На Каннском фестивале прошла мировая премьера фильма Кирилла Серебренникова "Лето", который участвует в основном конкурсе смотра и борьбе за Пальмовую ветвь. Фильм рассказывает о советской рок-сцене начала восьмидесятых и начинающем музыканте Викторе Цое. Показ прошел под общие аплодисменты, но без режиссера, который находится под домашним арестом по делу "Седьмой студии". Корейский актер Тео Ю рассказал корреспонденту РИА Новости Тамаре Ходовой о том, как он вживался в роль легендарного рок-музыканта, и о работе с Кириллом Серебренниковым.
— Безусловно, вы знаете о том, что случилось с Серебренниковым в России. На премьере в Канне съемочная группа на красной дорожке держала большой плакат с его именем. С вашей стороны решение поддержать режиссера было спонтанным или вы давно хотели выразить свою солидарность?
— Думаю, это было решение всех артистов фильма на красной дорожке. Я видел, что у всех есть небольшой значок с его фотографией, так что мне тоже хотелось такой. Для меня это был хороший способ продемонстрировать свою поддержку.
— Как вы относитесь к тому, что Серебренникова арестовали? Вы верите в его невиновность?
— Я не могу ответить на этот вопрос с политической точки зрения. Просто точно знаю, что скучаю по Кириллу и хочу увидеть его снова. Именно благодаря ему я оказался здесь, потому что он поверил в мой талант. Все думали, что он сошел с ума, когда выбрал меня на главную роль. Я просто хочу, чтобы все закончилось хорошо, чтобы все разрешилось мирно.
— Вы играете роль настоящей российской рок-легенды. Вы говорили на презентации фильма, что и до работы в "Лете" знали о группе "Кино". Но играть Цоя было бы испытанием и для российского актера, а каково было вам, человеку совершенно другой культуры, вживаться в его роль? Вы долго готовились к съемкам?
— У меня было всего три недели, чтобы подготовиться. Я знал, что на мне лежит большая ответственность. Было очень тяжело, потому что про Цоя столько всего написано. Мне приходилось читать, искать видеоинтервью с ним, переводить тексты его песен, чтобы максимально понять его.
Мне помогало то, что у наших стран в принципе похожий культурный контекст, так что у меня был определенный эмоциональный фундамент, от которого я мог отталкиваться, когда начал анализировать молодого Виктора Цоя. Не Виктора Цоя — мужественную рок-звезду, символа свободы. Не этого парня, а того, которого еще никто не знал. И в этом смысле у нас был карт-бланш немного пофантазировать на эту тему.
На самом деле единственные люди, одобрение которых мне было нужно, — это Кирилл и Наташа Науменко, так как сценарий основан на ее мемуарах. Это ее история.
— В фильме очень важную роль играет атмосфера начала восьмидесятых в Советском Союзе, которая была уникальна и очень специфична. Можно сказать, что для вас это своего рода экзотика. Как вам удалось ее прочувствовать?
— Когда я анализирую подобных героев и время, в которое они жили, для меня важно существование каких-то основных человеческих эмоций и чувств, которые разделяют все. Например, когда тебе что-то запрещают из-за твоего цвета кожи или пола, или политических убеждений, тебе только больше хочется сделать это. Любая форма угнетения, какой бы она ни была, не может подавить творчество и жажду выразить себя. И я чувствую, что, конечно, это было до перестройки, в то время, которое мы не можем сами прочувствовать и понять до конца, но можем понять эмоции, стоящие за всем этим. И так как я доверял этим эмоциям, мне кажется, у меня хорошо получилось понять, откуда были все эти люди и что они хотели сделать. Они были молодыми людьми, которые хотели заниматься музыкой, — все просто.
— Но люди в то время все-таки и говорили, и думали по-другому, вели себя иначе. Даже, например, целомудренный роман Натальи Науменко и Цоя, когда они только один раз поцеловались, редко встретишь в современном кино.
— Мне было совсем несложно. Думаю, здесь просто надо было доверять инстинктам и чувственности всей ситуации. Тебе нужно прочувствовать не только культуру, но каждого отдельного человека. Например, если вы смотрите фильм из другой страны — например, "Короля льва", — вы понимаете, что это история про отцов и детей и о взрослении, хотя это совсем другая культура.
— Вы говорили, что консультировались с Серебренниковым и Натальей Науменко. Как они конкретно вам помогали с ролью и как они работали с вами на съемках?
— Кирилл старался воссоздать атмосферу из своих детских воспоминаний о том времени. Во время репетиций мы воссоздавали квартирники, которые были популярны в то время, с русской едой и песнями. Так что на съемках у нас была очень органичная и "сырая" атмосфера. Мы снимали летом в Санкт-Петербурге, и обстановка этого города мне тоже помогла.
С Натальей я не то чтобы консультировался. У нас был небольшой разговор во время съемок — это был единственный раз, когда я встретился с ней. И когда мы прощались, мы обнялись, и она прошептала что-то на русском. Мне потом перевели: "Я помню это чувство".
Позже она увидела материал со съемок и сказала, что "не важно то, что он не такой же высокий, как Виктор, и выглядит не совсем так, как он, но я вижу, что у него душа Виктора". Это все, что мне было нужно. До этого я очень беспокоился о том, что все думают обо мне, но после ее слов стало абсолютно все равно, потому что этого было достаточно.
— В России очень любят обсуждать фильмы с точки зрения правдоподобности и соответствия той эпохе, о которой они рассказывают. Когда только появился трейлер "Лета", многие начали говорить, что в то время ничего подобного не было. Волнительно представлять картину требовательной российской публике?
— Я совсем не волнуюсь. Нервничал по поводу того, чтобы быть правдоподобным, но стоит помнить, что это фильм, это не реальность. Даже документальные ленты не соответствуют действительности. А художественная картина — это всегда творение режиссера, его точка зрения. Я всего лишь актер — его инструмент, так я себя чувствую. Для меня самым важным было — быть точным в исполнении того, что хочет от меня режиссер и как он это чувствует.
Конечно, есть реальный Виктор Цой, его взгляд, всегда поднятый подбородок. Но население России — более 140 миллионов человек, у каждого свое мнение о том, каким он должен быть, это очень личное. Так что я не могу понравиться всем. В какой-то момент нам приходилось показывать именно нашу интерпретацию и лишь мельком — того героя, которого все знают.
— Хотели бы вы показать этот фильм в Корее?
— О да, конечно, я очень хочу это сделать. На самом деле в Корее все очень интересуются этим фильмом и хотят посмотреть его.
— Вы интересуетесь российским кинематографом? Может, есть российские режиссеры, с которыми вы хотели бы поработать?
— Да, конечно. Но дело в том, что я работал только с Кириллом, и это его уникальный стиль, поэтому я не могу судить о всех российских режиссерах. Каждый фильм индивидуален. Мой самый любимый российский режиссер — это Кирилл, и я бы очень хотел с ним еще раз поработать.
Но в целом российское кино находится в весьма интересной точке: оно постепенно изменяется и быстро развивается с точки зрения не только художественной, но и качества производства. Мне очень интересно увидеть, что будет дальше.
