Равноапостольные Кирилл и Мефодий, учители Словенские
Родные браться, будущие просветители славян родились в Македонии, в Фессалониках. Их отец, помощник местного стратега (генерал-губернатора), был не то грек, не то славянин: город был двуязычный, помимо греков в нем и вокруг него жили драгувиты, сагудиты, ваюниты, смоляне, говорившие на славянском солунском диалекте.
Старший брат, оставшийся в истории под своим монашеским именем Мефодий, поначалу пошел по стопам отца — сделал блестящую карьеру, став стратегом провинции Славинии. Но через десять лет бросил все и ушел в монастырь на гору Олимп в Вифании, которую в те времена ее звали Горой монахов — там было 50 обителей.
А тем временем младший брат, Константин (так его звали до принятия схимы), получил блестящее образование — знал несколько языков, изучал геометрию, арифметику, астрономию, риторику и философию, — а когда, отказавшись от выгодной женитьбы, принял сан священника, был назначен хранителем патриаршей библиотеки при храме Святой Софии, однако, как истинный философ, предпочел столице монастырь у Черного моря.
Его чуть не силой вернули в столицу: будущему патриарху Фотию, не знавшему ни одного иностранного языка, в его борьбе с иконоборцами и мусульманами нужен был соратник-переводчик. Константин же был, как говорится, филологом от Бога — он прекрасно обучался языкам и любил это занятие: кроме родного греческого, знал славянский, еврейский, латынь, во время поездки с миссией в халифат познакомился с арабским, знал даже сирийский (что в то время было редкостью).
В миссионерских путешествиях вокруг Константина собралась группа учеников, вместе с которыми он в 856 году пришел в монастырь, настоятелем которого был его старший брат Мефодий, и занялся составлением славянской азбуки — глаголицы, искусственного алфавита, с использованием начертаний восточных алфавитов. Кириллица же, возникшая в Болгарии в результате длительного использования греческого алфавита еще до принятия страной христианства, объединив греческий алфавит с филологическими и лингвистическими принципами, положенными в основу глаголицы, на рубеже IX-X веков стала общеславянским алфавитом. Окончательно структурировал его, скорее всего, ученик Константина и Мефодия Климент Охридский, но основную работу по вычленению звуков славянского языка проделали, конечно, они.
А пока братья-миссионеры молились и занимались переводами, политика все сильнее затягивала церковь в свою воронку. Патриарх Фотий был личностью сильной, но неоднозначной, чем-то похожей на нашего патриарха Никона. Он так горячо отстаивал каноническую чистоту православия, что то и дело жестоко ссорился римскими епископами. Папа Иоанн VIII даже предал его анафеме. Мало того, патриарх своей непримиримостью то и дело нарушал планы светских правителей, которые то лишали его кафедры, то возвращали на нее.
Глядя на всю эту политическую чехарду, князья недавно обращенных в христианство земель, не разбираясь в канонических различиях и руководствуясь исключительно собственными политическими интересами, просили прислать им епископов то из Рима, то из Константинополя. Именно так вел себя болгарский князь Борис, принявший вместе со своими подданными крещение от константинопольских священников, а потом перешедший под юрисдикцию Рима.
А вот моравский князь Ростислав попросил прислать ему славянских проповедников из Константинополя.
К 863 году, когда братья, по просьбе князя Ростислава, были отправлены миссионерами в Моравию, они уже успели перевести на славянский язык основные богослужебные тексты. Гениальность Константина-Кирилла как филолога была в том, что он создал универсальную алфавитную систему, которая учитывала особенности любого славянского языка и даже некоторых соседних. И когда в дальнейшем где-либо использовались различные региональные варианты кириллического алфавита, их создатели могли пользоваться алфавитом святого Кирилла практически ничего не меняя. Это предопределило успех их с братом миссии.
Мало того, благодаря ей славяне обрели не только свое богослужение, но и свой литературный язык, который на Руси, например, просуществовал до начала XVIII века. А перевод на славянский язык Евангелия стал явлением настолько глобальным и значимым, что масштаб его и сейчас, наверное, еще невозможно до конца осознать. Авторы житий святых братьев и их ученики характеризовали это событие словами Библии: "И отверзлись по пророческому слову уши глухих, чтобы слышать слова Писания, и ясен стал язык гугнивых". Святые Кирилл и Мефодий по праву именуются равноапостолными — они как продолжатели дела апостола Павла несли христианство не каком-то отдельному народу, а всем славянам вообще.
Как реагировали на их миссионерский успех в Крнстантинополе, исторических свидетельств не сохранилось. Молчат об этом и жития. А вот с Римом все оказалось непросто. Миссия святых братьев разворачивалась на тех землях, где до этого действовали немецкие миссионеры из соседнего Восточно-Франкского королевства, придерживавшегося принятого в Риме правила, предписывавшего вести богослужение только на трех языках — греческом, латинском и еврейском. А тут еще Людовик II Немецкий возобновил войну с Моравией. Пришлось братьям-миссионерам сворачивать свою миссию. С собой они взяли нескольких учеников-мораван, чтобы их посвятили в священнический сан и они могли бы продолжить начатое дело.
Патриарх Фотий к тому времени был низложен, и миссионеры направились не в Константинополь, а в Рим, куда их призывал сам папа.
Рим торжественно встретил братьев и принесенную ими святыню — часть мощей папы Климента (их они обнаружили еще во время своей хазарской экспедиции в Крыму, близ Херсонеса). Адриан II одобрил не только славянский перевод Священного Писания, но и славянское богослужение, освятив принесенные братьями славянские книги и разрешив славянам совершить службы в ряде римских церквей и посвятить Мефодия и трех его учеников в священники. Также благосклонно отнеслись к братьям и их делу и влиятельные римские прелаты.
И все-таки год, проведенный в Риме, стал для них слишком тяжелым испытанием: они видели, как унижались византийские послы, как позорилось имя патриарха Фотия, страдали от необходимости общаться с развращенным римским истеблишментом.
Слабый здоровьем Константин заболел, принял схиму с именем Кирилл и в 869 году, будучи всего 42-х лет от роду, скончался, взяв перед смертью с брата обещание продолжить моравскую миссию.
Как это нередко бывает в истории, миссия стала картой в сложной политической игре. На раннем этапе для Рима было выгодно поддержать ее и даже создать отдельную архиепископию (формально, возродив старую, с центром в городе Сирмий, севернее современного Белграда). По договоренности между папским престолом и моравскими князьями в августе 869 года на эту кафедру был поставлен Мефодий.
Папа Адриан II разрешил ему совершать богослужения на славянском языке, с условием, что Евангелие и Апостол будут сначала читать по-латыни, а потом — по-славянски. Но вскоре князь Ростислав попал в плен к франкам, а в Моравии снова стали командовать баварские епископы. Мефодия обвинили в нарушении иерархических прав на Моравию и приговорили к тюремному заключению. Три года он пробыл в заточении, пока в 873 году новый папа Иоанн VIII не заставил баварский епископат его освободить и возвратить в Моравию, которую к тому времени уже отбил у врагов князь Святополк.
Наступил самый спокойный период в жизни Мефодия. Он продолжал заниматься устройством Моравской славянской церкви, которая росла вместе с политическими успехами Святополка: Мефодий даже крестил чешского князя Боривоя (Бориса) и его жену Людмилу и одного из польских князей.
Но немецкое духовенство неохотно подчинялось Мефодию, обвиняя его в отступлении от "римского правоверия", в неуважении к князю. Местная знать тоже недолюбливала архиепископа, вечно обличавшего их распущенность. Святополк даже жаловался на него в Рим.
Но папа Иоанн VIII подтвердил правоверие Мефодия и данное ему разрешение совершать славянское богослужение. Вот только причина его благосклонности была, к сожалению, не духовной, а политической: папа не хотел ссориться с Константинополем, где на патриаршем престоле был восстановлен Фотий, теперь уже признанный и Римом, который нуждался в помощи Византии против арабов и немецких Каролингов.
Политика же продиктовала папе разрешение вельможам совершать, по их желанию, латинское богослужение, и посвятить в епископа в помощь Мефодию главного противника его дела немца Вихинга. Пришлось Мефодию искать союзников в Византии.
В 881 году он отправился в Константинополь, получил там поддержку императора Василия I и патриарха Фотия и, возвратившись в Моравию, занялся переводом на славянский язык полного текста канонических книг Священного Писания (кроме Маккавейских книг), Номоканона патриарха Иоанна Схоластика (VI в.) и Патерика.
Впрочем, натянутость отношений с князем не исчезла. Не прекратились и столкновения с Вихингом — незадолго до смерти Мефодий даже отлучил его от церкви, и тот отправился жаловаться на него в Рим.
6 апреля 885 года 60-летний Мефодий скончался, благословив своего ученика Горазда продолжить дело его жизни. Но папа Стефан V, пообщавшись с Вихингом, рекомендовал князю оставить епископом его и потребовал, чтобы назначенный Мефодием Горазд явился в Рим.
С прибытием в Моравию Вихинга и папских легатов при попустительстве Святополка началось преследование учеников Кирилла и Мефодия и уничтожение их славянской церкви. До 200 ее клириков, рукоположенных Мефодием, были изгнаны из страны или проданы в рабство в Венецию. И моравский народ не встал на их защиту.
Так погибло дело Кирилла и Мефодия — не только в Моравии, но и вообще у западных славян, примкнувших к германо-романскому миру: папа окончательно запретил богослужение на славянском языке на своих канонических территориях.
Зато брошенные ими семена обильно проросли у южных славян — у хорватов, сербов, болгар, а через них и у русских, соединивших свои судьбы с православной Византией. Вот только создать единый славянский мир так никому и не удалось. Но мечта об этом у славян осталась. Потому, начиная с XI века, чтят они память святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, причем, как православные, так и католики.
