День дипломатического работника отметят в России 10 февраля. О будущем отношений Москвы и Парижа после избрания нового французского президента, а также о том, какую именно угрозу для России несет НАТО и как российские власти ответят на развертывание сил альянса у российских границ, рассказал в интервью РИА Новости замминистра иностранных дел РФ Алексей Мешков. Беседовали специальный корреспондент Мария Киселева и заместитель руководителя редакции международной информации Кристина Луна-Родригес.
— В 2017 году мир ждут большие перемены: Дональд Трамп уже активно подписывает указы, Франции и Германии еще предстоит выбрать нового лидера. С какими ожиданиями российская дипломатия встретила новый год?
— В середине февраля в Мюнхене пройдет конференция по безопасности. Традиционно эта встреча является поводом для двусторонних контактов с нашими партнерами. Уже объявлен список лиц, подтвердивших свое участие. В их числе генсек НАТО Йенс Столтенберг, глава дипломатии ЕС Федерика Могерини, министр иностранных дел Турции Мевлют Чавушоглу. Прорабатываются ли с ними двусторонние встречи?
— В этот раз февральская дипломатическая неделя будет продолжительнее, так как встык к Мюнхенской конференции будет проходить заседание министров иностранных дел стран Группы двадцати в Бонне. Естественно, у нас уже есть достаточно длинный список запросов на двусторонние встречи с Сергеем Викторовичем Лавровым как в Бонне, так и в Мюнхене.
— А с генсеком НАТО будет встреча?
— Я ее не исключаю. Такая встреча в рамках Мюнхенской конференции традиционно проводится.
— А с главой МИД Турции?
— С турецкими партнерами мы находимся в постоянном контакте, поэтому все будет зависеть от того, какие вопросы министры захотят обсудить будь то в Бонне или Мюнхене. У нас нет никаких табу на встречи с партнерами, вопрос, скорее, в наличии времени.
— Насколько мы понимаем, у вас на следующей неделе состоится встреча с вашим турецким коллегой, замглавы МИД Турции Умитом Ярдымом…
— Да, это наш старый знакомый — бывший посол Турции в Москве. Он приедет для обсуждения перспективных проектов и программы двусторонних российско-турецких контактов на предстоящий год.
— Нет ли в планах в ближайшее время интенсифицировать сотрудничество по международным делам с нашими турецкими партнерами?
— А у нас остаются с Турцией разногласия по вопросу борьбы с терроризмом?
— Этот вопрос не о разногласиях, а о практическом сотрудничестве. С этой точки зрения Турция могла бы делать больше в борьбе с терроризмом и в отношении тех конкретных террористов, которые могут создавать угрозу российским гражданам.
— На прошлой неделе в Литву прибыли первые группы немецких военнослужащих в рамках решения прошлогоднего саммита НАТО. Развертывание сил альянса в этой прибалтийской стране произошло спустя лишь пару недель после инаугурации Дональда Трампа, который критически отзывался о действиях этой организации. Есть ли у нас ожидания, что с приходом нового лидера США — крупнейшего спонсора альянса — политика НАТО изменится в сторону снижения конфронтации?
— Сейчас рано говорить о том, какой именно курс в отношении альянса будет выработан новой американской администрацией. То, что происходит сегодня, — это, совершенно очевидно, последыши предыдущей линии американской администрации и их союзников. Эта линия отнюдь не спонтанна и не является реакцией Запада на события вокруг Украины. Она начала выстраиваться еще в 2011-2013 годах, до событий на Майдане было еще далеко. Тогда решался вопрос о том, чем заниматься альянсу после свертывания операции в Афганистане. Так и родилась идея укреплять восточные рубежи блока.
— То есть подобное развертывание сил НАТО у российских границ представляет для нас серьезную угрозу?
— Это развертывание, естественно, является для нас угрозой. Это первое. Второе — кто сказал, что на этом оно закончится? У нас таких данных нет. Третье — создается база, которая позволяла бы потом быстро наращивать присутствие натовских сил у наших границ. Четвертое — так называемая ротация обеспечивает подготовку и обучение на местности не отдельных солдат и офицеров, а уже тысяч военнослужащих, которых в перспективе можно задействовать.
— Мы ожидаем, что НАТО еще более усилит присутствие у наших границ?
— Мы ничего не ожидаем. Мы действуем согласно обстановке. Но совершенно очевидно, что шаги НАТО резко повышают опасность возможных инцидентов. Поэтому мы эту тему регулярно ставим в рамках заседаний Совета Россия-НАТО. И вообще считаем, что серьезный разговор о европейской безопасности с НАТО возможен только тогда, когда альянс вернется к той ситуации, которая существовала до нынешнего наращивания им военных приготовлений на востоке Европы.
Звучит много рассуждений, что у России и наших западных партнеров разные ценности. В определенной степени это правда. Вы знаете принцип, которого в России всегда придерживались, — это купеческое слово. Если купец его дал, то обязательно выполнит. Но к сожалению, наши западные партнеры свои слова не держат. Те, кто сегодня пытаются нам рассказывать сказки, зачастую не понимают, что в здании МИД работают люди, на глазах которых и проходили, скажем, переговоры об объединении Германии, когда советское руководство убеждали, что давайте не будем будущую Германию делать нейтральным государством и мы вам обещаем, что расширения натовской машины на восток не произойдет. Но соглашений письменных нет. Вот здесь-то и проходит различие: мы свое слово держим вне зависимости от того, оформлено это слово на бумаге или нет, а наши западные партнеры часто слова не держат и боятся давать письменные обязательства. Несколько лет назад, еще до всех кризисов, Россия предложила разработать договор о европейской безопасности, на что наши партнеры сказали, что юридических, то есть письменных, гарантий они давать не будут.
— Если НАТО увеличит свое присутствие у российских границ, мы подготовим соответствующий ответ?
— Возможно ли в нынешних условиях возобновление полноценного сотрудничества с НАТО?
— То, что Россия готова к диалогу не только с НАТО, но и с другими структурами, будь то Евросоюз или какие-то региональные группы, — это факт. Мы готовы работать со всеми, но рассчитываем, что и наши партнеры будут учитывать наши интересы, предпринимая те или иные шаги. Они должны помнить, что на каждое их действие последует либо позитивный ответ, либо отрицательный. Это закон жизни.
— Вокруг предстоящих выборов президента во Франции развернулась настоящая война компроматов. Россия следит за ситуацией вокруг французской предвыборной кампании?
— Я бы лукавил, если бы сказал, что не следим. Конечно, следим. Естественно, любая дипломатическая служба отслеживает процессы, которые происходят в мире.
— Связываем ли мы с новым лидером Франции (кто бы им ни был, уже очевидно, что это будет не Олланд) надежды, что ситуация в Донбассе может как-то сдвинуться с мертвой точки, появятся новые инициативы?
— Надежды должны связывать граждане тех стран, которые будут голосовать за того или иного лидера. Мы рассчитываем на то, что российско-французские отношения будут развиваться позитивно и поступательно. Кстати, если брать экономическую сторону дела, то как раз в 2016 году у нас вернулась позитивная динамика в товарообороте, который вырос в общей сложности приблизительно на 19% по сравнению с позапрошлым годом. Это хороший результат на фоне динамики товарооборота с другими странами. Более того, рост во многом обеспечен за счет увеличения французского экспорта в нашу страну.
— Еще в конце прошлого года казалось, что перспектива снятия санкций с России не так уже далека. Сейчас же, судя по заявлениям европейских лидеров, об этом не может быть и речи. Понятно, что санкции против оборонного сектора РФ на годы. Но ожидаем ли мы в будущем году какие-то санкционные ослабления со стороны Запада в других сферах, например снятия некоторых ограничений с российских парламентариев?
— Не мы вводили санкции и не нам заниматься вопросами их ослабления. Но если и произошел ментальный перелом в умах большинства политического и экономического бомонда Европы в прошлом году, так это по вопросу санкций. Европейцы видят, что они были чужими на том санкционном пиру, который устроила администрация Обамы. Европа из-за санкций потеряла миллиарды евро, несколько сотен тысяч рабочих мест. Поэтому единственное, что сейчас эти санкции удерживает, — это тезис о необходимости сохранения европейской солидарности. Странное, конечно, прочтение солидарности через негатив, а не через позитив. Но в любом случае в наших двусторонних контактах с европейцами мы постоянно слышим понимание ущербности санкций. Они видят, что эти санкции если в чем-то и простимулировали, так только в том, что необходимо больше опираться на собственные силы, а не на закупки технологий за рубежом.
— Ранее стало известно, что Россия передаст Сербии шесть истребителей МИГ-29 и десятки единиц бронетехники. На Западе, в частности в НАТО, опасаются, что это нарушит баланс сил на Балканах. Имеют ли эти опасения под собой основания?
— Насколько ОБСЕ в настоящее время эффективно или неэффективно решает стоящие перед организацией задачи?
— Эффективность любой организации зависит от желания и возможностей обеспечивать эту эффективность самими государствами-членами. Когда мы говорим об ОБСЕ, нужно прежде всего иметь в виду это. Болезнь ОБСЕ заключается в том, что она не является полноценной организацией. У ОБСЕ нет устава, нет ясных, прозрачных правил, как должна себя вести организация, и целый ряд государств предпочитает сохранять эту "гибкость" в расчете на то, что они смогут ее использовать в своих интересах в тех или иных ситуациях.
Тем не менее организация сегодня все же вносит свой вклад в обеспечение европейской безопасности. Я уверен, что без действий специальной мониторинговой миссии ОБСЕ на Украине ситуация в Донбассе была бы значительно хуже, потому что ее работа является в определенной степени сдерживающим фактором для украинских властей, хотя и не всегда. Нынешнее обострение ситуации на Украине тому свидетельство. Ведь даже то, что наблюдатели ОБСЕ видели и констатировали нарушения перемирия со стороны украинских войск, Киев не остановило.
— Как вы оцениваете взаимодействие с Советом Европы с учетом прошедшего 20-летнего юбилея присоединения России к организации? Не отразилось ли на них мнение Конституционного суда РФ на решение ЕСПЧ по делу ЮКОСа?
— Не отразилось, так как любое государство-член Совета Европы обладает своим законодательством, своими правилами. Странно иногда слышать, что по вопросам, связанным с Европейской конвенцией по правам человека, высказываются представители Евросоюза, хотя, как вы знаете, на протяжении последних лет мы не можем "втянуть" Евросоюз в конвенцию. Мы однозначно внимательно следим за работой конвенции, за работой Европейского суда по правам человека.
— На этой неделе появилась информация о том, что российские представители могут принять участие в заседании посткома ПАСЕ в Мадриде в марте. Можно ли говорить о некотором изменении политики ПАСЕ в отношении России?
ПАСЕ не является какой-то монолитной антироссийской структурой. Среди членов Ассамблеи много достаточно разумных и позитивно настроенных парламентариев, которые прекрасно понимают, что от неучастия российской делегации в работе ПАСЕ, наверное, больше страдает сама ПАСЕ, чье значение, как общеевропейского парламентского форума, утрачивается. В рамках ПАСЕ есть силы, настроенные на сотрудничество с нашими парламентариями, и такой подход можно только приветствовать. Другое дело, что российская делегация возобновит работу в ПАСЕ только при условии полного восстановления ее прав в Ассамблее.
