Михаил Котюков: санкции не мешают научно-образовательному развитию России

Первые версии программ развития пилотных научно-образовательных центров в рамках реализации нацпроекта "Наука" подготовят в июне. Об экспорте российского образования, будущем аспирантуры и ВАК в интервью РИА Новости рассказал министр науки и высшего образования РФ Михаил Котюков. Беседовали Владимир Сычев и Ольга Кудрякова.

— Реализация национального проекта "Образование" предусматривает увеличение количества иностранных студентов в России. А что делать с административными нагрузками: визовый режим, страховка и так далее? Есть ли у министерства какие-то планы работы с нашими силовыми структурами в этом направлении?

— Не просто планы, а реальная работа проводится в этом направлении.

— А что конкретно?

— Мы совершенно точно понимаем, что для экспорта образования, для трудоустройства в стране молодых, перспективных ребят, кто закончил университет и готов дальше работать здесь, конечно, нужно создавать дополнительные условия, в том числе и миграционные. Мы сегодня как раз на одном из обсуждений эту тему затрагивали, были наши китайские партнеры, рассказывали о том, как в Китае эти вопросы решали, обсуждался опыт и других государств. Уже сейчас миграционное законодательство начинает меняться. У нас абсолютно открытый диалог с министерством внутренних дел. Все понимают одинаково эту задачу, и нам нужно будет предложить набор тех решений, которые будут работать в связке с нацпроектом. Мы хотим, чтобы студенты как можно раньше знакомились с будущими работодателями, начинали развивать необходимые компетенции. Но это в равной степени должно быть как для россиян, так для иностранных специалистов. Собственно, они за этим-то и поедут — за связью науки с образованием, образованием с наукой и индустрией.

— Как вы сами оцениваете реализацию двух профильных нацпроектов на данный момент? Все ли удается сделать?

— Если формально говорить, то нацпроекты были утверждены примерно полгода назад, но работу мы вели с первого дня. Если говорить о показателях, то здесь у нас пока все плавно. Если говорить о сетевых решениях, которые должны стать фактически повесткой развития, то, конечно, этот диалог еще продолжается. Мы и с ректорским корпусом, и с профессорским составом, и со студентами, с молодыми исследователями продолжаем обсуждать сетевые вещи. Что такое кампус университетский, что это в первую очередь: университет за забором либо это часть городского ландшафта? Установки мегасайнс — нужно определить профиль, что же мы хотим получить, какие задачи мы собираемся решать на этих научных установках, для каких решений они предназначаются.

Россия — участник практически всех международных проектов такого класса и совершенно справедливо может и на своей территории реализовать такие решения опять же в партнерстве с нашими международными коллегами. Поэтому сетевое обсуждение, конечно, идет, мы поступательно делаем шаг за шагом, активно вовлекаем в это профессиональное сообщество. И, думаю, пока не так много нужно зафиксировать результатов, но точно это все в повестке.

— Михаил Михайлович, а по каким критериям были выбраны первые пять научно-образовательных центров? Потому что они уже были готовы заранее?

— В наибольшей степени готовности была достаточно давно организована работа в регионах. Губернаторы принимали это, что называется, лично на свой счет, понимали, что это проект, который лично важен, нужен и он преследует цель не просто развитие университета отдельно взятого, а именно развитие всего региона. В этом смысле научно-образовательный центр — это лишь инструмент, который позволит развитие сделать более динамичным и обеспечит интеграцию, настоящую интеграцию науки, образования, экономики.

— То есть регион тоже должен быть заинтересован?

— Если говорить формально, то у нас вообще инициатором заявки являются регионы, и поэтому губернатор лично свою заинтересованность формирует. Сегодня мы идем навстречу предложениям многих регионов и включаемся в региональную повестку.

Формально пять пилотных проектов отобрано, но инициатив было существенно больше. Каждый регион вправе эту работу начинать у себя: отработать связи, отработать практики, отработать какие-то механизмы и уже потом участвовать в федеральном конкурсе. Так проще, потому что есть наработки, пройдены первые обсуждения, сформированы уже команды, какие-то проекты уже могут начинаться.

— Одна из насущных тем — аспирантура. Сейчас все чаще ставится вопрос о том, чтобы повысить процент молодых ребят, которые хотят в аспирантуре защититься и меры, когда это будет применяться. Нет ли здесь опасения, что действия административно-регламентируемого характера, наоборот, приведут к тому, что качество может только просесть?

— Такой риск возможен, но мы сегодня ведь и систему ВАК развиваем. Вы знаете, что правительством утвержден новый состав комиссии, что дискуссия серьезная развернулась. Но тем не менее система ВАК тоже должна развиваться. Согласен с теми замечаниями, которые делаются из-за необходимости совершенствования самих принципов работы комиссии. Коллеги готовят свои соображения. Требования к качеству работы, уровню работы, конечно, должны повышаться. И это обязательно. Мы здесь идем на эксперименты, вы знаете примеры нескольких университетов, когда для выхода на защиту не нужно писать специальную диссертацию, достаточно уже имеющихся публикаций.

Следующий момент, который важен для аспирантуры, если все-таки человек выбирает для себя профессию исследователя, ученого, то он должен понимать, что рынок труда для него есть и этот рынок труда развивается. Самое главное здесь – быть вовлеченным в научную деятельность. И в этом смысле диссертация является частью этого научного проекта, а не что-то чужеродное, все должно сложиться в единую систему, очень органичную, связанную.

— Вы говорили про международную деятельность, есть сейчас какие-то глобальные проекты с коллегами из-за рубежа? Не мешают ли санкции?

— Не мешают. Мы за год подписали две дорожные карты. В прошлом году здесь, на форуме, российско-французскую и в конце прошлого года российско-германскую. Эти дорожные карты предполагают развитие по линии образования, науки, инноваций, молодежного резерва и так далее.

Еще раз повторю: Россия сегодня участник практически большинства международных научно-исследовательских проектов. И дальше это направление мы совершенно точно будем развивать. Стоит также упомянуть соглашение с Европейской организацией по ядерным исследованиям (ЦЕРН). Сейчас нам предстоит путь его ратификации. Но тем не менее мы понимаем, что в самом ЦЕРН значительная часть нашего интеллектуального капитала вложена. Проект во многом развивается с участием России. Так же и те проекты, которые сегодня у нас в стране реализуются, проект в Гатчине, проект в Дубне, то, что сейчас будет делаться в Новосибирске и так далее. Мы рассчитываем, что будет делать вместе с международным сообществом. И это должно работать на интересы глобальные.

— По крайней мере международные коллеги не отказываются ехать?

— У нас разные, конечно, есть примеры. Есть крайности, как и в любом деле, кто-то может отказываться ехать. Но в целом научный интерес есть, он развивается.

— Искусственный интеллект, о котором не так давно говорил президент Владимир Путин на совещании по этой теме, насколько он изменит ту же сферу образования? Останутся ли преподаватели? Насколько велики риски?

— Риски, конечно, есть, как в любом новом деле. Любое новое — это вызов, и оно требует адаптации и какого-то изменения того, к чему мы привыкли, от чего-то придется отказываться. Но думаю, что игнорировать это сегодня уже невозможно. Это точно развивается во всем мире, и Россия не может себе позволить оставаться в стороне. У нас есть задел, во многом искусственный интеллект базируется на математике, на информационных технологиях, на физике, а это традиционно сильные стороны нашей науки и образования, поэтому у нас есть потенциал. Документ, представленный на совещании у президента, является пока еще незаконченным продуктом, но, по крайней мере, результатом работы большой команды.

Кроме того, сфера образования, как любая другая, от цифровых технологий, конечно, не устоит. Цифра не может заменить совсем преподавателя. Да, может снять часть нагрузки, может немного помочь, доступность повысить, но заменить на сто процентов не сможет, конечно. Можно сколько угодно посмотреть онлайн-курсов, прочитать материалов, но нужно получить обратную связь, нужно задавать вопросы, нужно общаться со своими коллегами, партнерами, сверстниками, проверить, как правильно. Это, конечно, серьезное развитие, и здесь вызов для университетов и для тех, кто учится. Я уверен, что к этому вызову наши университеты точно будут готовы.

— Как вы считаете, нужна ли проверка знаний выпускников вузов, чтобы после окончания университета они сдавали какой-нибудь экзамен, даже не по специальности своей, а общего характера...

— Вот я могу на своем примере сказать. У меня было два промежуточных экзамена — после второго курса и после третьего, и это было серьезное испытание. С другой стороны, это возможность лишний раз вспомнить еще раз то, что достаточно интенсивно осваивали на первом курсе. Можно как угодно хорошо сдать дисциплину, заучив что-то, но совершенно не уметь этим пользоваться. И в этом смысле качество высшего образования будет вызывать вопросы. Важно разумное сочетание базовых знаний и навыков применения этих базовых знаний для решения практических задач.

— Последний вопрос. Госаккредитация вузов: надо ли менять процесс?

— Думаю, да. И мы это обсуждаем. Две процедуры все-таки, наверное, представляются избыточными, тем более если процедуры бумажные. Процедуры должны быть ориентированы на качество. Вопрос, как сформулировать требования к этому качеству и где брать достоверные данные. Но совершенно точно в эпоху цифровых инноваций оставлять то, как это есть сейчас, было по меньшей мере странным. В новом проекте закона по аспирантуре от аккредитации мы уходим. И в рамках той самой "регуляторной гильотины", над которой правительство работает, я не сомневаюсь, что тоже будут предложены адекватные современные идеи государственной аккредитации.