Механизатор выводит комбайн в поле после обстрела и говорит: «Нас это огорчает, но не останавливает». «Мы делаем скидки многодетным и бесплатно шьем для сирот», — рассказывает хозяйка с трудом выжившего предприятия. «Выпили чая и начали работать», — вспоминают сотрудники разрушенного аэропорта.
В республике, где четыре года идет война, сажают розы, подметают улицы после обстрелов, не опаздывают на работу, ходят в театр. На войне нашлось место для жизни и надежды.
— Приезжаешь после показа одежды в России домой, смотришь на это все, как на кино. Автобус перевернут, люди погибли. Другая реальность. Неужели все это происходит с нами? — Лариса, владелица компании «Спецодежда и униформа» в Донецке, снимает мерки со школьника. — Ничего, мы все переживем. Гордые, закаленные люди.
В штате ателье пятьдесят человек, но сейчас тут только треть коллектива. Ушли те, кто больше не смог приезжать на работу — остались за линией разграничения.
«Когда бомбежки были, стекла дребезжали во всех окнах, сотрудники все равно были на местах: «Мы лучше тут, чем дома одни будем бояться». Даже из отдаленных районов приезжали, — рассказывает Лариса. — Рабочий день у нас с девяти, но в восемь уже все здесь — люди такие».
Ателье работает больше 20 лет, во время активных боевых действий не закрывалось ни на один день. Шьют спецодежду, школьную форму. Недавно в одном из торговых центров открыли свой отдел: «Много брендовых магазинов закрылось, мы решили попробовать себя в этой нише. Стали шить одежду для дома и работы. Осенью прошлого года делали показ в Ростове-на-Дону».
Чтобы не закрывать предприятие, когда возникли проблемы с поставками материала, сотрудники ездили через границу и на руках переносили свертки ткани. Однажды пришлось везти пуговицы в карманах.
«Мы живем как в параллельной реальности. С утра просыпаешься и думаешь: «Не может быть такого». Как могут бомбить людей? У нас же в 2012 году прошел чемпионат Европы по футболу, иностранцев столько было, все видели, кто здесь живет. Разве они увидели здесь террористов? Или все-таки простых людей?»
Рабочий день закончился, но родители с детьми продолжают заходить.
В этом году в ДНР в первый класс пойдут 14 тысяч школьников. Лариса говорит, что в республике продолжается беби-бум. Есть семья — клиенты ателье, — в которой 17 детей.
«Всем нужна радость. Мы не можем просто сидеть и смотреть на баррикады, — считает Лариса. — Поэтому каждый делает, что может. Мы одеваем людей».
Поселок, чье название вызывает теперь у местных только иронию, почти пустой. Здания без крыш, стены, мусор, посеченные осколками ворота. В одном из домов разрушена стена, выходящая на проезжую часть улицы, из дыры торчит когда-то белый диван.
— Первого декабря в час ночи у нас снесло крышу, — Галина показывает на свой дом. — Вот сюда попало, а отсюда вылетело. Посмотрели мы на это — через дыру снежок пробивается, меленький такой, — и сели чай пить.
Вся семья Галины — сотрудники Донецкого аэропорта, который не первый год в руинах. В Веселом аэропортовских было много, идти недалеко: через посадку — и на работе.
«Как обычно, утром мы вышли на работу, а в аэропорту ни души, представляете? Пассажиров регистрировали прямо на улице, без паники обошлись. Думали, завтра вернемся, но было уже некуда. Все эти годы мы стараемся себя занять, если не работать — сойдешь с ума. Дом восстанавливаем, в огороде возимся, розы выращиваем между обстрелами», — женщина придерживает таксу Изу.
Собаку бросила в аэропорту пара, эмигрировавшая в Израиль, у щенка не оказалось нужных прививок. Так и оставили животное местному ветеринару. Изу забрала дочь Галины Наташа.
«Страшно нам тут, конечно, а куда ехать? Снимать жилье в другом месте не на что. Так и живем в Веселом. Было так, что всей семьей в ванной жили — весь 2015-й и часть 2016 года. Еду на мангале готовили два года, стирали на руках», — вспоминает Галина.
В посадке, где раньше была тропинка до аэропорта, осколками побиты все деревья. От соседних домов не осталось даже стен. «Соседка приходит и каждый раз плачет. А у другой соседки стены остались, но больше ничего. Недавно четыре дня подряд мусор выносила, огородом занималась. Говорит: «Должна я хоть что-то здесь сделать».
Антонина, бабушка Наташи, застала еще Великую Отечественную. «Что тут скажешь, никто не думал, что еще раз буду жить во время войны. Такие «дуры» к нам прилетают, вот одна до сих пор у огорода лежит. Если по нам со стороны Авдеевки стреляют, то пока до тридцати считаешь, можно успеть спрятаться. Мы тут уже специалисты».
Когда началась война, мужчины в Веселом собирали «сувениры» — осколки снарядов.
«Целый арсенал в ящике лежал. Мужики, как марками, менялись — у кого что лишнее есть. А как только по нам бомбануло, муж все выбросил», — Галина занимается «закупоркой», овощные консервы кормят семью всю зиму.
«Вы в центре Донецка были? Красота! Магазины, аптеки, кафе, больницы, транспорт — все работает. Но в то же время каждый второй что-то или кого-то потерял на этой войне», — женщина пробирается между кустами малины на соседний участок. Здесь только руины. Галина кормит оставшихся без хозяев животных. «Тут ополченцы мимо шли, а я их и спросила: «Мальчики, а война еще не закончилась?» — «Вы смеетесь?» — «Тут непонятно, кто над кем смеется».
Земля под ногами сухая настолько, что от каждого шага поднимается пыль. Жара держится давно. С апреля не было полноценного дождя. Но чувствуется, как рядом дышит и греется под солнцем мелкий Таганрогский залив.
Хозяйство «Заря-Агро» уже собрало урожай пшеницы, впереди — подсолнечник и кукуруза. Часть обрабатываемых земель находится в «серой» зоне.
В прошлом году на снаряде подорвался комбайн, в этом году — трактор.
«Механизатор наткнулся на комбайне на 152-миллиметровый снаряд. С первого раза не понял, за что зацепился, сдал назад, посмотрел — машет: «Смотри, что это?» И это уже второй раз. Мы теперь его Сапером зовем», — Николай, начальник производственного участка, показывает частично разобранную машину. Лестницу, ведущую в кабину, при взрыве отбросило так, что ее не нашли.
Из-за войны хозяйство не обрабатывает три тысячи гектаров. Из «серой» зоны удалось вывести почти 700 гектаров. Когда земля простаивает, она зарастает кустами и деревьями.
«Сейчас тенденция какая — жара спадает, и они вспоминают, что пора воевать. Что ж, стрелять по холодку приятнее. Понимаем, — говорит Ольга, агроном «Заря-Агро». — В поле страшно, едешь и не знаешь, что ждет тебя. Сейчас звонил механизатор, который разрабатывает кусок «серой» зоны: «Их тут еще стикь, этих воронок!» Но мы же привыкли. Раньше при обстрелах все разъезжались по домам. А сейчас работаем — на наше поле не ложится, и хорошо».
В «серой» зоне тракторы ездят по бурьяну высотой в человеческий рост. В зарослях попадаются воронки, по словам Николая, очень глубокие.
«Раньше мы говорили — зона рискованного земледелия, ведь что-то могло не вырасти. А теперь мы зависим от всего: от природы, от военных действий, от поставок семян и удобрений. У нас теперь не рискованное, а экстремальное земледелие», — смеется Николай.
В кабине комбайна работает кондиционер и играет радио, начальник участка говорит, что сначала на новых тракторах механизаторы работать не хотели — слишком сложными показались машины.
«Обстрел начался, а тут звукоизоляция хорошая, почти не слышно. Пытаемся дозвониться до механизатора, трубку не берет. Вокруг свистит все. Не знали, что и делать. Наконец трубку взял, говорит, что еще один клин обработает и вернется», — Николай показывает рукой в сторону от поля. — Вон там Саханка, люди у нас оттуда, больше половины населения уехало, а остальные ничего — работают. А кто еще, кроме нас, хлеб на «минном поле» соберет? Нас все это огорчает, конечно, но не останавливает».
«Эта война — война контрастов, — вмешивается Ольга. — В пятницу в девять вечера я выехала из села: ни одного фонаря, пули летают, а в Безыменном рядом — кафе работает, люди отдыхают, вывески на магазинах светятся. Как на другой планете, хотя между нами семь километров».
«У нас один механизатор наклейки на комбайн привез, — продолжает она. — Ироничные такие, про зайцев, волков и нашу жизнь. Но, в общем, мы работаем, чтобы у тех, от кого война далеко, на столе был хлеб».
