгу.

Дело и в том, что в России, когда читают что-то английское, немецкое или американское, верят в возможные допущения. А вот к своей литературе требования повышенные. Фраза "так не бывает" способна убить любой текст.

© предоставлено пресс-службой театра "Гоголь-центр"

Спектакль "Петровы в гриппе" Антона Федорова в "Гоголь-центре"

— Говорили ли вам "так не бывает"?

— Был случай на встрече с читателями в "Белинке" (библиотека имени Белинского в Екатеринбурге. — Прим. ред.). Говорили о "Петровых", встала женщина и сказала: "Я библиотекарь, и мы вовсе не такие!" А сотрудницы "Белинки" заулыбались: "Такие, такие!" (по сюжету Нурлыниса Петрова работает библиотекарем и убивает мужчин. — Прим. ред.)

Моя жена долго рассуждала о ситуации из романа "Опосредованно", когда муж сначала ушел от героини, а потом вернулся: дескать, "так не бывает". При этом ее не смутило, что та обрела суперспособности, что это мир, где стихи — наркотик.

© Фото : из личного архива Алексея Сальникова

Алексей Сальников

— А было ли что-то абсурдистско-парадоксальное, что не попало в книги?

— Этого добра всегда навалом, чего уж скрывать. Но мне больше нравится не абсурд, а некий мирный юмор. Например, в Екатеринбурге мы живем в таком районе, что все друг друга знают. Когда умерла наша собака, где бы поблизости от дома я ни оказывался, все спрашивали: "Где ваш пес"? Получается, что в тот момент она была известнее, чем я.

— Но почему не все замечают такие моменты?

— Люди иногда не получают удовольствие от этих простых вещей, считая их само собой разумеющимся. Все зависит от взгляда на мир. Даже иногда жалко тех, кто видит только мрачное в окружающем. Правда, им бесполезно помогать.

— Хорошо, когда есть много трактовок?

— Это просто неизбежно. Каждый выходит на улицу и видит что-то свое. Кто-то — грязь, кто-то — поющую птичку. Возьмем даже новость, казалось бы — объективная случившаяся вещь, но у нее же тоже масса трактовок всегда. Сейчас можно всю жизнь провести в той реальности, которая тебя устраивает.

Семен Штейнберг в спектакле "Петровы в гриппе" театра "Гоголь-центр"

— В "Петровых" и других ваших романах меня поразило, что в каждом втором предложении узнаю себя или мысли очень созвучны. Уверена, что у многих так. Вам удалось как-то поймать общее настроение?

— Видимо. Получается, что люди очень похожи. У всех есть этот быт, у всех есть беспокойство за больного ребенка. С оттенком недовольства тем, что он болеет, дискомфортом, раздражением. Наверное, в описаниях нужна такая честность.

— А вы не думали, что ваша жизнь (работа автослесарем, кочегаром и потом — раз — и исполнение заветного желания) — это и есть русская мечта?

— Мне кажется это чем-то общемировым. Ты что-то делал, делал, делал… Правда, как правило, безуспешно все. Но русская литература только таким упорством и живет.

Знаете, думаю, что при этом в России быть писателем проще. Ты знаешь, что тебя никогда весь мир читать не будет, как Стивена Кинга или любого англоязычного автора. И как-то успокаиваешься. Хотя конечный результат зависит от везения, важно просто не бросать то, что делаешь.

© Фото : из личного архива Алексея Сальникова

Алексей Сальников

— У вас меняется отношение к своим романам со временем?

— Мне нравится все, но по-разному. "Отдел" — тем, что он сам собой написался. "Петровы" — очень мутная семейная книга. А "Опосредованно"… Я всю жизнь занимался стихами и хотел рассказать про них. Когда закончил, понял, что могу спокойно умирать. Ради этого романа я много читал, добавил туда пасхалки, но их поймут только те, кто тоже большой список книг перелопатил.

Например, там есть разговор о том, что Заболоцкий снабжал стишками (в мире романа это наркотик. — Прим. ред.) Зощенко и тот был все время мрачный. Действительно, Зощенко очень ценил стихи Заболоцкого, и когда того арестовали, первым понес ему передачу в тюрьму. Еще я Цветаеву вытащил в Америку и благополучно устроил. Мне за нее все время было очень обидно, за ее глупый переезд обратно в Россию.

— Сейчас пишете что-то?

— Да, веселую книгу, они обычно нелегко даются. И когда отхожу от текста, думаю, кто это будет читать, елки-палки! Ужасаюсь. Но ведь, однако, читают. По крайней мере, пока.