Путешественник, журналист и фотограф Александр Федоров регулярно ездит по далеким и небезопасным уголкам планеты. В интервью РИА Новости он рассказал о том, как отправился на поиски самого удаленного племени индейцев в джунглях Амазонки, о ящике денег, венесуэльской тюрьме, захваченной заложниками, пираньях и анакондах, залезающих в трусы, а также о белом духе леса, сдирающем заживо кожу с индейцев.
Осенью 2017-го мы с моей девушкой, журналисткой Леной Срапян, оказались на Амазонке. И это была параллельная вселенная, где шаман изображает сцену охоты с помощью природного галлюциногена с ДМТ, где неконтактные племена ставят скрещенные копья на своих тропах — если зайдешь, убивают. Где есть люди, которые не просто не умеют считать, а не понимают концепции счета и попросту не могут ему научиться.
Мы отправились в Венесуэлу снимать репортаж о том, как живут общины индейцев яномами. Но небольшая вылазка, которую мы планировали на месяц, растянулась на полгода.
Сначала мы оказались на хлипкой лодке — нас ждала неделя плавания вверх по Ориноко, где живут яномами. В Венесуэле тогда бушевал кризис и было небезопасно. Мы стартовали из грязного и стремного города Пуэрто-Аякучо.
Показательно, что туда мы приехали параллельно с отрядом венесуэльской армии, который защищал тюрьму, захваченную заложниками. В эту ночь расстреляли более ста человек.
Мы, вообще, не безумцы и понимаем опасность подобных мест, так что выработали план: не выходить из дома после обеда. Все дела мы делали утром, пока (как мы думали) грабители спали.
Было сложно. Только чтобы поменять деньги, нам пришлось ходить по магазинам и выпрашивать. Из-за безумной инфляции не хватало налички. Никто не был готов поменять даже десять долларов. Но произошло чудо: в магазине золота нам согласились поменять сто долларов.
Но тут мы столкнулись с проблемой: при тамошней инфляции это был ящик денег весом в восемь килограммов.
Нам пришлось купить для них специальный рюкзак и прятать при досмотрах на военных постах.
Через несколько дней мы все-таки отплыли. Страшнее всего было двигаться ночью: здесь не используют фонарей, в основном потому, что батареек нет.
Поэтому в темноте индейцы ориентируются очень приблизительно. А когда началась буря, видимость упала до нуля. С абсолютно невозмутимым лицом наш моторист на полном ходу врезался в берег. Из лодки посыпался груз, индейцы бросились в воду, чтобы его достать. Я включил единственный наш фонарь, и на меня сразу же напали осы, потому что мы сбили их гнездо. Пришлось собирать груз под проливным дождем в темноте.
Только с виду оно кажется солнечным и с фруктами. На самом деле там все доставляет тебе неудобства.
Помню, после первой вылазки в общины яномами я ходил весь в гноящихся ранах и ссадинах на лодыжках: острые растения обвивали и раздирали кожу. Ссадины были даже на лице, потому что в лесу тебе вечно приходится ползать сквозь заросли. Однажды на охоте с другими индейцами — пираха — мы причалили на каноэ к берегу, преследуя обезьяну-ревуна. Я дернулся в сторону зарослей и угодил лицом в ядовитые лианы.
Весь в ожогах, остался ждать у берега и, пожираемый комарами, следил за звуками, чтобы понять, куда ушли пираха.
С другой стороны, опасность подобных диких мест иногда слишком преувеличена. Если джунгли, то это всегда рыбка-кандиру, пираньи и анаконда, залезающие, скажем так, в трусы. Но самое опасное здесь это то, что не так осязаемо, — инфекции.
В деревнях стоят бетонные дома и какие-то самодельные хижины из оцинкованных листов, которые натащили индейцы. Отсюда уехали врачи и инженеры. По сути, они дали какие-то блага цивилизации людям, которые с этим не знакомы, и оставили их вот в таком виде.
Начались вспышки инфекционных болезней, к которым у индейцев очень слабый иммунитет. Каждый день при нас кто-то умирал от заражений, туберкулеза, малярии, гепатита и аппендицита. Врачей нет, да и бензина тоже, чтобы дотащить больного до военной базы, откуда его могли бы эвакуировать.
В один из дней яномами устроили оплакивание. Это такая очень личная традиция, когда община собирается в хижине семьи умершего. Вдруг, как будто щелчок, и они начинают плакать, не напоказ, а очень искренне, несколько часов.
В этот момент семья погибшего готовит бульон из смеси воды и его праха. Этот бульон должны выпить все члены семьи.
С яномами нас ждал провал. Мы застряли в верховьях Ориноко и из-за топливного кризиса в Венесуэле так и не смогли найти бензин, чтобы уплыть туда, где все еще живут традиционные яномами в огромных общинных хижинах шапоно. Поэтому мы отправились в Ла-Эсмеральду, к военным, в надежде, что оттуда будет проще уехать.
Ла-Эсмеральда — маленький милитаризованный поселок посреди джунглей, человек на сто пятьдесят, и пост ВВС Венесуэлы. Там находится единственная асфальтированная взлетно-посадочная полоса на весь район Ориноко, это удобный транспортный узел. Раз в две недели Венесуэла направляет туда большой грузовой американский «Геркулес», чтобы вывезти желающих. Потому что, как оказалось, лодки так редко ходят по Ориноко, что приходится ждать по полгода. Люди попросту остаются там запертыми. Так случилось и с нами.
Когда командование не разрешило пустить нас в самолет, мы оказались посреди Ла-Эсмеральды без транспорта и в разгар топливного кризиса. А до ближайшей дороги 500 километров. Только через месяц при помощи российского посольства нас посадили в «Геркулес» и увезли из джунглей Ориноко.
Ваорани вышли на контакт совсем недавно, в конце 1960-х. Убивали поначалу всех нефтяников, пытавшихся к ним проникнуть. Но позже с помощью миссионеров их христианизировали и переселили большую часть ваорани с мест, где можно добывать нефть.
Но где-то еще осталось несколько общин, сражающихся за последний кусок леса, не все ваорани стали мирными.
Это вообще очень странное чувство, когда ты плывешь в лодке через джунгли Национального парка «Ясуни» по территории, где все еще живут неконтактные и жестокие кланы ваорани. Шансов встретиться с ними очень мало, но все равно страшновато.
В мифологии ашанинка остался белый дух леса, который при встрече сдирал с индейцев кожу заживо и использовал их жир для своих ламп. Похоже, что этот дух имел какое-то отношение к конкистадорам.
Но несмотря на весь ад, ашанинка выработали интересную философию — что-то вроде «жить вместе». Она о равенстве, о том, что люди должны уметь уживаться и решать любую проблему взвешенной беседой, а насилие — последняя мера.
И это относится ко всем, а не только к ашанинка. Само слово «ашанинка» у этого племени означает просто «человек». То есть все мы в какой-то мере ашанинка.
Это очень заметно, когда живешь среди них. Каждый раз, приезжая в новую общину, мы собирались со всем племенем в общинной хижине и на испанском рассказывали о своей работе: почему важно сохранять культуру ашанинка хотя бы в изображении. У них не было вождей, чтобы за них принять какое-то решение. Они должны были обсудить. И это работало.
Если кто-то не говорил по-испански, ему переводили. Нас принимали, выбирали, кто нас к себе поселит, и уже на следующий день у нас была крыша над головой, и мы были вольны делать что угодно.
Именно поэтому, когда меня спрашивают, а чем наш индейский проект может быть полезен обычному человеку, я говорю, что вот перед вами отличные примеры взаимоотношений, которым стоит поучиться.
Философия решения любого конфликта взвешенной беседой становится гораздо приятнее, когда ты понимаешь, она помогла целому народу жить вместе и процветать, несмотря на весь ужас, через который они прошли.
Я знаю язык, я примерно понимаю, как что работает даже в стране, где нет социальных институтов. Я как-нибудь выберусь, потому что готов.
А человеческий вопрос решается беседой, и все получится. Ну и у нас всегда есть план Б, и даже не один.
Банально можно сравнить Бразилию и Иран. Первая страна — массовое туристическое направление, но опасное из-за огромных масштабов преступности, грабежей и убийств. Тогда как Иран, абсолютно демонизированный СМИ, на самом деле довольно безопасное государство, но со своими проблемами. В общем, все в мире сложно, и иногда экстремальные места оказываются не совсем тем, чем могли быть.
Если мечтаешь путешествовать и все, тебя ждет разочарование: не так прикольно долго этим заниматься. Рано или поздно мир схлопнется в своем однообразии, и тебя перестанет радовать все новое. Некоторые путешественники в этот момент переходят к тусовкам, алкоголю и галлюциногенам.
Я всегда воспринимал путешествия как инструмент, хочу рассказывать о разнообразии мира, так, возможно, интереснее понять, осознать свое место в нем — через истории о жизни и традициях в других странах. Чему мы можем научиться из этих историй? А друг к другу как мы должны относиться?
Если для того чтобы хотя бы приблизиться к ответам на эти вопросы, мне нужно путешествовать всю жизнь до старости, то я в деле.
