Позже на активную роль в февральском восстании претендовали многие партии, хотя на самом деле хроника тех дней хаотична, а у главных персонажей нет имен. Историю творил аноним. В отличие от Октября, где легко обнаружить организаторов переворота, Февраль состоялся сам собой. Не политики управляли ситуацией, а ситуация на аркане тащила их за собой.
Волны манифестантов накатывались на Петроград одна за другой весь месяц, пока 27 февраля (по старому стилю) бурный людской поток не затопил столицу империи полностью. Этот день и принято считать началом восстания. Войска по большей части перешли на сторону народа, а немногие воинские подразделения, что оставались верными самодержавию, сделать ничего не смогли. Но это если кратко. В деталях все выглядит намного драматичнее, а ошибки власти очевиднее.
То, что это только начало, столичные власти тоже не поняли. Во всяком случае, на совещании под председательством командующего Петроградским военным округом генерала Хабалова разговор в основном шел о нерешительности казаков при разгоне манифестантов.
Решили, что это вызвано нехваткой нагаек. Поэтому приказали выделить по 50 копеек на казака, чтобы нагайки были у всех. Посчитали, что этой меры достаточно.
Между тем уже на следующий день (то есть 24-го) манифестанты начали штурмовать питерские мосты. Кто-то прорывался на левый берег Невы через Литейный мост. Часть через Троицкий мост вышла на Большой и Каменноостровский проспект, а через Тучков мост рабочие прошли на Васильевский остров. Впрочем, судя по донесениям охранки, в толпе были уже не только забастовщики. К ним присоединились студенты и даже курсистки Высших женских (Бестужевских) курсов. Да и градус протеста накалялся: в этот день начали избивать полицейских. Били пока не до смерти, но уже били.
"Хлеба!", "Долой монархию!", "Долой войну!"
Скоро появились и первые жертвы. Подпоручик Финляндского полка застрелил рабочего на Васильевском острове, а на Знаменской площади убили пристава Крылова. Пристав пытался сорвать красный флаг, однако казак вместо того, чтобы помочь, рубанул его саблей, а демонстранты добили лопатой. После чего разъезд казачьего полка развернулся и обратил в бегство полицейский отряд. Согласно донесению генерала Хабалова царю, в тот день в жандармов уже бросали ручные гранаты. Вечером у часовни Гостиного двора стреляли из револьвера в кавалерийский отряд. В ответ кавалеристы открыли огонь по толпе, и здесь были убитые и раненые.
Председатель Совета министров Николай Голицын принял решение объявить Петроград на осадном положении, однако наклеенные объявления тут же срывали. Между тем в царской Ставке все еще не понимали серьезности положения.
Царь, получив телеграмму от председателя Думы Родзянко, утверждавшую, что "в столице анархия", как вспоминают, отреагировал на нее словами: "Опять этот толстяк пишет мне всякий вздор".
Видимо, государь надеялся на верные власти силы. Действительно, формально в распоряжении властей в Петрограде было до 160 тысяч солдат, вот только оценка их верности оказалась ошибочной.
Вооруженный мятеж первой подняла учебная команда запасного батальона Волынского полка, причем в порядке исключения здесь история сохранила имя — унтер-офицер Тимофей Кирпичников. Не большевик, не эсер, не меньшевик, просто кадровый унтер. Но именно он поднял и повел за собой волынцев. А к ним сразу же присоединились батальоны Литовского и Преображенского полков вместе с 6-м саперным батальоном. Некоторые из офицеров были убиты, но большинство разбежались.
Случаи решительного сопротивления восставшим, разумеется, тоже были. Известно, например, что сводный отряд под командованием генерала (тогда еще полковника) Александра Кутепова пытался прорваться в центр, однако и эти воинские силы в результате растворились в огромной массе людей. Но в основном те, кто должны были обеспечивать порядок, почувствовав свое бессилие, ушли в тень. Министр внутренних дел и морской министр внезапно заболели. А скоро подал в отставку и премьер, поскольку кабинета министров у него уже не было.
Возглавил исполком петроградского Совета лидер меньшевистской фракции в Думе Николай Чхеидзе.
Кому брать упавшую с неба власть и справляться с тяжелейшей ситуацией, сложившейся на улице, решали две растерянные кучки людей в соседних комнатах дворца. В одном кабинете, схватившись за голову, сидела группа думских депутатов во главе с октябристом Родзянко и кадетом Милюковым, в другом кабинете, точно так же схватившись за голову, сидел социалисты. Иногда эти люди пересекались в закоулках Таврического и вместе обсуждали, что делать. Растерянность была обоюдной.
Социалисты, похоже, восприняли эту новость с облегчением. Как пишет один из них — Николай Суханов, участвовавший в тогдашних дискуссиях:
"Я почувствовал, что корабль революции, бросаемый в эти часы шквалом по полному произволу стихий, приобрел остойчивость, закономерность в движениях".
Впрочем, Совет тут же выдвинул Временному комитету Думы свои условия. Так и родилось "двоевластие".
