Асия Хайретдинова: благодаря иновещанию нам симпатизировал весь мир

Радиожурналисты России отмечают во вторник 90-летие иновещания. Верил ли Запад голосу из Москвы, как творчество пробивалось через установку "говорить по "Правде" и кто продолжает дело "Московского радио", РИА Новости рассказала обозреватель главной редакции радиовещания на страны Латинской Америки и Испании "Московского Радио" (позже - радио "Голос России"), заместитель председателя Совета ветеранов иновещания Асия Хайретдинова.

Радиовещание из Москвы на зарубежные страны было запущено 29 октября 1929 года. Впервые голос из Советского Союза иностранная аудитория услышала на немецком языке. В то время станция называлась "Московское радио". Пиком вещания считаются 77 языков в 160 странах мира, объем достигал 248 часов в сутки. С 1993 года роль иновещания унаследовала станция "Голос России". В 2014 году ей на смену пришла радиостанция Sputnik, которая входит в медиагруппу "Россия сегодня".

– Когда диктор "Московского радио" впервые произнес "Говорит Москва!", было ли осознание того, какой эффект это возымеет?

– С самого начала у нас работали высококвалифицированные люди, преданные идеям коммунизма. Удивительные люди. И они надеялись. Конечно, никто не ожидал такого эффекта. Но коль уж начали дело, стремились к тому, чтобы своим трудом, своими передачами способствовать развитию и распространению коммунистических идей и идеалов.

– Вы понимали, в каком направлении двигаться? Первопроходцы все-таки…

– Мораль и теорию, конечно, мы брали на себя и были полностью готовы ко всему. Но итог зависел от того, как к нашему делу отнесется Сталин. Без его поддержки ничего бы не было. Ведь радио – это и станции, и волны, и большая финансовая часть. А Сталин поддержал.

– Москву слушали на 77 языках в 160 странах мира. Можете вспомнить самые значимые сообщения, которые буквально перевернули мир?

– Это было во время войны. Каждое, абсолютно каждое сообщение имело широчайший отклик. Мы должны были сделать так, чтобы мир нам симпатизировал. И сделали. Передачи "Московского радио" сыграли огромную роль в той помощи, которая была оказана Советскому Союзу, вплоть до ленд-лиза (Государственная программа, по которой США поставляли своим союзникам во Второй мировой войне боевые припасы, технику, продовольствие и так далее. – Прим. ред.).

– А кто был вашей, выражаясь профессиональным жаргоном, целевой аудиторией? Или пытались докричаться до всех?

– В первую очередь нас слушали люди, которые симпатизировали Советскому Союзу, болели за судьбу советского народа. Это – в основном. Но их было немало. Франция, Англия, особенно в военные годы. В Соединенных Штатах тоже было очень широкое движение сочувствия, солидарности и помощи.

– Были ли те, кого советские голоса повернули в сторону СССР?

– Очень многих, очень. Я работала в радиовещании на страны Латинской Америки и Испании. У нас была мощнейшая обратная связь. Я непосредственно общалась с людьми, которые сюда приезжали, и Пабло Неруда, и Морис Торез, и другие крупнейшие писатели, поэты. Появлялись симпатизирующие, горячо воспринимающие СССР люди, которые готовы были выступать в нашу пользу. Мы были мощным рупором, многое объясняли, рассказывали. Сейчас говорят, что пропагандировали… Но нужно понимать, что, помимо политических моментов, мы делились тем огромным культурным богатством, которым обладала Россия.

– Раз уж вы упомянули слово "пропаганда"…

– Вы знаете, мы ведь рассказывали о Советском Союзе как о стране победившего социализма. Но другое дело, как это исполнять. Мы вообще были удивительными людьми. Сами так верили в то, что говорили, что даже не смотрели на это как на пропагандистскую работу. Многие наши слушатели тоже черпали для себя что-то полезное. В мире ведь много людей одиноких, несчастливых. Было приятно получать письма и звонки от слушателей, которые писали: "Ночь, звезды над Мадридом, а я слушаю голос из Москвы". Люди даже дыхание диктора ловили! Нам казалось, что мы объединяем.

– В чем для весьма закрытого СССР заключались сложности работы с иностранной аудиторией?

– Не было сложностей, были особенности. У нас каждая редакция была похожа на страну вещания. Например, Всемирная служба на английском языке – они становились британцами по духу. Мы, латиносы, были отвязными, горячими, темпераментными. Тем более что в нашей редакции работало очень много испанцев. А уж вещание на португальском языке – это был вообще полный беспредел. Они устраивали в коридорах настоящие карнавалы!

– И все же изнутри все было не так просто. Допускалась только официальная трактовка фактов, была установка "давать все по "Правде". Как на самом деле обстояли дела со свободой слова?

– Вполне возможно, что поначалу действительно все было "по "Правде". Я пришла работать в 1965-м, когда эти страшные годы уже закончились. А вот до 1953-го это, конечно, было жестко. Цензура, чего уж отрицать. Там даже сидела какая-то женщина, смотрела программу, если какое-то слово неправильное увидела, шлепала печать.

– Но хоть какие-то эксперименты допускались?

– С приходом людей просвещенных у нас стали иначе строиться программы, совершенно поменялась тональность. Владимир Познер, например, вел Moscow Talk, такие трехминутные передачи, в которых он рассказывал обо всем, что видел. И все в такой очень смелой форме. Я ему однажды задала вопрос, как эти трехминутки выглядят на фоне сухих комментариев. "Тигр на белой простыне", – ответил он. И действительно! У него был такой доверительный тон, он так обволакивал своим очарованием. Все американцы верили ему!

– Как отбиралась повестка дня?

– Собиралась летучка главных редакторов у председателя иновещания. Затем редакторы организовывали уже внутренние летучки, решали, какие будут комментарии, темы. Приоритет отдавали отношениям со странами, на которые мы вещали. Плюс был централизованный отдел. Мы, например, предлагали свою региональную тему, а сверху всем редакциям спускалась тема единого комментария. Была Главная редакция пропаганды, была Главная редакция информации. Программа отправлялась в ЦК. На моей памяти они редко вносили коррективы. Но просматривали обязательно.

– Сложно ли было попасть к вам в штат? Вряд ли в столь важный орган информирования брали вчерашних выпускников журфака.

– Разумеется. Поначалу специалистов по иновещанию почти не готовили. Но к нам попадали только выдающиеся журналисты. Через таких людей проникаешься к коммунизму. У каждого предполагались образование, интеллект, талант. Джо Адамов, например, потрясающий человек. Такой толстяк, обаятельный, коммуникабельный. Его очень хорошо знали в Америке. Люди должны были работать, а главное – убеждать!

– 90 лет – это целая жизнь. И пусть ни "Московского радио", ни "Голоса России" уже нет, само явление иновещания остается.

– Сейчас у нас есть Sputnik, он ставит эфиры, ведет вещание. Его работники часто рассказывают про новые формы программ, темы, которые они затрагивают. Да и благодаря интернету делается очень многое. Это уже новая эпоха, не наша. Но Россия продолжает говорить с миром, а это главное.

– На ваш взгляд, на современную аудиторию вообще возможно воздействовать посредством радио?

– Все зависит от формы, от содержания, от идей, которые вкладываются. Я убеждена в том, что людям во все времена надо во что-то надо верить. За счет этого все и работает.