Максим Соколов, для МИА "Россия сегодня"
Выпускник философского факультета Томского университета Денис Карагодин потратил несколько лет, чтобы установить имена и звания сотрудников НКВД, ведших дело его прадеда, Степана Карагодина, расстрелянного в январе 1938 года по обвинению в сотрудничестве с японской разведкой.
Сами по себе такие изыскания ничуть не предосудительны, и даже похвальны. История ныне интересуется не только сильными мира сего, но и жизнью рядовых людей, и тут всякое свидетельство ценно. Скорее всего, оно потянет не более чем на сноску петитом в каком-нибудь будущем историческом труде, но ведь количество таких сносок говорит об основательности труда в целом.
Все это важное подножие для последующих капитальных трудов, но, конечно, с тем условием, чтобы работы были выполнены не на дилетантском, но на высокопрофессиональном уровне. С надлежащей критикой источников, etc.
И конечно, такие разыскания ценны, когда они всерьез обогащают историческую науку введением в оборот систематических справочников или доселе не рассмотренных архивных данных, или основательным критическим анализом сообщений о некотором якобы имевшем место факте.
В этом смысле ценность разысканий Карагодина для исторической науки невелика. Он установил, что дело его прадеда вели такие-то следователи Томского НКВД, и в этом принимал участие такой-то низовой персонал: шоферы, машинистки. Обогащение наших познаний о прошлом страны здесь если и есть, то минимальное. То, что в тюремной промышленности заняты следователи, конвой, низовой техперсонал, а смертный приговор приводят в исполнение палачи, знает всякий человек. Даже Солженицына для этого читать не надобно. Более того: чтобы провести человека от ареста до казни, в Англии или Франции нужен был точно такой же набор профессий.
А реабилитацией Карагодина-прадеда в 1956 году еще советское государство признало, что обвинения по статье 58-6 были необоснованными. В самом деле: даже если, как утверждают оппоненты изыскателя, Карагодин-прадед в гражданскую войну оказывал помощь японским оккупантам, из этого никак прямо не следует, что в 1937 г. он шпионил в пользу Японии. Факт шпионажа надо доказывать, а этого сделано не было. Но то, что очень многие объявленные японскими, польскими или английскими шпионами в действительности таковыми не были, было признано — причем на официальном уровне — очень давно. И здесь информационный досыл близок к нулю.
Так что если здесь и есть материал для историка, то лишь для совсем маленькой ссылки и совсем мелким петитом.
"Убийцы" и "палачи" идут в его текстах через второе слово на третье, а для того, чтобы окончательно явить читателю свою, как минимум, чрезмерную экзальтацию, Карагодин в своих материалах постоянно пользуется шрифтовыми выделениями: курсивы, жирный шрифт, написание слов или целых фраз прописными буквами.
Не только практикующий психиатр и не только человек, профессионально работавший с письмами трудящихся, но даже и просто опытный пользователь социальных сетей знает, что означает такой шрифтовый крик. Он диктует по меньшей мере удвоенную осторожность к сообщениям такого экзальтированного человека.
Осторожность довольно обоснованная, ибо Карагодин не ограничивается называнием имен чинов НКВД, сгубивших его прадеда, а также выражением своего сугубо отрицательного отношения к сталинскому режиму — и в первом, и во втором случае он в своем полном праве. Но он идет значительно дальше.
"Вторая часть проекта расследования — это привлечение к уголовной ответственности всех лиц, виновных в убийстве Степана Ивановича Карагодина. Абсолютно по всей цепочке: от организаторов этого конкретного убийства — членов Политбюро в Москве (во главе с гражданином Джугашвили Иосифом Виссарионовичем, 1878 года рождения, более известным под псевдонимами "Коба", "Сталин"), до конкретных палачей в городе Томске (…). Цепочка убийц достаточно длинная — более 20 человек: организаторы, руководители, исполнители, соучастники — все. Обвинение — фактическое: группа лиц по предварительному сговору совершила массовое убийство. Сценарии этой юридической процедуры (о привлечении к ответственности) уже разработаны".
Обвинитель от Великобритании утверждал, что заговор был составлен в 1921 году при основании НСДАП, и все германские функционеры, даже и пришедшие к власти существенно позже, суть заговорщики. А главный обвинитель от СССР Роман Руденко уточнял, что "чем сложнее и опаснее задуманное преступление, тем сложнее и тоньше нити, связывающие его участников", а если "банда оказывается в центре государственного аппарата, то связи и взаимоотношения участников осложняются в величайшей мере". Иначе говоря, обыкновенные уголовные критерии (например, "по предварительному сговору") тут не вполне применимы, но заговор, несомненно, существует.
Фактически в Нюрнберге подсудимых приговорили за их собственные деяния, и обвинение в заговоре не особо было нужно, но концепция осталась, что мы и видим в случае Карагодина, намеренного в рамках одного дела изобличить всех заговорщиков — от Сталина до водителя воронка. Можно бы привлечь и машинисток — Карагодин отмечает, что материалы есть и на них, но пока это не главное.
Подход понятен: как говорит Тарелкин в пьесе Сухово-Кобылина, "Всю Россию к ответу призовем!". Например, паровозные бригады, которые водили поезда с заключенными — ведь пеших этапов на Колыму и Воркуту не было, без железнодорожного транспорта не было бы лагерей — тоже состояли в заговоре со Сталиным. И машинисты, и кочегары.
Проблема, правда, в том, что ни Карагодин, ни восхищающаяся им общественность в упор не видят ст. 24 УПК РФ, в которой сказано: "Уголовное дело не может быть возбуждено, а возбужденное уголовное дело подлежит прекращению по следующим основаниям:…4) смерть подозреваемого или обвиняемого, за исключением случаев, когда производство по уголовному делу необходимо для реабилитации умершего".
Аплодировать Карагодину, как это делает один из авторов "Коммерсанта" ("Никому до сих пор не приходило в голову преследовать сталинское государство с Уголовным кодексом в руках, через личное расследование и личный иск по поводу смерти члена семьи"), тоже можно лишь будучи начисто лишенным этого правового мышления.
Причем это именно тот случай, когда мухи от котлет отделяются идеально простым способом. Расследовать и исследовать дела давно минувших дней историческим или же публицистическим способом — да Бога ради, любой благонамеренный человек будет только приветствовать. Вчинять уголовный иск мертвецам — увольте, у нас все-таки не раннее средневековье. И хороша же та прогрессивная общественность, которой такие вещи надо специально разъяснять.
Порой кажется: приди к власти десталинизаторы, и времена Леонида Ильича Брежнева станут казаться недосягаемой эпохой верховенства права.
